Яков Тайц - Родник
— Как такого золотого парня не пустить! Пусть едет. Только ехать надо, я думаю, не сейчас, когда мороз, а весной. Правильно, товарищи?
— Правильно, Егор Николаевич.
Так и решили. И это решение Анна Арсентьевна записала своим мелким, бисерным почерком в толстую книгу «Протоколов заседаний педагогического совета школы имени Пятого года».
Двадцать седьмая глава. Необычный сбор
Теперь осталось досказать немногое.
Через несколько дней все ребята из пятого «Б» после школы собрались у старинных тесовых ворот с вывеской:
МУЗЕЙ ИМЕНИ ПЯТОГО ГОДА
Филиал Музея Революции
Сегодня наконец здесь, в музее, состоится сбор, посвящённый пятому году.
На сбор пришла и Кира Петровна в своём длинном пальто и мерлушковой шапочке, сдвинутой набок. Пришёл и старший пионервожатый Антон.
Сначала все долго ждали на дворе, потому что в музее было много, народу. Стоял мягкий зимний день. Кругом толсто лежал снег. Было тихо, звуки как будто тонули в снегу.
Ребята от нечего делать кидались снежками, барахтались, возились. Всем было весело, все от души смеялись, когда снежок попадал кому-нибудь в спину.
Но вот на крыльцо вышла Таисия Глебовна и спросила:
— Где тут экскурсия из школы имени Пятого года?
— Это мы… здесь… — зашумели мальчики.
— Заходите!
— Почему экскурсия, — спросил Коська, — когда у нас ведь сбор!
— Всё равно. Сбор с экскурсией, понятно? — объяснил ему Толя. — Заходи!
Мальчики один за другим поднимались на ветхое крыльцо, проходили в тесные сени, раздевались и сдавали пальто гардеробщице.
— Я думал, музей — это большое… — разочарованно протянул Лёня Горшков. — Что ж они, не могли под музей побольше дом построить?
— Чудак ты! — отозвался Владик, разматывая колючий шерстяной шарф. — Что ж ты думаешь, зря в этом доме музей сделали! Ведь самый домик — это тоже экспонат.
— Экспонат? — с уважением повторил Лёня и покосился на Владика. — А что это такое — экспонат?
— Ну вот, всё тебе объясняй! Сейчас сам всё узнаешь.
Мальчики прошли в первую комнату, которая важно называлась «зал номер один», и сгрудились в кучу у стены. Они вертели во все стороны головами, разглядывая рисунки и фотографии, и шопотом переговаривались:
— Гляди, а вот Ленин!
— А рядом с ним Сталин сидит.
— Я знаю: это в Горках снимали…
— А это Пресня, какой она была раньше.
— Интересно! Да?
— Тише.
— Да ты сам тише!
Все перешёптывались, дёргая друг друга и озираясь по сторонам. Владик молча стоял в сторонке. Сейчас его панорама могла бы тоже стоять здесь, среди других экспонатов.
Он тяжело вздохнул и оглянулся на Петю. Петя весело разговаривал с Костей. Нет, Петя, видно, не так сильно всё переживает. Видно, у него характер полегче. И Владик снова вздохнул…
Наконец к мальчикам вышел директор музея. Разглаживая седые усы, он сказал:
— Значит, это ребята из школы имени Пятого года? Очень приятно! Сейчас мы с вами пройдёмся по залам. Но сначала разберёмся, почему музей помещается именно в этом доме.
Директор взял длинную деревянную указку, положил её на плечо и сказал:
— Да потому, что именно здесь, в этом доме, тридцать три года тому назад, в октябре семнадцатого года, помещались районный комитет партии и революционный комитет Пресни. Посмотрите, вот в этой комнате всё осталось в точности, как было тогда.
Он показал указкой на открытую дверь. В проходе от косяка к косяку был протянут толстый шнур из малинового плюша.
Ребята, теснясь перед дверью, стали заглядывать в комнату. Они увидели простой стол, лавки вдоль стола, серые стены…
И все сразу словно перенеслись на тридцать три года назад, в тысяча девятьсот семнадцатый год, когда рабочая Москва снова поднялась против царя и фабрикантов. Здесь, за этим простым желтоватым столом, сидели большевики Красной Пресни — здесь они советовались, куда посылать отряды, как воевать с юнкерами…
Ребята долго смотрели на серые стены. Потом старенький директор музея — дедушка, как называл его Владик — повёл их по комнатам.
Привычными движениями водя указкой вдоль стен и щитов, он рассказывал, как родилась партия большевиков, как она учила бороться, как она помогла народу победить в октябре семнадцатого года.
— Вот первый номер нашей большевистской газеты «Искра», — показал дедушка на пожелтевшую газету под стеклом. — Вот листовки, которые мы выпускали в пятом году. Вот картина — наши пресненские ткачихи выходят навстречу царским войскам с красным полотнищем, а на нём написано: «Солдаты, не стреляйте в нас!» Вот студент Николай Шмидт, которого полиция замучила в тюрьме. А вот это, ребятки, я сам, подростком. Только я тогда не мог учиться, как вы сейчас…
— Где, где вы? — зашумели ребята.
