Альберт Лиханов - Мой генерал
Дверь захлопнулась.
Дед прислонился к стенке. Откинул голову. Шепнул:
– Антошка, лекарство! Скорее!
Я примчался мгновенно. Молнией!
Долго ли, на кухню за водой, потом в нашу комнату, пятнадцать капель – и обратно.
Когда я капал лекарство, во дворе засигналил грузовик. Я выглянул в окно. Там стоял самосвал, полный маленьких березок и елей.
– Привезли! – крикнул я дедушке. – Саженцы привезли!
Он стоял в коридоре бледный, с испариной на лбу. Выпил лекарство. Глубоко, вздохнул. Проговорил:
– Дай лопату!
– Надо полежать! – ответил я.
Дед промолчал. Развернул телеграмму, посмотрел ее, протянул мне.
«Экспертиза не подтвердила простите великодушно Савченко».
– Вот видишь, – крикнул я обрадованно. – Все в порядке!
Я был рад. Бесконечно рад. Теперь-то уж конец дедушкиным мучениям. Я весело глядел на деда, он тоже улыбнулся, подмигнул мне, взял лопату и пошел во двор.
Машина быстро разгрузилась и ушла. Я стал переодеваться, чтобы помочь деду.
И тут кто-то отчаянно закричал на дворе:
– Антошка! Антошка!
Я выглянул в окно. Соседские мальчишки махали мне рукой и орали:
– Скорее! Скорее! Дедушка!
Сердце словно оборвалось. Я кинулся сломя голову по лестнице, громко выстрелил дверью.
– Где? – кричал я отчаянно. – Где?
Дедушка лежал, уткнувшись лицом во вскопанную землю. Одной рукой он сжимал тонкий стволик березки, а другой – лопату.
– Дедуля! – шептал я. – Ну вставай, дедуля!
Я перевернул его на спину.
И увидел открытые глаза.
– А-а-а-а-а!
Я слышу до сих пор собственный крик.
Он раздается вдруг среди ночи, я вскакиваю, мокрый от пота, шепчу:
– Дедушка! Дед!
Но никто не откликается.
И я плачу. Плачу навзрыд. Плачу до хрипа, до крика!
В комнату вбегает мама, гладит меня по плечам и говорит:
– Ну, Антошка! Антошка!
Она плачет сама.
Приходит папа.
Он обнимает нас изо всех сил, до боли и говорит срывающимся голосом:
– Ребята! Ребята, будьте мужчинами!
Нет, это невозможно!
Это выше сил!
Я не могу, не могу, понимаете!
Я не могу быть мужчиной!
Вместо эпилога
На крутой горе
Мы похоронили его на горе.
На самой вершине отвесной скалы, откуда видно далеко вокруг.
И плотина прямо под ногами.
И дальняя тайга, которая скоро исчезнет, а вместо нее будет море.
И еще тайга, которая никогда не исчезнет, а будет вечно шуметь, принося на вершину запах смолы и хвои.
Когда-то я был здесь, на этой вершине. Кешкин дед, Иннокентий Евлампиевич, взял отпуск, сделал деревянную колотушку, и мы отправились шишковать. А потом вышли сюда, и я поразился. Поразился красоте. Раздолью. Близости неба.
Дедушку похоронили там.
Взрывники заложили динамит, и эхо прокатилось над далекой тайгой.
Дедушка лежал спокойный, в парадном мундире. Только без орденов. Ордена горели на красных подушечках. И все горело вокруг. Пионерские галстуки нашего отряда. Наш отрядный флаг, опущенный к гробу. Красное знамя в руках Бориса Егорова. Горела медь горнов и солнце над головой.
Эх, солнце!
Опять как тогда. Меня еще не было, и папе исполнилось три года, когда началась война, нежданно-негаданно, и солнце не спряталось тогда за тучи, будто и его застали врасплох.
И сейчас!
Сейчас тоже врасплох! Оно не знало, конечно, что дедушка умрет, не знало, как и я, а то бы спряталось, опустило покрывало черных траурных туч.
Я стою возле гроба.
Я смотрю на деда.
Руки отяжелели, и голова тоже. Весь я пустой и каменный, не живу, не дышу, только вижу.
Вижу папу, стоящего на колене у гроба. Вижу маму в черной одежде. Она положила руку отцу на плечо. Будто на той фотографии. Анна Робертовна в черном платке. Гриша ее под руку держит.
Я слышу звук.
Странный плач.
Это плачут горны.
Они сверкают на солнце, трепещут алые вымпелы на каждом из них, но горны плачут.
Ту-ру-ру-ру-у-у!..
Ту-ру-ру-ру-у-у!..
И вдруг слышится еще что-то.
Я смотрю в сторону, на стройку, и все оборачиваются туда.
