Лора Инглз Уайлдер - У Серебряного озера

— Ее там нет, папа!

— Она где-нибудь тут поблизости, — спокойно сказала мама. — Грейс!

— Грейс! Грейс! — крикнул папа.

— Что вы тут стоите, Лора и Кэрри? Скорей бегите ее искать! — сказала мама. — Колодец! — вдруг вскрикнула она и помчалась вниз по тропинке.

Колодец был плотно закрыт крышкой, и значит, Грейс не могла туда упасть.

— Она не могла никуда уйти, — сказал папа.

— Я оставила ее с вами, — сказала мама.

— Она не могла никуда уйти, — твердил папа. — Я ни на минуту не выпускал ее из виду. Грейс! Грейс!

Лора, задыхаясь, взбежала на холм. Грейс нигде не было видно. Лора оглядела край Большого Болота, тянувшегося в сторону Серебряного озера, и цветущую прерию, но не увидела ничего, кроме степных цветов и трав.

— Грейс! Грейс! — громко позвала она.

Папа встретил Лору, когда она бегом спускалась вниз по склону, а мама, тяжело дыша, взбегала наверх.

— Отсюда должно быть видно. Ты просто не заметила ее, Лора. Не могла же она… — Папа остановился, не своим голосом крикнул: — Большое Болото! — повернулся и побежал.

Мама ринулась вслед за ним, крича:

— Кэрри! Оставайся с Мэри! А ты, Лора, беги и ищи!

— Грейс! Грейс! — кричала Мэри, стоя в дверях, а издали, со стороны Большого Болота, еле слышно доносились голоса папы и мамы:

— Грейс! Грейс!

Если Грейс заблудилась в Большом Болоте, ее там ни за что не найти. Высокие заросли старой мертвой травы простирались на много акров и даже миль вокруг. Глубокая тина засасывала голые ноги Лоры; местами попадались ямы, полные воды. С холма, где Лора стояла, было слышно, как шуршит на ветру жесткая болотная трава. Эти звуки почти совсем заглушали пронзительный мамин крик:

— Грейс!

Лора похолодела. Ей стало дурно.

— Чего ты там стоишь? Ищи ее! Делай что-нибудь! Я сама пойду ее искать! — кричала Кэрри.

Мама велела тебе остаться с Мэри. Никуда ты не пойдешь, — отвечала Лора.

— А тебе она велела искать! — взвизгнула Кэрри. — Иди ищи! Ступай! Грейс! Грейс!

— Замолчи! Дай мне подумать! — прошипела Лора и, постояв еще немного, пустилась бежать по залитой солнцем прерии.

Там, где растут фиалки

Лора бежала прямо на юг. Трава хлестала ее по ногам. Над цветами порхали бабочки. Кругом не было ни деревца, ни кустика, за которыми могла бы спрятаться Грейс. Не было ничего, ничего, кроме качавшихся на ветру цветов и трав.

«Если бы я была маленькой и играла совсем одна, я бы ни за что не полезла в грязь и в высокую траву, — подумала Лора. — Ах, Грейс, Грейс! Почему я за тобой не смотрела? Милая славная беззащитная сестренка…»

— Грейс! Грейс! — воскликнула Лора. У нее перехватило дыхание и закололо в боку.

Она всё мчалась и мчалась вперед. Грейс наверняка пошла в эту сторону. Может, она погналась за бабочкой. Она не пошла в Большое Болото! Она не взобралась на холм — там, наверху, ее не было. Ах ты, моя милая сестренка! Тебя не видно нигде — ни на востоке, ни на юге, ни на всей этой мерзкой прерии…

— Грейс!

Эта страшная солнечная прерия такая большая. Ребенка, который здесь заблудится, никто никогда не найдет. Со стороны Большого Болота еле слышно доносились крики папы и мамы. Замирая на ветру, они терялись в огромных бескрайних просторах.

Тяжелое дыхание распирало Лоре ребра. В груди кололо, в глазах рябило. На гладкой, ровной прерии не было ничего, ни единого пятнышка тени. Лора бежала куда глаза глядят, и вдруг земля будто ушла у нее из-под ног, и она скатилась вниз по крутому склону.

Внизу она увидела Грейс. Грейс сидела посреди большой голубой лужи. Солнце освещало ее золотистые локоны. Она подняла на Лору большие глаза, синие, как фиалки, протянула Лоре букет фиалок и пролепетала: «Смотли, какие класивые».

Лора опустилась на землю и обхватила обеими руками Грейс. Крепко держа сестренку в объятиях, она с трудом перевела дух. Грейс перегнулась через ее руку и потянулась за новыми фиалками.

Поверх устилавших землю листьев синела сплошная пелена фиалок. Фиалки покрывали плоское дно большой круглой впадины, а вокруг этого синего цветочного озера поднимались к поверхности прерии почти отвесные травянистые склоны. В глубокой круглой яме не было ни малейшего дуновения, которое могло бы рассеять густой аромат цветов. Здесь, в этом пространстве, обрамленном зелеными стенами, было тепло от солнца, а над обращенными к небу синими глазами бессчетного множества фиалок порхали стаи бабочек.

