Дикие груши - Магомед-Расул Расулов
— Сам доводишь меня до такого состояния, а потом изображаешь миротворца! — Майсарат коснулась Даудова плеча и кивнула на соседнюю комнату. Это означало, что дальнейший разговор будет без Дауда.
Он послушно отправился в другую комнату, но тут же вернулся и взял со стола учебники — родители должны были понять, что он шел не просто так, а готовиться к урокам.
Отец сказал что-то матери. Дауд не расслышал что.
— Нет! — решительно ответила мать. — Ты ни с кем не считаешься! Ни о ком не думаешь! Вчера я начала читать книгу, думала, вечером спокойно дочитаю. А ты, ни слова не сказав, обмениваешь ее на паршивого ягненка.
«Я бы за такого ягненка не только «Королеву Марго», но еще и «Трех мушкетеров» дал в придачу! Молодец, отец!» — Дауд уже любил ягненка и чувствовал себя его хозяином.
— Так это ты из-за книги расстроилась? — Отец говорил так, будто испытывал облегчение, будто ему открылась возможность все тотчас же поправить.
— А ты думаешь, я интересуюсь только тряпками?
«Ай да мама! — подумал Дауд. — Мне-то показалось, что она была вне себя от радости, когда отец обменял Конан Дойля на сумку из крокодиловой кожи».
— Давай, наконец, перестанем ссориться из-за пустяков! Я понимаю, ты бы могла сердиться, если бы воровал, пьянствовал, срывал на тебе плохое настроение. Так ведь часто бывает в семьях…
— Значит, все, что не воровство и не пьянство — пустяки?
— Ну вот, ты опять передергиваешь! Объясни мне, что тебя раздражает?
— Если ты сам не понимаешь, то какой смысл тебе говорить?
— Ну, ладно, дорогая, успокойся! Стоит ли из-за какой-то французской книжки так трепать нервы.
Отец говорил миролюбивым тоном, пытаясь разрядить накаленную атмосферу. Дауду было жаль мать, но и за отца обидно не меньше. За что она его так?
— Ты хотя бы спросил меня, — голос матери стал жалобным. — Я давно хотела прочесть эту книгу.
— Майсарат, милая! Да вместо одной, я принесу тебе трех «Королев». Они лежат у меня в столе. Я бы их сегодня принес, да не с базы шел домой.
— А не лучше обменять их на барана? Белого, например, у нас еще нет?!
— Ну перестань, дорогая, не волнуйся! За ягненком ведь ухаживать не год и не месяц. Через несколько дней от него останутся только рожки да ножки.
— Почему?
— Да потому, что твоему мужу стукнет сорок. И ягненок — для его юбилея.
Дауд отпрянул от двери, сел за стол и тупо открыл какую-то книгу. Если войдут родители, надо выглядеть углубившимся в чтение. Разговаривать с ними ему сейчас не хотелось. На сердце стало тяжело.
А родители продолжали разговор.
— Вот оно что, — сказала мать.
— А ты забыла?
— Просто не подумала, что ягненок для этого…
— Ты ни о чем не беспокойся! Я тебе во всем помогу. Икру-микру достану, фрукты-мрукты привезу, шашлык-машлык приготовлю. Колбаса, язык, зелень — все за мной. Тебе останется только стол накрыть и гостей принять.
— Да уж, позаботиться о семье ты умеешь. Мне некоторые наши женщины даже завидуют.
— Правда? — переспросил отец, и чувствовалось, что он прямо растаял от этих слов.
— Все ты можешь, кроме одного, — вздохнула мать.
— Кроме чего, дорогая?
— Человека понять не можешь! Душу его понять, — сказала мать и вдруг тихо, но горько заплакала.
Дауда поразило отчаянье, которое слышалось в ее голосе…
* * *
Дауд слышал, как отец успокаивал мать. Что за странные у них отношения? Отец, кажется, делает все, чтобы мать была довольной и не нервничала. А она без конца в чем-то упрекает его. И как ему понять ее душу, если она никогда ничего не говорит прямо. Он бы, например, тоже не понял. А объясни она, он бы все сделал. Сама же признается: другие женщины завидуют ей. Значит, считают, что у нее хороший муж.
И все-таки Дауду было жаль маму. Он понимает: ягненок был только поводом для разговора. Что-то другое ее беспокоит. Это ведь действительно тяжело, когда тебя не понимают, а ты не знаешь и не умеешь объяснить другому, чего ты хочешь и что ты чувствуешь. Ну, например, он и Раиса…
Дауд растерялся, увидев перед собой отца. По его лицу отец может понять: Дауд все слышал. Ну, а что ему делать? Затыкать уши?
Но отец ничего не говорил, молча расхаживал по комнате туда-сюда. Поэтому, когда отец положил ему руку на плечо, Дауд вздрогнул. Показалось, отец понял, о чем он думал. Дауд хотел подняться, но отец мягким, сильным движением удержал его.
— Ты пока не беспокой маму. Ей немного нездоровится.
— Сердце?
— Т-с-с! — Отец приложил палец к губам.
Ну да, мама не любила, когда говорили о ее больном сердце. Дауд сделал вид, что вспомнил очень важное, и принялся торопливо перелистывать учебник. А про себя с нежностью подумал об отце: вот он какой молодец! И деликатный. И маму успокоил, и его не мучает разговорами да расспросами.
— Ну как твои дела? — спросил отец, продолжая все так же расхаживать по комнате.
— Хорошо, папа, — ответил Дауд, хотя и не понял, о чем речь.
— Мне кажется, ты эти два дня не выходил в город? — Умалат остановился перед сыном, поглаживая коротенькие усы.
Дауд отметил про себя, с каким безупречным вкусом одет отец: прекрасно сидящий синий финский костюм хорошо сочетается с белой рубашкой и синим в тон костюму галстуком. Волнистые темные волосы модно подстрижены. Лицо всегда кажется свежевыбритым. Хорошо бы ему быть похожим на отца!
— В город? — переспросил Дауд, не сразу отвлекаясь от своих мыслей.
— Ну и как?
Дауд недоуменно пожал плечами.
И тут он все вспомнил. Два дня назад отец попросил его посмотреть, нет ли в городе зеленой краски.
«Ворота надо, сынок, перекрасить. Заметил?»
Дауд тогда кивнул в знак согласия, но потом начисто забыл о поручении.
Да, сейчас отец с полным правом ему скажет: «Как же так забыл? А почему я не забываю, когда меня о чем-нибудь просят? В том числе и ты. Какой же ты мужчина, когда не держишь своего слова? Откуда в тебе эта безответственность? И ведь тебя не посторонний человек попросил — отец!..» Все это справедливо, но… Может, попробовать выкрутиться? Хотя, по правде говоря, ему еще ни разу не удавалось провести отца.
— Не было, — пробормотал Дауд, листая учебник.
— Чего не было?
— Краски.
— А ты ее искал? — Отец взял Дауда за подбородок и заглянул ему в глаза. — Мальчишка ты, а не мужчина! Выучил бы я тебя как следует, да маму огорчать не хочется.
Отец вышел из комнаты, полный достоинства