Все сбились в кучу перед старинной фотографией.
— Неужели это вы?.. Вот здорово!..
Пионеры смотрели то на дедушку, то на большеглазого оборванного паренька в папахе.
Но дедушка уже перешёл к застеклённому шкафу. Пятый «Б» гурьбой двинулся за ним.
— А вот здесь, на этой витрине, ребятки, вы видите оружие, которое было у дружинников в 1905 году. Видите, это наганы. Это самодельные бомбы… А вот кинжал. Мы такие из напильников делали. Кстати, нашёл его ваш ученик Ваньков.
— Где, где? — опять зашумели мальчики, протискиваясь поближе к витрине.
Каждому хотелось получше разглядеть находку Ванькова.
Все прижимали носы к стеклу, за которым лежал ржавый кинжал и белела бумажная полоска: «Нашёл пионер В. Ваньков».
— Это мы… это мы вместе, — сказал Петя Ерошин.
— А где же сам Ваньков? — спросил директор. — Что-то я его не вижу.
Ваньков, который стоял сзади всех, решил не отзываться, но Толя Яхонтов поднял руку и сказал:
— Здесь он, здесь!
— Где же? Ваньков! — позвал дедушка.
Все стали оглядываться, все расступились, и Владик вдруг очутился на самом виду. Дедушка опустил указку:
— Может, это и неудобно при всех, однако я спрошу: как там дела у тебя, в табельке-то?
Владик сильно покраснел и сказал:
— Сейчас ничего… хорошо. Что было, того нет!
— Так-то лучше. — Дедушка постучал указкой об пол. — Ты на меня не серчай, что я, мол, вмешиваюсь не в своё дело. Ведь это, я считаю, наше общее дело. Ради того-то мы здесь и дрались. — Дедушка посмотрел на мальчиков из-под седых бровей. — Верно, ребятки? Понятно это вам?
— Понятно! — отозвался за всех Толя Яхонтов.
— Хорошо. Тогда давайте все одеваться.
Ребята удивились. Однако все вышли в сени и стали в тесноте одеваться.
Оделся и дедушка и скоро вышел к мальчикам в длинном сером пальто с барашковым воротником. Он взял толстую палку, вышел во двор и позвал:
— Ну-ка, пятый «Б», за мной!
Дедушка зашагал не по-стариковски быстро. Ребята с трудом поспевали за ним. Они вереницей растянулись вдоль улицы. Сзади всех шла Кира Петровна. Она следила за порядком в шеренгах.
Да, это был действительно необычный сбор! Дедушка повёл ребят по Дружинниковской улице к Детскому парку. Там он миновал открытые ворота и зашагал по заснеженным аллеям. Пионеры, вожатые и Кира Петровна послушно шли за ним.
Он провёл их мимо памятника Пятому году, мимо бронзового Павлика Морозова, мимо посаженных весной тоненьких липок и топольков, занесённых сейчас снегом, и забрался вглубь парка. Там он толкнул скрипучую калитку и вышел на покрытый снегом обширный пустырь. А за ним и весь отряд очутился на пустыре.
Владику это место было знакомо. Кругом росли старые вязы, с криком носились чёрные, точно уголь, вороны. Когда они садились на ветки, сверху неслышно падали хлопья снега.
Сбоку извивалась узкая скользкая тропинка. Дедушка оглянулся, махнул рукой и стал, опираясь на палку, спускаться по тропинке. Ребята длинной цепочкой, весело перекликаясь, начали спускаться вслед за ним.
Вдруг дедушка поднял палку:
— Ну-ка, потише, ребятки!
Все умолкли. И сразу же в наступившей тишине стало слышно негромкое, нежное журчанье. Всем показалось, будто наступила весна, потому что только весной, когда бегут ручьи, мы слышим такое пение воды.
— Слышите? — тихо спросил дедушка.
— Слышим…
— Поглядите! — Дедушка показал палкой.
И тут все увидели, что в сторонке из-под толстого, рыхлого, ещё не слежавшегося снега пробивается тоненькая, прозрачная струйка и не торопясь сбегает куда-то вниз по ветхому, замшелому деревянному жёлобу.
Мальчики молча смотрели на бегущую по снегу серебристую струйку. Дедушка тоже долго смотрел на неё, потом повернул к ребятам своё покрасневшее на холоде лицо и сказал:
— Вот видите, ребятки, это наш краснопресненский родник. Это, я считаю, филиал нашего музея. Здесь, у этого родника, дружинники сорок пять лет назад перевязывали свои раны. Здесь мы утоляли жажду во время боя… Тогда я был совсем молодой. С той поры всё вокруг переменилось. Родину нашу не узнать. Могучей мы стали державой. Все народы с надеждой смотрят на нас. Почему? Да потому, ребятки, что мы несём народам мир. А родник этот наш всё течёт себе и течёт и никогда не иссякнет!