Я вижу белую плотину, а в котловане и дальше, на берегу, – множество машин. Множество самосвалов.
Они стоят. Это странно. Машины никогда не стоят на стройке.
Но тут они стоят как попало, замерли и… гудят!
Гудят все вместе, тягучим, торжественным голосом, и в него, будто в оркестре, вплетаются пронзительные голоса консольных кранов.
И там, в котловане, люди, похожие на муравьев, остановились, смотрят, подняв руки к платкам и козырькам, на высокую вершину, где стоим мы.
Меня зовут Антошка, вы знаете.
Меня назвали так в честь деда, и это значит, что дедушка всегда со мной.
Мой генерал всегда рядом.
Вот он смотрит на меня со стены. Сперва – молодой, глаза сверкают озорно. Потом – старый, вместе со мной, но и на этой фотографии глаза у него улыбаются.
Он же улыбался, когда пел тысячу раз:
Если смерти, то мгновенной,Если раны – небольшой!
Эта песня вовсе не грустная. Она даже веселая. И правда – разве это плохо? Умереть, так сразу. А если ранят – пусть рана скорей заживет!
Дед со мной. Он рядом. Он так жил, что не может умереть. Никогда!
Я просыпаюсь по ночам и больше не плачу.
Я думаю с тоской только, что больше дедушка не скажет мне строго:
«Думай!»
Не попросит мягко:
«Пошепчемся!»
Не улыбнется ласково:
«Эх, Антоха!»
Я сдерживаюсь.
Я не плачу.
Я глотаю тугой комок, подкатившийся к горлу, и складываю стихи про дедушку.
Мой генерал! Мой генерал! – зову три раза, –Мой генерал! Ты только не молчи.Ведь ты же знаешь, что без воинских приказовНе могут бить тревогу трубачи…
Я придумываю эти стихи. А они не выходят.
Я тычусь головой в подушку и бью ее отчаянно кулаком.
Все равно я сочиню эти стихи. Все равно, дедушка, ты будешь живой.
Все равно! Все равно! Все равно!
1973 – 1974
Комментарии
Мой генерал. – Впервые в журнале «Пионер», 1975, № 1 – 4. В том же году роман вышел отдельной книгой в издательстве «Детская литература».
«Автор так обозначил его жанр – «роман для детей младшего возраста». Младший возраст – и роман? Да, именно так! – писал один из рецензентов романа В. Гейдеко. – По глубине охвата событий, остроте действия, серьезности проблем произведение это из числа тех, что создают у читателя максимальное духовное напряжение».
Критик обратил внимание, что «Альберт Лиханов и место действия избирает с таким расчетом, чтобы читатель его книги узнал как можно больше интересного и увлекательного не только о душевных волнениях героя – современного школьника, но и о той большой и сложной жизни, которой живет сегодня страна… Автору удалось точно воспроизвести характер, язык, образ мышления современного школьника, благодаря чему книга находит прямой и короткий путь к сердцу юного читателя» («Новый мир», 1977, № 12).
«Роман «Мой генерал» я бы назвал лирическим, хотя о влюбленных – в классическом понимании – там нет и речи. Это роман о любви в широком смысле – к людям, к Родине» (Свининников В. Как любить детей. – «Московская правда», 1980, 4 декабря).
«Самое ценное и важное в… книге А. Лиханова – изображение нравственного влияния, оказываемого дедом-генералом на мальчика, – отмечалось в рецензии В. Сажина. – Не поучениями и наставлениями, а заинтересованным отношением к окружающему, сопереживанием их бедам… дед настраивает на ту же волну душу мальчика» («Детская литература», 1977, № 1).
О том же свидетельствуют и письма читателей, адресованные в Московский Дом детской книги.
«Мне приходится иногда сталкиваться с инертностью ребят, их равнодушием, нечуткостью. И вот эта книга «Мой генерал» дала мне повод для разговора с ними об отношении их к старшим, к родным, друг к другу», – пишет учительница Раиса Ивановна Ш. из Свердловской области.
Характерно признание одиннадцатилетней Марины Ю. из Мурманской области: «Однажды в руки мне попала книга А. Лиханова «Мой генерал». Я долго думала и решила написать в Дом детской книги. Впервые я прочитала такую книгу. В первый раз я заплакала над книгой. Это самая замечательная книга, которую я прочитала за все пять классов».
Роман вошел в число произведений, за которые А. Лиханов был удостоен Государственной премии РСФСР имени Н. К. Крупской и премии Ленинского комсомола.
«Мой генерал» переведен на азербайджанский, армянский, казахский, киргизский, татарский, узбекский, украинский, эстонский, а также на вьетнамский, китайский, монгольский, немецкий, польский и чешский языки.
По роману поставлен одноименный телевизионный фильм.
