Александр Крестинский - Повести и рассказы

Капитан помолчал, помешал растаявшее мороженое и добавил:

— Вот и я так: как он смел! Почему в техникум?..

«Обиделся капитан на Кольку, — решил Маленький, — и правильно. Что он, сказать не мог про техникум?..»

— Солеваров-то тебе понравился? — вдруг спросил капитан. — Этот, на колесах. — Маленький кивнул. — Талант! А что толку? Упустил свое. Цирка не видать. Стар. Другой бы бросил эти колеса, а он не бросает. На что надеется?.. — Капитан посмотрел в стакан, словно рассчитывал там найти ответ на свой вопрос, и сказал решительно: — Ни на что. Без колес жить не может. Вот дело какое.

А Маленький подумал: «Пришел бы Алеша, мы бы сказали: «Садись с нами!» Угостили бы мороженым. А если бы Осадчий Семен пришел? Куда его посадить? — Маленький огляделся. — К старичку!.. Ленца к нам. Чубчика — закрой дверь с той стороны! Кольку… Эх, Колька, Колька! Капитан на него надеялся, а он…»

С улицы донеслись крики. Все повернулись к широкому окну. Мимо кафе промчались на велосипедах черти с резиновыми хвостами. Баба-яга ехала теперь сзади. На багажнике у нее сидела девчонка в голубом сарафане и махала красным флажком…

— Сейчас мы с тобой один визит нанесем, — сказал капитан, взглянув на часы. — Пошли в Дом культуры.

…Гудело кафе, точно улей. Люди склонялись друг к другу, отодвигались, снова склонялись и говорили, говорили… И разноцветные надежды подымались от их голов, как дымы от костров, сплетались в причудливый узор и тихо тянулись к небу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.

Визит первый. Оранжевое море, оранжевый верблюд

Маленький с капитаном остановились в дверях. Двусветный зал полон цветов. У входа — тщательно вымытые старушки, в крахмальных воротничках — проверяют билеты.

Цветы всюду — на полу, на стульях, на подставках. В кувшинах, ведрах, вазах, стеклянных банках… Мимо цветов проходят люди. Останавливаются нюхают, любуются, руки культурно держат за спиной…

— Перед вами новая разновидность гладиолуса… Выведена местной любительницей Семеновой… Нежно-розовый с белыми пятнышками экземпляр. Автор назвала его «Обручение»…

Говорит высокая, крашеная, в белой блестящей кофте, белые туфли на каблучках, палочка в руке…

— Смотрите сюда. Этот оригинальный гладиолус имеет не менее оригинальное название: «Оранжевое море, оранжевое небо, оранжевый верблюд»…

Экскурсанты загудели, смеются, спрашивают что-то…

— Так увидел автор, это его право, — терпеливым тоном говорит высокая.

— Значит, что же получается! — молодой голос крикнул. — Что ж такое получается! Кто загнет поверблюдистей, тот и прав?..

— Автор так видит, — снова говорит высокая, — а мы должны встать на его место, попытаться понять…

Тут она повернулась к дверям, где стояли Маленький с капитаном, и застыла на полуслове.

— Девочки! — крикнула. — Проведите группу, очень прошу, пожалуйста! — и застучала каблуками навстречу капитану.

А от двери, перегоняя друг друга, в мягких тапочках бежали две чистенькие старушки. И вот уже дружно поют их мелодичные голоса:

— «Арабские ночи»… Гладиолус «Старгородка»… «Пирл-Харбор»… «Дина Дурбин»… Белые ромашки — символ скромности… Букет «Дружба народов»… Роза «Цимлянское море»… «Лебединое озеро»…

— Сергей Петрович, какими судьбами?..

Маленький смотрел на нее во все глаза: ну и кофта! Во блестит! Волосы крашеные, не поймешь, какого цвета, будто дымятся… И пахнет чем-то невероятным!

— Да так уж, Лионелла Ивановна, — говорит капитан, здороваясь, — так уж получилось. Мимо проходил, дай, думаю, загляну. Слыхал от знакомых, что вы здесь, в Старгороде. А вы, я вижу, процветаете…

— Вам нравится? Это моя идея! Выставка цветов, букетов… Конкурс названий… Сколько сил, нервов… А мой гладиолус видели?..

Так вот она какая, Лионелла Ивановна… Маленький сразу вспомнил ночь на «Очакове», рассказ Литвинова. «Колодкин сделал предложение, просил замуж идти…» А глазки-то маленькие… Нос хрящеватый, длинный… «Любви у меня к вам нет, одна дружба…» И чего капитан в ней нашел? Шея вертлявая… Ноги, как у цапли…

Гладиолус «Оранжевое море» стоял отдельно, особо, в стороне от остальных цветов и букетов, на белой скамеечке, в черном стеклянном кувшине. На высоком стебле франтовато изгибались его рыжие бутоны.

