Астрид Линдгрен - Приключения Эмиля из Леннеберги
Два дня Эмиль не ходил в хлев, он попросил Лину кормить обоих поросят. А на третий день он проснулся, когда было еще совсем темно, оттого, что визжал поросенок. А потом этот пронзительный визг вдруг смолк.
Эмиль дышал на замерзшее стекло, пока не оттаял кружочек, и поглядел во двор. У входа в хлев висел фонарь, и в его свете он увидел двигающиеся тени людей. Поросенка закололи, это он знал. Отец и Альфред ошпарят его кипятком, соскребут щетину, а потом придет Крюсе-Майя, и они вместе с Линой пойдут в прачечную промывать кишки, чтобы делать колбасу. Так закончил свои дни поросенок из Бастефаля, которого купил Эмиль.
— "Заколю, а он как вскрикнет…" — пробормотал Эмиль, а потом снова забрался в кровать и долго плакал.
Но человек так устроен, что умеет забывать о своих печалях, и Эмиль не был исключением. После обеда он заглянул в хлев, почесал Свинушка и задумчиво сказал:
— ТЫ жив, Свинушок! У каждого своя судьба. Ты остался жив!
Но Эмилю хотелось поскорее забыть поросенка из Бастефаля. И когда на следующий день Крюсе-Майя и Лина сидели на кухне и быстро-быстро резали кубиками мясо, а мама Эмиля перемешивала фарш для колбасы и обрезала окорок, чтобы положить его в рассол, и Лина запела "С моря дуют студеные ветры", а Крюсе-Майя стала рассказывать про привидение без головы, которое живет на чердаке в доме пастора, Эмиль рассмеялся. Он уже думал не о поросенке из Бастефаля, а только о том, что скоро Рождество, и радовался, что пошел наконец снег.
— Снег засыпал белый свет, — распевала на все лады сестренка Ида. Так говорят в Смоланде, когда выпадает много снега.
И снег в самом деле все засыпал. К концу дня снег повалил пуще прежнего, началась настоящая метель — из дома теперь нельзя было разглядеть скотный двор.
— Валом валит, все заметет, — сказала Крюсе-Майя. — Как я до дома доберусь?
— Оставайся ночевать! — предложила мама Эмиля. — Ляжешь на диванчике вместе с Линой.
— Да, только, будь добра, лежи не шевелясь, я ведь так боюсь щекотки, — сказала Лина.
После ужина Альфред пожаловался, что у него болит палец, все дергает и дергает, сил нет, и тогда мама Эмиля развязала повязку, чтобы поглядеть, что там.
Ничего хорошего она не увидела: палец опух, воспалился и краснота поползла вверх по руке.
Глаза у Крюсе-Майи засверкали.
— Заражение крови! — воскликнула она. — Это очень опасно!
Мама Эмиля вынула бутылку раствора сулемы из шкафа и сделала Альфреду примочку.
— Если к утру не станет легче, придется тебе поехать к доктору в Марианнелунд, — сказала она.
Всю ночь валил снег — над всем Смоландом бушевала метель, такая метель, какой никто и не припомнит, и наутро оказалось, что хутор Катхульт почти погребен под снегом. А метель все не унималась. Снег валил и валил, и дул такой ветер, что из дому носа не высунешь. Ветер гудел и завывал в трубе — у-у-у! Да, такая метель бывает, может, раз в сто лет!
— Альфред весь день будет снег разгребать, — сказала наутро Лина. — А может, ему и браться за это не стоит, все равно бесполезно.
Но Альфред не разгребал снег в этот день. Когда все сели завтракать, его место за столом пустовало, и вообще его никто еще сегодня не видел. Эмиль забеспокоился. Он нахлобучил кепарик, надел толстую куртку из домотканого сукна и вышел из кухни. За дверью он взял лопату и стал быстро прокапывать дорогу к пристройке у сарая, где жил Альфред.
Лина увидела Эмиля из кухонного окна и удовлетворенно закивала.
— Эмиль все-таки умница! Знает, что первым делом надо расчистить тропинку к сараю. Тогда можно озорничать со спокойной душой.
Глупая Лина, она не поняла, что Эмиль пробивается к Альфреду.
Когда Эмиль вошел — в каморку Альфреда, он удивился, до чего там холодно. Альфред не затопил печку. Он лежал на топчане и не хотел вставать. Есть он тоже не хотел.
— Не хочется, — сказал он.
Тут Эмиль еще больше встревожился. Если Альфред не хочет есть, значит, он серьезно заболел.
Эмиль растопил печь, а потом побежал за мамой. Она пришла, а с ней и все остальные — папа Эмиля, и Лина, и Крюсе-Майя, и сестренка Ида, все они встревожились за Альфреда.
Бедный Альфред, он лежал и дремал. Он был горячий, как печка, но его знобило. Красные пятна шли теперь по всей руке к плечу — глядеть было страшно.
Крюсе-Майя деловито закивала.
— Я вам говорю, такие пятна — это конец, теперь он умрет.