Лора поднялась, поставила на ноги Грейс, взяла у нее пучок фиалок и крепко схватила ее за руку.

— Пошли, Грейс. Пора домой.

Помогая Грейс взобраться наверх, Лора еще раз окинула взглядом впадину. Грейс ковыляла так медленно, что Лоре некоторое время пришлось нести ее на руках. Но Грейс уже исполнилось три года, она была очень тяжелая, и поэтому Лора то опускала ее на землю, то снова брала на руки. Так она дотащила Грейс до хижины, посадила на колени к Мэри, а сама побежала к Большому Болоту с криком:

— Папа! Мама! Она здесь, здесь!

Лора продолжала кричать до тех пор, пока папа не услышал и не позвал маму, которая успела уйти далеко в высокую траву.

Медленно и с большим трудом они выбрались из болота и вернулись в хижину — усталые, грязные, но сияющие от радости.

— Где ты ее нашла? — спросила мама, взяв на руки Грейс и опускаясь в кресло.

— Она сидела… — тут Лора запнулась и вместо ответа спросила: — Папа, неужто это и вправду было кольцо, в котором танцуют феи? Оно совершенно круглое. Дно у него совсем плоское, а откосы со всех сторон одинаковой высоты. Пока не подойдешь вплотную к краю откоса, ничего не заметишь. Яма очень большая, и всё ее дно густо заросло фиалками. Такое место никак не могло появиться само по себе! Его наверняка кто-то сделал.

— Ты уже слишком большая, чтобы верить сказкам, Лора, — мягко вмешалась мама. — А тебе, Чарльз, не следует поощрять такие фантазии.

— Но это место… оно как будто совсем не настоящее, — возразила Лора. — Ты только понюхай эти фиалки! Обыкновенные фиалки так не пахнут.

— Да, их аромат заполнил весь дом, — согласилась мама. — Но это настоящие фиалки, а никаких фей на свете не существует.

— Ты права, Лора. Это место сделано не человеческими руками, — сказал папа. — Всё дело в том, что здешние феи были большими уродливыми существами с рогами на голове и с горбами на спине. Это место — старое лежбище бизонов. Бизоны — дикие рогатые животные. Они разрывают ногами землю и валяются в пыли, как весь рогатый скот.

Много веков подряд здесь бродили стада бизонов, и у них были эти лежбища. Они разрывали землю, а ветер уносил прочь пыль. Потом приходило новое стадо и на том же месте рыло землю дальше. Бизоны всегда приходили на одно и то же место.

— Почему, папа?

— Не знаю, Бочоночек. Может быть, потому, что земля там уже была мягкая и рыхлая. Теперь бизонов не стало, и их лежбища заросли травой. Травой и фиалками.

— Да, — сказала мама. — Всё хорошо, что хорошо кончается. Нам давно пора обедать. Надеюсь, Мэри, вы с Кэрри присмотрели за лепешками.

— Конечно, мама, — отозвалась Мэри, а Кэрри показала маме завернутые в салфетку лепешки и кастрюлю с вареным картофелем.

А Лора добавила:

— Садись, мама. Тебе надо отдохнуть. Я поджарю солонину и сделаю подливку.

Никому, кроме Грейс, есть не хотелось. После обеда папа посадил оставшиеся деревья. Грейс с помощью мамы подержала свое деревце, а папа хорошенько утоптал вокруг него землю. Потом Лора и Кэрри полили каждый саженец ведром воды из колодца, а вскоре пришла пора готовить ужин.

За столом папа сказал:

— Наконец-то мы устроились на своем гомстеде.

— Да, — согласилась мама. — Теперь остается только одно. День был такой беспокойный, что я даже не успела забить в стену гвоздь для полочки.

— Сейчас я допью чай и займусь ею, — сказал папа.

Из ящика, задвинутого под кровать, он вынул молоток и вбил гвоздь в стену между столом и этажеркой.

— А теперь неси сюда свою полочку и фарфоровую пастушку.

Повесив полочку на гвоздь, папа поставил на нее фарфоровую пастушку. Ее фарфоровые башмачки, корсаж и золотистые волосы блестели точно так же, как давным-давно в Больших Лесах: фарфоровые юбочки были такие же белые и широкие, щечки такие же румяные, а голубые глаза такие же веселые, как всегда. А на полированной полочке, которую папа столько лет назад вырезал в подарок маме на Рождество, до сих пор не было ни единой царапинки, и она блестела еще ярче, чем новая.

Над дверью папа повесил свое ружье, а еще выше — блестящую новую подкову.

— Ну что ж, — сказал он, оглядывая уютную маленькую хижину, — в такой тесноте мы еще никогда не жили, но ведь это только начало, Каролина.

Мама улыбнулась ему в ответ, а папа сказал Лоре: