Элизабет Мид-Смит - Школьная королева
– Пойди, Бетти, попроси.
Вскоре девочки поехали посылать телеграмму. Генриетта видела их отъезд. Лишь только они завернули за угол дома, она побежала искать Мэри Купп. Генриетта по-прежнему ненавидела Китти О’Донован, но она приняла меры, чтобы оказаться на стороне большинства, поскольку узнала новые подробности истории. На полянке Генриетта увидела, что Мэри крепко спит, а рядом с ней, как бы охраняя ее сон, с выражением ангельской доброты сидит Китти. Когда Генриетта подошла, Китти подняла свою белую ручку и тихо произнесла:
– Тс! Она очень устала.
– Жаль, – сказала Генриетта. – Нужно разбудить ее, и, боюсь, Китти, что мне придется попросить тебя оставить нас вдвоем.
– Хорошо, Генриетта. Будь поласковее с ней. Я услышала, что она плачет, и пришла сюда. Мне удалось, кажется, немного успокоить ее, и она уснула. Мэри очень несчастна, она беспокоится о Поле. Я пробовала утешить, а она прижалась ко мне и вдруг уснула.
Китти медленно встала и пошла в другую часть сада. Генриетта, заняв ее место, взглянула на спящую девочку. Как она некрасива! Видно, что из простого народа! И зачем бы ей, гордой Генриетте Вермонт, принадлежавшей к древнему роду из графства Уорикшир, общаться с такой девочкой, которая мало что простолюдинка, но еще и с дурными наклонностями: придумала ужасный план, чтобы погубить свою соученицу.
«Одно ясно, – подумала Генриетта, – впредь я не буду иметь ничего общего с ней. Она не возбудит моего сочувствия, будь у нее хоть двадцать больных братьев».
Мэри Купп открыла глаза:
– Ах, это ты, Генриетта.
– Приди в себя. Я хочу поговорить с тобой.
Мэри поднялась с травы и села.
– Помнишь о телеграмме, которая не дошла до места назначения, а еще о письме твоего брата и… и о том, что ты сделала рано утром второго мая?
– Я помню, – произнесла Мэри, закрыв лицо руками.
– Ты помнишь, маленькая предательница?
– Да, Генриетта. Но пришла милая Китти…
– Как можешь ты называть ее милой?
– Она старалась утешить меня.
– А, между прочим, ты решила погубить ее.
– Генни! Мне кажется, я не смогу… Я скажу всю правду.
– Ты не должна говорить правды. Иначе я сообщу Полю, какая у него хорошая сестра Мэри и как она воспользовалась своей способностью писать чужим почерком.
– Знала бы ты, что творится у меня в душе…
– Мне нет дела до того, что ты чувствуешь. Ты должна исполнять мои приказания. Завтра Китти О’Донован явится на суд школы, и ты должна проголосовать против нее.
– Ладно, Генриетта.
– А я подам свой голос за нее.
Мэри поразили эти слова.
– Но, Генни! Я же должна быть на твоей стороне.
– Вот и нет. Ты должна постоянно твердить, что она виновата, виновата, виновата! Сделай это, и я оставлю тебя в покое. А пока чем дальше ты будешь держаться от меня, тем лучше. Но если ты не подашь голоса против Китти, я приму меры.
– Генриетта… ведь ты же понимаешь, что если письмо… письмо Поля будет восстановлено и его прочтут в школе, все станет известно – все поймут. Что мне делать, что делать?
– Пусть поймут. Может быть, я и хочу, чтобы поняли. Больше мне нечего сказать тебе. Если любишь брата, подумай.
Вечером все школьницы уже знали удивительную новость: Генриетта изменила свою позицию относительно Китти О’Донован. Она сама переговорила с некоторыми девочками и объявила им, что Китти невиновна, – чтобы это понять, достаточно только взглянуть на ее лицо; перемену своего мнения объяснила тем, что раскаялась, а раскаяние полезно для души.
В комнату вошла Елизавета Решлей.
– Случилась очень странная вещь, – сообщила ей Маргарита Лэнгтон. – Генриетта перешла «с севера на юг». Она была на самом холодном севере, а теперь очутилась на самом жарком юге. Она утверждает, что Китти не виновата и что письмо писала не она.
– Я думаю, что следует сказать одну вещь, – заметила Елизавета. – Те, кто будет голосовать за Китти, принесут ей пользу только в том случае, если вполне верят в ее невиновность. Для решения у вас остается только сегодняшний вечер и завтрашнее утро. Вы знаете, как глубоко я люблю Китти О’Донован, знаете, как безусловно я верю в ее невиновность; моя вера вытекает из убеждения. Но если вы подадите голоса за нее только ради ее популярности и из жалости, вы принесете Китти вред, а не добро. Оправдание ничего не будет значить для Китти, если будет дано только потому, что это легче сделать.
Елизавета ушла, Мэри Дов скользнула за ней.
– Что тебе нужно, Мэри? – спросила Елизавета.
– Мне хотелось бы повидать ненадолго Мэри Купп, одну.
– Почему же ты не сделаешь этого, милая?
– Она в своей комнате, но не пускает меня, хотя я несколько раз просила ее об этом.