— Да замолчи ты, — сказала мама Эмиля, но не так-то легко было заставить замолчать Крюсе-Майю.
Она знала не меньше полдюжины людей в одной Леннеберге, которые погибли от заражения крови, и принялась их перечислять.
— А теперь вот еще и Альфред, — закончила она. Она считала, что помочь ему можно только одним способом: состричь клок его волос, оторвать лоскуток от его рубашки и закопать все это ровно в полночь к северу от дома, читая при этом заклинание. Вот она, например, знает очень надежное, проверенное на опыте заклинание:
Чур-чура, чур-чура,Сгинь, нечистый, со двора!Что от дьявола идет,Пусть он сам себе берет.
Но папа Эмиля сказал, что все заклинания насчет черта. произнес сам Альфред еще тогда, когда поранил себе палец, и что если надо что-то закапывать в полночь к северу от дома, то пусть Крюсе-Майя сама этим и займется. Крюсе-Майя мрачно покачала головой.
— Ох-ох-ох, тогда, ясное дело, все плохо кончится. Эмиль рассердился не на шутку.
— Не причитай и не хныкай! — зло сказал он. — Альфред скоро поправится, это точно.
Тогда Крюсе-Майя сменила пластинку:
— Ну да, милый Эмиль, он выздоровеет, он скоро выздоровеет. — Для пущей убедительности она коснулась рукой Альфреда, который лежал неподвижно, и еще раз громко подтвердила: — Конечно, ты поправишься, Альфред. Я в этом не сомневаюсь.
Но потом она поглядела на узкую дверь его каморки и пробормотала себе под нос:
— Не пойму, как протащат сквозь эту дверь гроб. Эмиль услышал эти слова и заплакал. Он испуганно дернул отца за куртку:
— Надо отвезти Альфреда к доктору в Марианнелунд, как мама сказала.
Тут папа и мама Эмиля как-то странно посмотрели друг на друга. Из-за снегопада попасть в Марианнелунд не было никакой возможности, и они это понимали. Выхода не было. Но как сказать об этом Эмилю? Потому-то они и стояли, печально опустив глаза. Папа и мама Эмиля тоже очень хотели спасти Альфреда, но просто не знали, что можно сделать. Они молчали.
Потом папа Эмиля, ни слова не говоря, вышел из комнаты. Но Эмиль не отступал. Он бежал за папой по пятам, он плакал, просил, кричал и угрожал, он даже ругался, и, представь себе, его папа не рассердился, а все только тихо повторял:
— Это невозможно, ты же сам понимаешь, что это сейчас невозможно.
Лина сидела на кухне и плакала, не утирая слез.
— А я-то думала, мы весной поженимся. Выходит, зря надеялась. Альфред умрет, а я останусь, как дура, с четырьмя простынями и полдюжиной полотенец! У-у-у!
Наконец Эмиль понял, как обстоит дело: помощи ждать было не от кого. Он вернулся в каморку Альфреда и просидел там весь день — это был самый долгий день в жизни Эмиля. Альфред лежал в забытьи. Только иногда он открывал глаза и всякий раз спрашивал: "Ты здесь, Эмиль?"
Эмиль видел в окно, что метель все не унималась, и он с таким пылом ненавидел этот снег, что от накала его чувств должны были, казалось ему, растопиться все снежные завалы не только в Леннеберге, но и во всем Смоланде.
Но снег все валил и валил, и Эмилю чудилось, что скоро он засыплет весь мир.
Зимние дни — короткие, но тем, кто, как Эмиль, сидит и ждет, они кажутся невыносимо длинными. Надвигались сумерки, скоро спустится ночь.
— Ты здесь, Эмиль? — снова спросил Альфред, но было заметно, что ему стало еще труднее произносить эти слова.
Мама Эмиля принесла бульон и заставила Эмиля выпить чашку. Она попыталась покормить с ложечки и Альфреда, но есть он не мог. Мама вздохнула и ушла.
Поздно вечером пришла Лина и сказала, что Эмилю пора спать. Но напрасно они рассчитывали, что он уйдет от Альфреда.
— Я лягу на полу возле Альфреда, — твердо сказал Эмиль. Так он и сделал.
Он нашел старый тюфяк и попону, больше ему ничего и не надо было, чтобы улечься. Впрочем, заснуть ему все равно так и не удалось. Он лежал с открытыми глазами, глядел, как пылают уголья в печи, слушал, как тикает будильник Альфреда, и как прерывисто он дышит, и как время от времени стонет. Иногда Эмиль впадал в дремоту, но всякий раз тут же вскакивал. Его жгла тревога, и с каждым часом ему становилось все яснее, какую ужасную ошибку они совершают: ведь скоро будет уже поздно, произойдет нечто непоправимое.
Часа в четыре утра Эмиль понял наконец, что ему надо делать: он должен попытаться доставить Альфреда к доктору в Марианнелунд, даже если оба они, он сам и Альфред, погибнут в дороге.
