Нет слова «прощай» - Джон Крэйг
«Я сойду с ума, — подумал он. — Я больше не могу. Я здесь умру».
— Кен, слушай! — крикнул Поль. — Зачерпни руками болотную жижу и обмажь лицо. Скорей, Кен! Скорей, скорей!
И Кен заставил себя подчиниться этому приказу. Он опустил руки в воду и зачерпнул две пригоршни вязкой черной жижи. Он размазал ее по лицу, волосам, затылку. Вскоре он почувствовал, как грязь подсыхает у него на коже. Комары не улетали и не отставали от мальчиков. Но хотя они по-прежнему тучами вились вокруг, лишь немногим удавалось добраться до обнаженной кожи. Глаза, рот, нос — все было в грязи, но Кен испытал облегчение от того, что комары стали кусаться меньше: он успокоился и взял себя в руки.
— Ну как? — спросил Поль. — Можешь идти дальше?
— Да, — слабым голосом ответил Кен. — Думаю, что могу.
И они побрели дальше по болоту, которое становилось все глубже и глубже. Кен старался думать только о том, что надо передвигать ноги. Левую, правую. Левую, правую. Поднять ногу. Пронести вперед. Поставить. Вытащить из болота другую ногу. Пронести вперед. Поставить…
— Дела наши идут на лад, — сказал Поль некоторое время спустя. — Мы прошли уже почти половину пути. Радуйся, что здесь нет крокодилов и ядовитых змей!
— А я и радуюсь, — согласился Кен. — Только лучше бы ты не говорил о змеях.
Вскоре они подошли к речушке.
— Вон там кончается болото, — объявил Поль. — В свете луны уже видны деревья. А перебраться через эту речушку проще простого: в ширину она не больше шести метров.
— А в глубину? — спросил Кен.
— А в глубину порядочно, — ответил Поль. — На середине до дна не достанешь. Но течение тут не сильное. Речушка нас освежит!
Они вошли в воду. Сначала она была им по колено, затем стала медленно подниматься. Вдруг Кен почувствовал, что дно исчезло, и он поплыл, энергично работая ногами и одной рукой: другой он держал фотоаппарат так, чтобы его не замочило. От воды щипало во всех ссадинах и ранках, но плыть пришлось недолго, и Вскоре мальчики выбрались на другой берег.
— Зачерпни жижу! — скомандовал Поль. И они снова обмазали грязью открытую кожу.
Мальчики прислушались: нет ли звуков погони, но болото позади было окутано мраком и тишиной.
— Теперь уже недалеко, — сказал Поль. — Переберемся через этот холм, а там уже видна железная дорога.
«Интересно, сколько еще может выдержать мое тело, — подумал Кен с каким-то странным равнодушием, будто тело это принадлежало не ему, а кому-то другому. — Любопытная мысль, — сказал он себе, — надо бы додумать ее до конца, только я слишком устал…»
Поль снова повел его вперед, и через несколько минут болото начало мало-помалу сменяться твердой почвой. Идти стало намного легче.
«Наверно, это второе дыхание, — подумал Кен. — А может, третье или десятое?»
Вскоре они снова вошли в лес. Идти было нетрудно: ведь теперь они могли спокойно выбирать дорогу. Вскоре Поль обнаружил оленью тропку, которая вела в нужном направлении.
«Интересно, который час?» — подумал вдруг Кен. Казалось, прошло уже много дней с того момента, когда он сделал снимок у дачного причала. Скоро, должно быть, взойдет солнце.
Кен взглянул на своего друга, который неуклонно шел вперед сквозь мглу. Юный оджибуэй казался таким же бодрым и полным сил, как и в начале их бегства. Неужели ему все нипочем? Неужели он ничего не чувствует? Неужели его не берет ни усталость, ни боль? Кен думал об этом без зависти, а просто с величайшим изумлением.
Спустя некоторое время Поль сделал ему знак остановиться.
— Ты слышишь?.. Вон там! По-моему, это шум поезда.
И тут до них донесся гудок паровоза. Поезд был совсем близко, но все же не у Кинниваби, а, видимо, у станции Кроу-Фоллз, чуть дальше.
Они немного постояли, прислушиваясь.
Вскоре опять раздался гудок, и затем Кен расслышал пыхтение паровоза, тяжело взбиравшегося в гору.
— Как ты думаешь, сколько тут будет до железной дороги? — опросил он.
— Точно не скажу, — ответил Поль. — В потемках, сам понимаешь, не разобрать, но, думаю, дорога уже близко. Скоро увидим.
Стук колес все приближался, и через несколько секунд за деревьями замелькал луч прожектора. Мальчики были у самой железнодорожной насыпи, и поезд пронесся совсем рядом; его грохот заполнил и заглушил все. Отдаляясь к востоку, грохот постепенно стихал, и снова над ними сомкнулась безмолвная ночь.
Пройдя еще несколько метров под деревьями, они ступили на гравий железнодорожной насыпи. С чувством невероятного облегчения они зашагали по ровной и твердой почве.
— Давай отдохнем минутку, — предложил Кен, — а потом уже двинемся к станции.
Они сели на шпалы, лежавшие около путей.
«Неужели у меня хватит сил подняться?» — не верил, но надеялся Кен.
Боль во всем теле сменилась всепоглощающей усталостью. Кен взглянул на Поля, сидевшего рядом: он был спокоен и полон сил.
— Прямо не понимаю, как тебе это удается, — сказал Кен. — Я еле жив, а у тебя такой вид, будто ты готов хоть сейчас начать все сначала!
В предрассветной мгле он увидел улыбку на лице друга.
— Почему ты так думаешь? — спросил Поль.
— Вид у тебя такой! Наверно, я просто завидую. Я совсем выдохся, а тебе вроде все нипочем…
Поль тихо рассмеялся.
— Чудно́, — сказал он. — Почему ты решил, что мне все нипочем? Разве у меня не такое же сердце, как у тебя, не такие же легкие, не такие же мышцы? Разве колючие ветки не царапают меня так же, как и тебя? Разве на моей коже меньше кровоподтеков?
Кен внимательно посмотрел на своего друга.
— Знаю, что ты устал, — сказал он, — но по твоему виду этого никогда не скажешь. А вот я был бы рад лечь в постель и проваляться целый месяц.
— Ты ошибаешься, Кен, — спокойно ответил Поль. — Еще немного, и нам с тобой надо будет встать и идти к станции, но сейчас я даже вообразить не могу, что у меня хватит сил подняться на ноги. Я до того устал, что просто уже ничего не чувствую. Точно так же, как ты. — Он помолчал немного. — Но ведь и лань устает, когда за ней гонятся волки. И рыба устает, когда пытается сорваться с крючка. Усталость — самая обычная вещь, и тут уж ничего не поделаешь. Но сейчас я так устал, как никогда еще в жизни…
Кен тихо опустил руку на плечо друга.
— Ладно, — сказал он. — Может, мы оба упадем замертво, когда тронемся в путь. Но нам надо завершить
