Владимир Добряков - Шумный двор
— Ну, об этом, бабика, рано говорить. Я, конечно, люблю музыку, но разве плохо быть врачом или строить космические корабли?
Бабушка поперхнулась. Хвастаться познаниями внучки во французском языке она уже не стала.
Андрей Иванович пробыл до самого вечера, когда на улице уже стемнело. Уходя он сказал, что завтра ему нужно непременно лететь.
— Надеюсь, Лена, ты проводишь меня завтра? — спросил Андрей Иванович.
Валентина Григорьевна ничего не успела сказать, потому что Лена тут же воскликнула:
— Конечно! Обязательно!
— Тогда утром я заеду за тобой с аэродрома. Я там в гостинице ночую. Самолет отлетает днем, в двенадцатом часу.
— А зачем вам беспокоиться? Я могу сама приехать на аэродром. Я знаю, где останавливается автобус…
— Как? — испугалась Валентина Григорьевна. — Одна? На аэродром?
— Не одна, — возразила Лена, — я поеду с Сашей. Знаете, — обратилась она к отцу. — Саша тоже из Днепропетровска. — И с улыбкой добавила: — Это наш командир. Он очень и очень хороший товарищ. Я вас обязательно должна познакомить с ним.
— Что ж, — согласился Андрей Иванович, — если ты сама приедешь, то это будет даже удобней… В таком случае, Валентина Григорьевна, разрешите попрощаться.
— Прощайте, — не подавая руки, сухо ответила бабушка.
Лежа в кровати, Лена долго вспоминала события этого необыкновенного дня. Вспоминала отца — его сильную высокую фигуру, его костюм и даже цвет пуговиц на пиджаке, две орденские планки на груди. Вспоминала лицо — простое, открытое. «А он и правда хороший, добрый», — подумала она. И еще подумала о том, что почти целый день проговорила с отцом, а самого главного не узнала: как получилось, что он уехал без мамы? Если бы не бабушка, она бы спросила об этом… Ничего, завтра обязательно узнает.
Доброе солнце
Автобус мчался по гладкой ленте асфальта. Лена и Саша сидели рядом. Глядели в окно на пробегавшие мимо луга, кусты и деревья. Лена сказала:
— Как далеко аэродром. Скорей бы.
Наконец впереди показалось широкое поле с блестящими и длинными, как сигары, телами самолетов. Автобус свернул к зданию аэропорта.
— Он тебе обязательно понравится, Саша… Мне так обидно было вчера: бабушка ему даже руки не подала на прощание… Только ты мне честно потом скажешь, — зашептала Лена, — понравится он тебе или нет.
Отца Лена увидела сразу же, как только соскочила с подножки автобуса. Он ждал ее.
— Это тебе, — сказал Андрей Иванович и подал большой букет цветов.
— Спасибо! — вспыхнула Лена. — Познакомьтесь. Это Саша. Я вчера говорила о нем.
У Андрея Ивановича и Саши сразу нашлась общая тема — Днепропетровск. Впрочем, тем для разговора было сколько угодно: последнее сообщение ТАСС — к шести часам утра космонавт вышел на пятнадцатый виток вокруг Земли, вчерашний праздник, типы самолетов, стоящих на поле. Через несколько минут все трое чувствовали себя совсем свободно, улыбались и шутили. Но, шутя и смеясь, Лена невольно думала про себя, что это не тот самый главный разговор, который не дает ей покоя.
Андрей Иванович предложил позавтракать. Это было кстати — оказалось, что никто из них еще не ел.
В ресторане было уютно, тихо. Лишь временами гудели самолеты да из пластмассового ящичка репродуктора приглушенно доносились звуки старинного авиационного марша: «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью…»
Громко разговаривать и смеяться здесь почему-то не хотелось. Лена подумала: сейчас отец должен рассказать о маме, о себе. И Андрей Иванович по ее настороженному лицу понял это. Помешивая в стакане ложечкой, он задумался.
— Это у вас орден Красного Знамени? — нарушив затянувшееся молчание, спросил Саша. — А это Красной Звезды? Правильно?
— Верно, — посмотрев на орденские планки, сказал Андрей Иванович.
— А вот этого ордена не знаю…
— Это трудовой. Тоже Красного Знамени… Завод в Сибири строили… — И, помолчав, Андрей Иванович добавил: — Тот самый завод. Тот самый…
Лена подождала и не вытерпела.
— Из-за которого вы уехали?
Он долго смотрел на нее.
— Тяжело, доченька, вспоминать об этом… Очень тяжело… Тебе, наверно, хочется знать, как все получилось. — Андрей Иванович потер седые виски, повторил: — Как все это получилось… Твоя мама была дорога мне. Очень. Кажется, дороже всего на свете… Однако в жизни бывает так, что надо поступиться своим личным счастьем. Виля не хотела этого понять… Впрочем, она бы в конце концов поняла, если бы Валентина Григорьевна позволяла ей самой решать. Но она Виле не позволяла этого. Твоя бабушка по-своему сильный человек. Даже очень сильный…
Ложечка в руке Андрея Ивановича звякнула о край стакана. Он положил ее и медленно проговорил:
— Да, мы с Валентиной Григорьевной по-разному смотрели на жизнь. Она иронизировала над громкими словами. Для меня они были святыми. Родина, долг… Ведь это — сама жизнь… Я понятно говорю? Ты меня понимаешь, дочка?
— Понимаю, — прошептала Лена.
— Долг… — Андрей Иванович задумчиво постучал пальцами по столу. — Нелегко было строить заводы в Сибири, в необжитых таежных местах. Но строить было нужно, и мы ехали. И во всем этом — большой смысл.
В конце концов, может быть, поэтому, — Андрей Иванович посмотрел вверх, — там и летает сейчас именно наш человек. С нашей земли.
Андрей Иванович положил широкую ладонь на плечо дочери. И опять глаза его погрустнели.
— Больно вспоминать о том, — сказал он. — Как я ее просил ехать со мной… Как просил…
Лена чувствовала — еще секунда, и она разрыдается.
— Не надо, отец… Я все понимаю…
По радио объявили посадку на днепропетровский самолет. Пора было прощаться. Крылатая машина, готовая принять пассажиров, стояла на бетонной площадке перед вокзалом. Возле выхода на поле выстроилась очередь.
— Мы новый объект сдаем, — словно извиняясь за то, что вынужден сейчас улететь, сказал Андрей Иванович. — Непременно сегодня нужно быть на заводе.
Отметив билеты, молоденькая девушка в форменном синем кителе уже повела озабоченных пассажиров к самолету, а Андрей Иванович все не трогался с места. Последние минуты расставания. Надо сказать что-то еще, самое важное. Да, вот: чтобы она обязательно писала. Непременно! Он будет ждать ее писем. Очень ждать. И, может быть, захочет погостить у них? Это было бы чудесно! Пусть она только напишет — он приедет за ней… Андрей Иванович обнял дочь, крепко-крепко. И было видно, как трудно этому большому, чего только не повидавшему на свете человеку, сдержать слезы.
Сняв со своих плеч ее руки, он через силу улыбнулся, потрепал Лену за щеку и, не оглядываясь, пошел к самолету.
— Папа! — Лена подбежала, прижалась к нему…
Взревели моторы, и, подрагивая крыльями, медленно разворачиваясь, машина покаталась по бетонным плитам. Вырулив на взлетную полосу, замерла на секунду и понеслась вперед. Быстрее, быстрее и вот уже оторвалась от земли, начала набирать высоту.
Прижав к груди цветы, Лена смотрела, как уносится вдаль самолет. И такой грустью веяло от всей ее маленькой поникшей фигурки, что в горле у Саши стоял комок.
— Ну, чего ты? — осторожно тронул он ее руку. — Теперь будешь писать ему. Он будет писать. Поедешь в гости. Знаешь, какой город!..
— Я не об этом, — печально промолвила она. — Мне маму жалко. Как она могла оставить его?.. Я бы на край света пошла… А мама боялась. Бедная…
Самолет скрылся из виду. Лена обернулась к Саше.
— Пойдем. — Миновав здание аэропорта, сказала: — А вообще, я счастливая. Ведь отец хороший человек. Правда?
Саша кивнул.
— Значит, понравился тебе?
— Даже очень.
— Ой, я так рада! Теперь мне легко. Думаешь, это приятно, когда всю жизнь твердят: отец плохой, бесчеловечный! А теперь я знаю: он замечательный!
Они ждали автобуса, когда из мощных вокзальных репродукторов, как и вчера, раздались позывные Москвы.
А через минуту весь город, вся страна, весь мир узнал: советский космонавт благополучно совершил посадку на родной земле.
Саша и Лена смотрели друг на друга счастливыми глазами. Будто это они сами облетели семнадцать раз вокруг планеты и вот — вернулись на Землю.
Нет, стоять и ждать автобуса они не могли! Им надо было мчаться, лететь! И, не разбирая дороги, прямо по зеленой луговине они побежали в сторону города. По ногам стегали красные кашки, твердые головки подорожника. А они все бежали и бежали, и над ними, в ясном небе, плыло большое доброе солнце.
1964 г.
