Гэри Шмидт - Пока нормально
Каждую субботу все проходило одинаково. Я вставал в темноте, потому что небо закрывали густые облака и снег валил вовсю, причем это продолжалось чуть ли не с полуночи, так что он уже лежал толстым слоем и на земле, и на улицах с тротуарами. Лукас и Кристофер еще спали, а я надевал под куртку Джо Пепитона практически все, что мог найти, потом натягивал серую шерстяную шапку, которая так нравилась Лил, завязывал шнурки на кроссовках и выходил из дому, и буквально через три шага мои ноги промокали и замерзали. До того как выпустить меня из магазина, мистер Спайсер всегда наливал мне чашечку горячего шоколада. Утром я выпивал ее и отправлялся в путь с первой партией заказов. В начале января я еще возил тележку, но очень скоро мистер Спайсер сообразил, что мне будет гораздо удобней, если поменять ее на старые санки. И он был прав – с санками дело пошло намного быстрее. Думаете, я вру?
Но вы не поверите, до чего холодный ветер иногда дует в нашем тупом Мэрисвилле.
У миссис Мейсон меня всегда поджидала чашка теплого молока, потому что я, как придурок, сказал ей, что мистер Спайсер не разрешает мне выходить от него без чашки горячего шоколада, и она решила, что будет угощать меня чем-нибудь другим – так она сама мне объяснила. И выбрала подогретое молоко. Скоро я к нему привык.
У мистера Лефлера меня всегда поджидала чашка горячего чая. Скоро я и к нему привык.
У миссис Догерти меня всегда поджидала тарелка манной каши. К ней я не привык. Фронси шепнула, что она ничего, если насыпать в нее побольше коричневого сахару. Мне это не помогло.
У миссис Уиндермир меня всегда поджидала чашка горячего кофе. Черного – она сказала, что это единственный способ пить кофе, если ты хочешь быть бодрым и по-настоящему служить богу вдохновения, а именно это ей и необходимо с тех пор, как она работает над сценической адаптацией – угадайте, чего.
Ага. «Джейн Эйр». Думаете, я вру?
Когда я сказал ей, что «Джейн Эйр» читали только те, кого заставлял учитель литературы, и ни один человек, если он в своем уме, не захочет платить приличные деньги, чтобы сидеть в театре и смотреть на героев этой книги, она отхлебнула кофе и сказала: «Тощий Посыльный, я еще не закончила свою пьесу, а за билетами уже выстроилась очередь».
Можете вы себе представить, чтобы кто-нибудь покупал билеты на «Джейн Эйр»? Например, Джо Пепитон?
Вот и я не могу.
* * *Всю зиму напролет я боролся с дующим в лицо ветром, таскал за собой свои тупые санки, натягивал на руки рукава куртки Джо Пепитона и каждые полчаса бегал в уборную из-за холода и всего этого теплого питья – шоколада, молока, чая, кофе.
Зато потом, когда я возвращался от миссис Уиндермир, Лил ждала меня в магазине, и мистер Спайсер разогревал для нас куриный суп с лапшой – по своему собственному рецепту, с большой добавкой курицы и лука, – и я снимал мокрые кроссовки и ставил их рядом с батареей, и снимал мокрые носки и клал их на батарею, и вытягивал мокрые ноги так, чтобы они очутились как можно ближе к батарее, и ел куриный суп с лапшой до тех пор, пока не согревался опять. А потом мы шли в библиотеку, где нас ждал мистер Пауэлл и где мы уже начали работать над выразительностью движения.
Между прочим, тут нам здорово пригодилась бы Снежная Цапля, но она теперь тоже пропала – из-за снега.
Думаете, я вру?
Этой зимой в нашем тупом Мэрисвилле выпало так много снега, что город потратил кучу денег на его уборку и песок с солью, которым его посыпали. Когда деньги кончились, городской совет отправился в библиотеку, точно это была не библиотека, а какой-нибудь банк, и прихватил с собой бритву, а на следующий день мистер Пауэлл обнаружил, что Снежную Цаплю вырезали – вот так запросто, взяли да вырезали, и продали кому-то, чтобы раздобыть еще денег на уборку и песок с солью.
Если вы стараетесь вернуть страницы из книги Одюбона обратно на место, а тупой Мэрисвилл продает их быстрее, чем вы находите, это как-то отбивает у вас охоту стараться дальше.
Всего в альбоме Одюбона «Птицы Америки» четыре тома. В Мэрисвилльской бесплатной публичной библиотеке в тупом городе Мэрисвилле, штат Нью-Йорк, хранится только третий из них. Вот его история в цифрах:
Общее количество гравюр – одна сотня.
Полярная Крачка – отсутствует. Продана анонимному коллекционеру за границу.
Краснозобая Гагара – в доме у миссис Уиндермир.
Большеклювый Тупик – отсутствует. Мистер Пауэлл не говорит мне, где он.
Бурый Пеликан – в кабинете у директора Питти.
Желтоногий Улит – возвращен мистером Баллардом, у которого хватило на это совести.
Снежная Цапля – отсутствует. Мистер Пауэлл не говорит мне, где она.
Общее количество гравюр, которых не хватает в «Птицах Америки», – шесть.
Общее количество гравюр, которые удалось вернуть в «Птицы Америки», – одна.
Общее количество гравюр, которые надо вернуть в «Птицы Америки», – пять.
Просто блеск.
* * *– Если ты хочешь выразительно передать движение, – сказал мистер Пауэлл, – тебе надо представлять себе птиц не так, будто они просто тебе позируют. В твоем воображении они должны не стоять на месте, а двигаться по странице. Твой карандаш должен показать их не только в момент, схваченный на картине, но и в моменты, которые были до и после этого.
Я посмотрел на мистера Пауэлла.
Он усмехнулся.
– Попробуй так: представь, что тебе не надо изображать саму птицу. Вместо этого тебе надо изобразить ее полет.
– Разве я могу?
– Не думай о птице как о плоском изображении. Думай обо всем, что ее окружает, даже если ты этого не видишь. Потом подумай о том, как разные части птицы работают слаженно или в противодействии друг с другом. Как тело птицы хочет упасть…
– А крылья хотят удержать его в воздухе.
– Именно. Все движение держится на таких противоречиях. Ты показываешь движение, намекая на эти противоречия.
– И как это сделать?
Тут-то мы и взялись за Вилохвостых Качурок.
* * *Дела в Средней школе имени Вашингтона Ирвинга шли в целом нормально.
Моя «Географическая история мира» была почти такой же чистой, как за полгода до этого. Мистер Барбер все продолжал проверять ее, наклоняясь надо мной, когда я рисовал Итоговую карту по Индии. Я чувствовал запах его кофе, и хотя он пах не так хорошо, как тот, что варила перед моим приходом миссис Уиндермир, нюхать его все равно было приятно. Мистер Макэлрой нашел восемь фильмов по истории Филиппин, так что его проектор пищал без умолку почти на каждом уроке.
Просто блеск.
На литературе началось Введение В Поэзию, и мисс Купер говорила об этом так, как будто стихи важнее, чем полет на Луну. Знаете, научиться читать полезно по разным причинам, но поэзии среди них нет. Вот, например, кто-то задумался перед развилкой в лесу[9] – ну и что? Что с того? Кого волнует, какую дорогу выбрал этот кто-то? И почему это «решило все остальное»? И почему я должен ломать голову над тем, почему это решило все остальное? Разве не его дело мне объяснить?
Почему поэты не могут просто сказать то, что хотят, а потом заткнуться?
На математике миссис Верн отобрала группу учеников, которые проявили Незаурядные Способности, чтобы заниматься с ними Алгеброй Повышенной Сложности. Угадайте, кто туда попал? И Лил тоже.
Знаете, что при этом чувствуешь?
На естествознании у мистера Ферриса мы химическим путем получали аспирин – очень большие таблетки аспирина, и когда прозвенел последний звонок, мистер Феррис сказал, что сейчас они ему пригодятся. Кларисса в эти дни качалась вовсю, потому что подготовка к полету на Луну шла полным ходом и до появления на лунной поверхности человеческих следов осталось совсем немного, о чем мистер Феррис не забывал нам напоминать. Когда мы спросили его, неужели полет на Луну не важнее какого-то несчастного аспирина, он потер лоб и поморщился, точно у него что-то болело, а потом сказал: «Поверьте мне, без аспирина людям было бы гораздо хуже».
А если вам интересно, как мы ладили с тренером Ридом, то в январе и феврале в этом смысле тоже все было более или менее нормально. Я заполнил за него все Президентские таблицы по физподготовке за оба урока. Он называл цифры, а я записывал их куда полагалось. Когда мы дошли до особых замечаний в конце таблиц, он сказал, что писать в этой графе, и я написал. Я предупредил, что могу наляпать ошибок, но он ответил, что ему плевать.
После того как мы провозились с таблицами несколько дней, он принес мне в подарок новую спортивную майку – вместо моей обычной домашней футболки. Он отдал ее мне как-то утром, когда мы заполнили таблицы для одного урока.
– Спасибо, – сказал я. – Мой брат сейчас почти не разговаривает. И сны ему снятся все время.