— Думала, думала… И как-то ночью неожиданно приходит в голову — помните, Ирма Сохадзе поет: «Оранжевое море, оранжевое небо…» Я читала в «Науке и жизни»: ночью возбуждается подкорка, приходят наиболее оригинальные идеи… А я не верила, думала, враки… И вот, пожалуйста, со мной именно такая история! Как вам нравится? Вам нравится?

— Чего у меня спрашивать, — сказал капитан, — я человек простой, военный… Вы у него спросите.

— У кого?

— Да у сына.

— Сына?! Ах, как мило…

Вот это да!.. Маленький даже покраснел от неожиданности.

— Сергей Петрович, у меня слов нет… Такой славный мальчик! Вылитый! Весь в вас!..

Она запнулась, неожиданно помрачнела, глядя на капитана, и сказала:

— Вы… Вы тогда скрыли, что у вас ребенок! Вы хотели меня обмануть! Я как чувствовала!..

Капитан был застигнут врасплох. Он хотел что-то сказать, но она не давала ему раскрыть рот. Он растерянно улыбнулся, пожал плечами.

— А, вы еще улыбаетесь! — сказала она громким шепотом. — Вы улыбаетесь! Я вас тогда еще раскусила!

Маленький растерялся не меньше капитана. Хороша же эта Оранжевая! Капитан пошутил, а она… И Маленький, сам не поняв, как это получилось, крикнул:

— Чего вы! Я не сын! Поняли — не сын!..

А вокруг уже собирались люди, с любопытством заглядывали в глаза…

Капитан махнул рукой, круто повернулся и пошел к двери. Он шел и что-то ворчал про себя. Маленький торопился следом. Ну и Оранжевая! Шуток не понимает… А капитан тоже хорош! Она его тогда в Рыбецке обидела, а он снова к ней пришел. Нет, этих взрослых не понять…

Маленькому было стыдно за себя и за капитана. И обидно. Что они — бегством спасаются? Чего им бояться-то? Подумаешь, Оранжевая!

Маленький остановился посреди лестницы, поглядел вслед капитану, и острая жалость пронзила его. Капитан вышел на улицу и с силой захлопнул за собой дверь. Тогда Маленький побежал обратно. И, взбегая по лестнице, уже напрягся весь от предстоящего.

Он вбежал, запыхавшись, в зал. У дверей никого. Огляделся. На него не смотрят. Спокойным шагом пошел вдоль цветочного ряда. Сердце билось быстрее, чем он шел. Глаза цепко схватывали: не смотрят, не смотрят, не смотрят… Поравнялся с гладиолусом. Колебался мгновение — жалко стало, — но услышал ее голос в другом конце зала: «Букет состоит из пионов разных оттенков и как бы символизирует собой…» Протянул руку, сжал прохладный стебель и резко согнул. Хруп цветка, казалось, заполнил весь зал. Он бросил цветок и побежал. Когда выбегал из зала, услышал:

— Хулиган! Мой гладиолус!..

Маленький выскочил на улицу, огляделся. Капитан медленно уходил по тротуару направо. Маленький резко свернул налево и побежал.

Он бежал, пока голоса не затихли, свернул раза три в сторону и очутился в старом городе. Он бродил по улочкам старого города, среди церквушек и часовен, и все не мог решить, что дальше делать.

Сначала его распирало от собственной смелости. Он даже казался себе выше и сильней, чем прежде. Про капитана думал покровительственно, как думают о младшем и слабом, которого приходится защищать. Оранжевую не жалел. «Так ей и надо, — думал, — другой раз умней будет…» И все-таки в глубине души ему было как-то тревожно и неприятно, и чем дальше, тем больше. Он представил себе, как капитан ждет его на улице, возвращается и вдруг узнает про этот цветок… И тут Маленького охватил страх. Он видел перед собой разгневанное лицо капитана, слышал его громовой голос: «А цветок-то при чем?!» — «Да ведь ее цветок! Так ей и надо!» — мысленно оправдывался Маленький. «Трус! — гремел капитан. — Люди выращивают, а ты потихоньку…» — «Так ей и надо!» — твердил свое Маленький, а понимал иначе: нет, не надо… Лицо капитана кривила брезгливая гримаса…

Маленький шел гористой улицей, и реку заслонял от него один лишь ряд домов. Заглянешь в подворотню, а там — за поленницами, за мусорными баками, за бельем, развешанным меж тополей, — нет-нет и блеснет синяя полоска воды. И тут Маленький так захотел вернуться, найти капитана и что-то такое сказать ему, вроде: «Плюньте на Кольку! Я буду моряком! Буду! Вот увидите! На меня надейтесь, не на Кольку!..»

Он побежал назад, но, видимо, заблудился и никак не мог найти улицы, где разошлись они с капитаном. Хоть убей, не мог найти.

…У церкви толпились старушки в черных платках и черных платьях. Одна такая старушка шла навстречу Маленькому, вся черная на фоне беленой церкви, шла с палочкой, согнутая, не шла даже, а чуть слышно шаркала по дороге. Старушка поглядела на него из-под платка водянистыми глазами и снова затукала по дороге своей клюкой.