Владислав Крапивин - Трое с площади Карронад
— Я не сын… Пожалуйста, осторожнее. Здесь снаряд.
— Что за шутки? — недоверчиво и слегка раздраженно спросил мичман.
Славка быстро, хотя и осторожно, отстегнул замки. Он чувствовал небывалое облегчение. Здесь, при опытном взрослом человеке, не могло случиться ничего страшного.
— Вот… — сказал Славка и тихо откинул крышку. Мичман заглянул в портфель. Сначала нахмурился, но тут же лицо его стало спокойным.
— Где ты эту штуку разыскал?
— На свалке у танкера «Бея», в конце Большой бухты.
— А зачем притащил сюда?
— Куда же было девать? — со звоном спросил Славка. Его захлестнула обида. — Там были маленькие ребята!
Мичман опять посмотрел на Славку — теперь внимательным и продолжительным взглядом. И коротко улыбнулся.
— Да не бойся, — вдруг мягко сказал он. — Натерпелся, да? Это не снаряд, это портативный газовый баллон для разогрева самолетных моторов. Их многие путают со снарядами, кто не знает…
— Баллон?
Кто-то громко хихикнул.
Славка растерянно оглянулся и увидел Потапенко. Он только силуэт ее увидел в прямоугольнике двери, за которой полыхал знойный день, но сразу представил Любкино лицо.
Баллон!!
Завтра будет хохотать вся школа…
И все было зря: белая дорога, изнуряющий страх…
И нелепая ссора с Тимом!
Славка всхлипнул и кинулся к двери, проскочил мимо отлетевшей Любки и побежал вдоль стены. Сначала быстро — так, что горячий ветер забивал горло. Потом тише: стало колоть в боках. Но все равно бежал. По улице, по белой дороге…
Потом не хватило дыхания, и Славка перешел на шаг. Ветер мохнатыми ладонями гладил мокрое лицо. Славка наконец подумал: зачем было убегать?
Еще хуже будет. Еще больше станет издеваться Любка. Расскажет, как он выскочил, будто капризная девчонка.
И портфель с Артемкой остался там…
Вернуться?
Нет, вернуться он не мог. Он только пошел потише.
И может быть, от ровного шага ровнее стали мысли.
Что он нервы распустил? Разве плохо, что снаряд оказался баллоном? Наоборот. Иначе кто знает, был бы сейчас на свете Славка Семибратов или не был?
Портфель, конечно, отдадут Любке…
Любка раззвонит про эту историю? Пусть. Славка не виноват, что снаряд не настоящий. А если найдутся дураки, которые будут смеяться, — их дело. Пускай хоть весь свет смеется. Разве это сейчас главное? Главное — Тим!
Лишь бы Тим не ушел!
Какой-то переулок вывел Славку к бухте. Правее базы. Славка подскочил к воде, разогнал ладонями нефтяную пленку, которая приплыла от стоявшего неподалеку танкера. Плеснул соленой водой в лицо. Вытерся подолом, заправил рубашку. Быстро зашагал к базе.
Тим не ушел. Он сидел у ворот на старом перевернутом ялике. Он поднялся навстречу Славке.
— Тим! — поспешно сказал Славка. — Это был не снаряд! Это газовый баллон… Мне мичман сказал… Тим, ты что?
Тим протянул Славке его учебники, связанные обрывком фала. Не глядя. Потом повернулся и пошел.
— Тим… — сдавленно сказал Славка.
Тим не остановился.
Славка пошел следом. Тим не оглядывался.
— Тимсель… — позвал Славка. Это было как пароль. Как сигнал о помощи.
Тим замедлил шаги. Не обернувшись, он сказал негромко:
— Ты за мной не ходи, пожалуйста. Ты… хуже, чем враг…
Никогда не забуду…
Дома Славка сразу лег на диван. Лицом к стене. Он не удивился, что его не зовут обедать. Не удивился, что баба Вера — печальная и растерянная. Не удивился тяжелому молчанию в доме. Все так и должно было быть в этот черный день.
Сначала Славка ни о чем не думал. Он очень долго лежал, сцепив зубы, а в голове, как замкнутая в кольцо кинолента, крутилось воспоминание: белая дорога, Любка, мичман, баллон, Тим, последние слова Тима. И снова: дорога… баллон… Тим… И опять.
«Ты за мной не ходи, пожалуйста. Ты… хуже, чем враг…»
Но почему?!
«Тим, почему? Я же тебя не бросил, не обманул… Ну, пусть я виноват, но я же не хотел… А ты сразу — как насмерть!»
И вдруг появилась ясная мысль. Такая простая и легкая, что Славка сразу сел. Он даже улыбнулся и кулаком себя стукнул по лбу.
Тим просто не понял, вот в чем дело! Он увидел у Славки вину, которой не было! Их поссорила какая-то ошибка… Эту ошибку надо выяснить и убрать. Уничтожить! Надо не валяться здесь, не впадать в тоску, а поговорить с Тимом. Обо всем спросить и про все объяснить самому. Тим поймет. Это же Тим…
Ну а если не поймет?
