Ольга Русанова - Сестры
Редакция чуть ли не половину времени проводила в пути, и Жене случалось заниматься даже в автобусе. Училась Женя старательно, сама обо всем расспрашивала, все хотела узнать.
«Что ты сегодня в газете вычитала?» — спрашивал ее дядя Саша каждый вечер.
Автобус дребезжал, покачивался, а то как тряхнет на рытвинах! «Что-то наша школа шатается! Как бы ученица под партой не очутилась», — шутил иногда дядя Саша.
В автобусе уже становилось темно, дядя Саша дремал — ему ведь опять всю ночь напролет работать, а Женя рассказывала и рассказывала, что она вычитала в газетах.
А ночью Женя смотрела, как делается газета. При свете огромной лампы, от которой так и несло жаром, наборщик дядя Анисим ловко брал металлические буквы из деревянных гнездышек, соединял их в строчки, строчки вставлял в рамку. Рамку вставляли в типографскую машину, которая быстро, лист за листом, печатала газету с красивым рисованным заголовком: «Красный стяг».
Потом Женя промывала буквы керосином и опять расставляла их по гнездышкам.
Вот о чем рассказала она старой учительнице. Женя словно опять побывала среди своих фронтовых друзей, в своем автобусе, в походной типографии.
— Так-так… — в раздумье протянула учительница. — Нелегко тебе пришлось… — Она внимательно посмотрела на Женю. Закрыла грамматику и сказала: — А теперь — спать! Ты устала и все равно ничего не запомнишь.
— Да мне спать совсем не хочется, — говорила Женя, опускаясь на бархатную подушку.
Через минуту она уже крепко спала.
Проснулась Женя, когда машина застопорила и пароход остановился.
— Вставай — приехали! — весело говорила учительница, откидывая занавеску.
И перед Женей всеми своими огнями засиял вокзал с высоким золотым шпилем.
— Москва?.. — испугалась Женя. День кончился, а завтра…
Учительница наклонилась над чемоданом и стала укладывать книгу, мыльницу, полотенце…
— Женя, а ты беги, догоняй своих. Желаю тебе хорошо сдать. Мало ли что бывает! Может, тебя ни про ек, ни про ок и не спросят! — И с самым добродушным видом похлопала Женю по плечу.
Девочки уже спускались по трапу.
— Женя, скорей, мы тебя ждем! А где же Нина Андреевна?
— Какая Нина Андреевна?
— Как это «какая»! Наша. Всю дорогу с ней просидела, а спрашиваешь — какая!
Девочки зашумели, окружили Женю. Лида кричала:
— Я ж тебе сразу сказала!
Женя стояла ни жива ни мертва. Так вот кто это был!
На шоссе против троллейбусной остановки давно ждали голубые заказные автобусы. Девочки устали, всем хотелось спать. И все без разговоров быстро уселись по местам.
— Товарищ водитель, что ж вы свет не зажжете? — крикнула Валя Малыгина.
Маленькая лампочка тускло осветила автобус.
Женя открыла грамматику и подумала: как писать — лампочек или лампочик?..
Дома девочек встретила Тамара Петровна:
— Женя, накануне экзамена — и уехать! Этого я от тебя никак не ожидала.
— А кто с ней на пароходе занимался! Ни за что не угадаете! — закричала Аля, торопясь первой выложить ошеломляющую новость. — Сама Нина Андреевна! Всю дорогу!
У Жени даже кончики ушей загорелись — так ей стало стыдно.
— Какое там занималась! — призналась она, хмуря брови. — В каюте я спала. Я же не знала, что это Нина Андреевна. Я немножко учила только в автобусе, когда мы уже из Химок ехали домой. А на пароходе… проспала, и все!
— Проспала!.. Да что Нина Андреевна о тебе подумает! — ужаснулась Аля. — Да она завтра тебе это припомнит, помяни мое слово! Ты от нее теперь пощады не жди.
Женя, насупившись, перебирала камешки в игрушечном ведерке. Тут был и горный хрусталь, и «чертов палец», и какая-то порода с отпечатками ракушек — следы доисторического моря. Как Женя радовалась, собирая их для коллекции клуба «Глобус»! Все эти камешки так и сверкали на солнце, когда, забравшись по колено в реку, Женя доставала их из воды. А сейчас они стали тусклые, серые, как простой булыжник. И зачем она ездила на канал!
— Прошу без паники! — строго произнесла Тамара Петровна. — А ты, Женя, отправляйся ужинать и сразу спать. Сделанного не воротишь. А нос вешать, нечего. Ясно?
«Столько спала — и опять спать!» Но спорить с завучем Женя не посмела.
После ужина старшие девочки собрались в зале. Лида и Валя Малыгина играли на рояле в четыре руки. Остальные слушали. Кто уселся на низкой скамейке, кто прямо на ковре.
А Женя ушла в спальню.
Из зала глухо доносилась грустная музыка. Женя невольно прислушалась. Потом музыка оборвалась.
Когда девочки прибежали в спальню, Женя уже крепко спала. Она видела себя в школьной форме, первоклассницей. Мама заплетает ей косы. Маленькая Зина протягивает ручонки: «Я тоже с Женей! Я тоже хочу в школу!» Мама ведет Женю в школу, а Нина Андреевна кричит ей вдогонку тонким, злым голосом:
«Максимова, когда пишут ек и когда ышк? Я тебе поставлю двойку!»
Женя прячется за лестницу, покрытую красным ковром. Но очкастая девчонка, четвертый помощник капитана в белом кителе с золотыми пуговицами, показывает на нее пальцем:
«Вот она! Ее зовут Женя Максимова!»
И Женя будто вылезла из-за лестницы, открыла учебник и стала зубрить:
«После шипящих под ударением вместо ек пишется ик…»
Глава четвертая. Испытание
На другой день Женя пришла в сто шестидесятую, среднюю женскую школу.
Сколько раз проходила она мимо этой школы и думала: «Здесь я буду учиться!» Летом этот большой, трехэтажный дом тёмнокрасного кирпича был окружен лесами. Девочки шутили: «Женя, видишь, как стараются, ремонтируют? Это готовятся встречать Максимову Евгению!»
И вот сегодня она в школе.
На лесах под потолком еще работали маляры. На первом этаже все классы были закрыты. Голубые двери блестели. Осенний, монотонный дождик-надоеда упрямо, без передышки стучался в большие свежевыкрашенные окна.
Тамара Петровна привела Женю на третий этаж, в широкий светлый коридор.
— Подожди здесь. И не волнуйся, — сказала Тамара Петровна и зашла в комнату с надписью «Учительская».
Стараясь не измять свое новое коричневое платье-форму, Женя села неподалеку на стул, чтобы увидеть, когда завуч выйдет.
Напротив, на подоконнике, болтая ногами, сидели три девочки. Одна из них, бойкая, рыжеволосая, что-то с увлечением рассказывала.
— Вера, а тебе очень страшно? — перебила ее соседка. — Мне знаешь как страшно? Просто ужас!
— А мне ни чуточки!
Из учительской выбежала молоденькая учительница — Зоя Артемьевна.
— Кто сдает русский? — громко спросила она. — Идите в пятый «В».
Женя выбрала парту возле самого стола.
— Ты зачем так близко? — окликнула ее Вера. — Садись лучше к нам. Ты из какого, из четвертого «Д»?
— Я не из какого, — смутилась Женя. — Я только поступаю.
Она подсела к смуглой черноглазой девочке и спрятала тетрадь в парту. Дома ей говорили, что Карелина не позволяет держать на парте ничего лишнего.
— Я из четвертого «В», — продолжала Вера. — Я Вера Красикова. А тебя как зовут?
В эту минуту дверь открылась, и девочки встали.
В сопровождении учителей и завуча детского дома, точно генерал, окруженный офицерами, в класс быстрым шагом вошла Нина Андреевна Карелина.
Как и на пароходе, она была в синем костюме. И причесана так же гладко. Но все же она была совсем другая. Строгая и точно незнакомая. Жене даже показалось, будто учительница ее не узнала.
Нина Андреевна, Зоя Артемьевна и пожилой учитель с орденом Отечественной войны над карманом гимнастерки сели за маленький стол. А Тамара Петровна придвинула свой стул к окну.
Ни на кого не глядя, Карелина вынула из портфеля записную книжку и что-то в ней зачеркнула. Перо ее сердито скрипнуло.
— Нина Андреевна не в духе, — шепнула Красикова.
— Почему? — Женя обернулась. — Ты откуда знаешь?
— Черканула как, видала? — Девочка пригнулась к Жене и сразу же выпрямилась, будто она ничего и не говорила.
— Тише, девочки! Что это вы в кружок собрались? — строго сказала Нина Андреевна. — Нет, уж пожалуйста, прошу разделиться.
Женя снова очутилась в первом ряду, возле самого стола. Она сидела прямо, спрятав руки под парту.
Учительница прочитала маленький отрывок «Метель» из повести «Капитанская дочка».
— Напишите изложение, — и дала каждой лист бумаги с печатью.
— Две странички? — удивилась Женя. — Только и всего?
— Только и всего, — подтвердила Карелина.
…Метель — как много можно о ней рассказать! И Женя начала: «Мне приходилось попадать в метель…»
В классе было тихо, и слышалось, как изредка царапало Женино перо. Жене хотелось написать обо всем: и о том, как она сама попала в метель, и о заблудившемся во время метели Гриневе, которого спас Пугачев. Но Женя испугалась — девочки напишут, а она не успеет. А торопиться нельзя, у нее и так почерк плохой. Еще клякс насажаешь. И она старалась выводить буквы как можно ровнее и красивее.