– У тебя есть причина, чтобы побеспокоить ее?
– Да, есть – и очень важная.
– Это имеет отношение к Китти?
– Да.
– Тогда ты должна увидеться с ней. Пойдем.
Елизавета постучала в дверь комнаты Мэри Купп.
– Мэри, я знаю, что ты у себя. Мэри Дов хочет поговорить с тобой. Можно ей войти? Я без церемонии открою дверь, если ты сейчас же не скажешь: «Войдите». Мэри очень вежливая девочка и не хочет войти в твою комнату без позволения. Но у нее важное дело, и она должна видеть тебя.
Раздались шаги. Дверь открылась, и на пороге показалась Мэри Купп. Лицо ее было заплаканным.
– Входи, Мэри Дов, – сказала Елизавета, – и не оставайся слишком долго.
Мэри Дов вошла и закрыла за собой дверь.
Глава XXI
«Я не смею сказать»
– Что тебе нужно? – спросила Мэри Купп.
– Я хочу поговорить с тобой, Мэри.
– Догадываюсь.
– Мне нужно сказать тебе очень многое.
– Но Джени или Матильда могут скоро подняться.
– Надеюсь, мы успеем побеседовать, – сказала Мэри Дов и пристально взглянула на свою тезку. – Я вижу, что ты несчастна.
– И что из того?
– Я тоже несчастна, как ты, – призналась Мэри Дов. – Если бы ты доверилась мне! Если бы позволила мне сказать правду!
– Нет, Мэри. Я сама отдала бы все на свете, чтобы сказать правду, но мне не позволяют.
– Не позволяют?! Кто может помешать тебе?
– Генриетта.
– Глупости, Мэри! Я знаю, что она, напротив, будет в восторге. Ты не была в зале сегодня вечером. Мы все были там, и Генриетта говорила самые удивительные вещи. Она сказала, что верит в невиновность Китти О’Донован. И это она, которая подстрекала нас против Китти!
– Я знаю, – сказала Мэри Купп. Ради своих низких планов она хочет, чтобы мы продолжали верить в виновность Китти.
– Нет, нет! Не могу поверить – это слишком ужасно! – запротестовала Мэри Дов.
– Должна поверить. Сядь рядом, Мэри, я расскажу тебе свою историю.
– У тебя ужасный вид, Мэри.
– Знаю. Я очень дурная девочка, и Бог наказывает меня. Бог знает, что для меня всего больнее. Он хочет отнять у меня моего дорогого брата, Мэри! Я заслужила это, но как тяжело перенести!
– Бедная, бедная Мэри! – воскликнула Мэри Дов. – Мне жаль тебя.
– Не будешь жалеть через минуту, когда узнаешь правду. Я расскажу тебе все.
– Не рассказывай, если это слишком ужасно, – предложила Мэри Дов. – Ты знаешь, я также во власти Генриетты. Она может обвинить меня – в краже. Один раз, когда мне очень нужны были деньги, я взяла соверен из письменного стола леди Марии. Это было низко с моей стороны, но мне так хотелось иметь хорошенькое платье к первому мая! Ты знаешь, мы очень бедны; мама не могла дать мне больше денег, а платье стоило три фунта. Портниха дожидалась меня, приходилось решать как можно скорее, и я… я взяла деньги из письменного стола леди Марии. Генриетта увидела это, налетела на меня. Конечно, я положила деньги обратно, но с тех пор я в ее власти. Она постоянно грозит мне, что меня исключат за воровство. Если я чем-нибудь рассержу ее, она расскажет все. Но мое исключение из школы будет несчастьем для мамы – ведь от этого зависит мое будущее. Ужасная Генриетта держит меня в своих руках. Поэтому-то я и была эти дни в таком отчаянном состоянии. Теперь же, когда сама Генриетта считает Китти невиновной, она… она не рассердится на меня за то, что я расскажу. И я думаю, что мы с тобой, Мэри, должны рассказать, должны.
– Рассказать что? – спросила Мэри Купп.
Мэри Дов взглянула на нее.
– Нужно ли тебе спрашивать?
– Не нужно, не нужно! Конечно, ты догадываешься, конечно! Я помню, что хвасталась тебе, не подозревая, какое значение это будет иметь.
– Я была уверена, что это сделала ты, Мэри. А теперь ты, конечно, расскажешь все.
В дверь постучали. Девочки вздрогнули. В комнату, не дождавшись позволения, вошла Генриетта Вермонт.
– Я повсюду искала вас обеих, – сказала она. – Я считала весьма вероятным, что вы окажетесь вдвоем. «Рыбак рыбака видит издалека» – хорошая старинная пословица.
Генриетта презрительно рассмеялась.
– Я хочу сказать кое-что вам обеим, – прибавила она, – вы сохраните это в тайне ради самих себя – ты, Мэри Дов, потому что любишь свою мать, а ты, Мэри Купп, потому что горячо любишь – или притворяешься, что любишь – своего брата. Поэтому вы никому не расскажите о моем влиянии на вас. А я вам приказываю: завтра на суде вы обязательно должны выступить против Китти О’Донован, хотя сама я подам голос за нее. Спокойной ночи.