Ладно… Тогда Славка скажет: «Тим, я дурак был с этим своим капитанством. Я просто потерял голову. Не прогоняй меня, Тим, прости».
И Тим простит. Не может он поставить на Славке крест. Они одной крови — Славка и Тим…
Славка вскочил. Если бегом — он увидит Тима через пятнадцать минут!
Он качнулся к двери, и в эту секунду вошла мама.
У мамы были сжаты губы. Она коротко глянула на Славку, обвела глазами комнату и сухо спросила:
— Где твой портфель?
— Что? — растерянно сказал Славка.
— Меня интересует, где твой портфель. Почему ты принес учебники, связанные веревкой?
Она смотрела мимо Славки. Лицо у нее было напряженным и холодным.
«Все уже знает, — со страхом подумал Славка. — Любка разнюхала адрес и притащила портфель». Стало ясно, что несчастья не кончились.
— Ну, что ты молчишь?
А что было говорить? Самое глупое дело — давать ответы, которые известны заранее.
Мама посмотрела на Славку слегка удивленно:
— Ты объяснишь наконец?
— Он остался у военных, — пробормотал Славка.
— У каких военных? Что ты там делал?
— Ну… что ты меня мучаешь? — вырвалось у Славки. — Ты же сама знаешь! Любка же рассказала!
— Любка? — удивилась мама. — Я не знаю никакой Любки. В чем дело?
Значит, Любки не было? Как по-идиотски он влип!
— Вячеслав! — сказала мама. — Я хочу немедленно знать, что произошло. Имей в виду, что мы договаривались: никогда не врать.
Врать он и не мог. Промолчать — другое дело. Но молчать уже было нельзя. Славка, глядя в пол, прошептал:
— Я отнес военным… одну штуку. Газовый баллон.
— Зачем? Что за баллон?
— Мы с Тимом его на свалке нашли…
— Ну и что?
— Мы его у ребят отобрали…
— Ну и что, я спрашиваю!
— Ну и… отнес.
— За-чем?
Тянуть было бессмысленно. Славка был измотан, он не мог сопротивляться. Он поднял глаза и проговорил:
— Я думал, что это снаряд.
Он не увидел на мамином лице ни страха, ни гнева. Мама, кажется, даже обрадовалась. Все так же сухо, но со скрытым облегчением она сказала:
— Очень хорошо. Иди поешь, а потом поможешь уложить чемоданы. Мы уедем сегодня.
— Мамочка… — шепотом сказал Славка. — Мама, ты со мной что хочешь… Только не это…
Потом крикнул:
— Не надо!
Он вцепился в маму. Сам того не сознавая, он кричал слова, которые кричат дети, оказавшись в тисках жестокости и боли. Да он и был сейчас маленьким мальчиком, изнемогавшим от боли и отчаяния:
— Мамочка, не надо! Мама, я больше не буду, ну прости, мама!
Но она оторвала от себя Славкины руки:
— Прекрати истерику!
Славка упал на диван. Но он тут же вскочил! Надо было драться за себя и за Город!
— Ты не имеешь права! — крикнул он. — Ты обещала! Ты слово давала!
— Ты тоже давал слово. И нарушил.
— Но у меня не было выхода!
— Не кричи. У меня тоже нет выхода. Ты меня сам вынуждаешь на это.
— Я не поеду, — сказал Славка. Он вдруг почти успокоился. В самом деле: не поедет, и все! — Я руками и ногами, зубами цепляться буду. Не поеду.
— Поедешь, — сказала мама. — Ты не будешь цепляться ни зубами, ни когтями. И не будешь устраивать скандалы. Пожалей Веру Анатольевну. Сейчас ты пообедаешь, и начнем укладываться. Поезд уходит в половине десятого вечера.
— Ну и пусть уходит!.. Все равно ты не достанешь билеты.
— О билетах я позаботилась.
— Когда?
— Не твое дело.
«Но ведь Любки не было…» — подумал Славка. Любки не было, и о баллоне он рассказал сам. Сейчас. Значит…
— Значит, все это неправда, — сказал Славка и переглотнул.
— Что неправда?
— Все… Все твое вранье, — с отчаянной грубостью, но тихо сказал Славка, глядя ей прямо в лицо. — Ты все врешь. Ты едешь из-за Него.
Ни разу в жизни он так не говорил с мамой.
Ее щеки побелели.
На столике лежала пустая авоська, с которой Славка обычно бегал на рынок и в магазин. Этой авоськой, вытянутой в тяжелый жгут, мама хлестнула его по лицу. И еще, еще! В кожу впились твердые узелки.
Славка не увернулся и не защитился. Он только прикрыл глаза, но не от страха, а машинально. Он расстегнул пряжку и выдернул из петель флотский ремень.
— Возьми, — сказал он. — Пряжкой можно пробить до кости. Не бойся, шрамы придают мальчикам мужественный вид.
