Джин Уэбстер - Милый недруг
Наша жизнь течет по-прежнему, без каких-либо экстраординарных происшествий. Ты, наверное, помнишь Мэйбл Фуллер, дочку хористки, которую не любит наш доктор? Мы пристроили ее в семью. Я уговаривала их взять лучше Хетти – ту тихую маленькую девочку, которая украла чашу для причастия – но нет! Ресницы Мэйбл одержали победу. Что бы там ни говорили, главное быть красивой. Все в жизни зависит от этого.
Когда я на прошлой неделе вернулась из моего набега на Нью-Йорк, я обратилась к моим детям с маленькой речью. Я рассказала им, что только что проводила тетю Джуди на большой пароход, и со смущением должна отметить, что многие – по крайней мере, мальчики – немедленно оставили тетю Джуди и сосредоточились на пароходе. Сколько тонн угля сжигает он в день? Такой ли он длинный, как расстояние от каретного сарая до индейского лагеря? Есть ли на нем пушки, и если на него нападут пираты, сможет ли он устоять? Имеет ли капитан право расстрелять, кого он захочет, в случае бунта, и не повесят ли его за это, когда высадятся на берег? Чтобы окончить речь, мне пришлось постыдно обратиться за помощью к доктору. Я замечаю, что самый всесторонний женский ум не в силах справиться с теми необыкновенными вопросами, которые рождаются в мозгу тринадцатилетнего мальчика.
В результате их мореходного интереса у доктора появилась идея: пусть семеро старших и самых сметливых мальчуганов проведут с ним день в Нью-Йорке и собственными глазами посмотрят на океанские лайнеры. Вчера утром они встали в пять часов, отправились семичасовым поездом и пережили самое чудесное приключение за свои семь маленьких жизней. Они посетили один из больших пароходов (доктор знаком с его шотландским механиком). Им показали все, начиная от трюма и кончая верхушкой мачты; потом они позавтракали на пароходе. После завтрака они посетили морской музей и верхушку Сингер Билдинг[46], а потом сели в метро и поехали в Музей естественных наук, чтобы провести часок с американскими птицами. Доктор с большим трудом вытащил их оттуда, чтобы поспеть к шестичасовому поезду. Обедали в вагоне-ресторане. Они очень обстоятельно справились, сколько стоит обед, а узнав, что сколько бы ты ни съел, плата не изменится, глубоко вздохнули и спокойно, но энергично взялись за дело, твердо решив не дать в обиду своего гостеприимного хозяина. Железная дорога ничего не выгадала, а все соседние столы перестали есть и вытаращили на них глаза. Один путешественник спросил доктора, не едет ли он со школьной экскурсией. Из этого ты можешь заключить, насколько исправились наши манеры за столом. Не хочу хвалиться, но никто никогда не мог бы задать такого вопроса во времена миссис Липпет. «Вы везете их в исправительный дом?» – вот бы что спросили.
Мои маленькие беглецы ввалились около десяти часов, извергая уйму статистических данных о водонепроницаемых перегородках, морском черте, небоскребах и райских птицах. Я уже думала, что мне никогда не удастся отправить их в постель. Хорошо бы почаще устраивать такие перерывы в нашей рутине. Мои цыплята приобрели бы новый взгляд на жизнь и стали бы более похожими на обыкновенных детей. Правда, это страшно мило со стороны доктора? Но ты бы видела, как он себя вел, когда я попыталась поблагодарить его! Он оборвал меня посередине фразы и ворчливо спросил мисс Снейс, не может ли она немного экономнее обращаться с карболкой. В доме стоит такой запах, что можно подумать, будто здесь больница.
Должна тебе сказать, что Петрушка снова у нас и совершенно неузнаваем. Я ищу семью, которая усыновила бы его. Я надеялась, что те две умные старые девы решатся оставить его у себя, но они хотят путешествовать, и он слишком стесняет их свободу. Сегодня он нарисовал цветным карандашами ваш пароход. Курс его внушает некоторые сомнения; похоже на то, что он движется в обратную сторону и окончит свой путь в Бруклине. Пропал мой синий карандаш, и вашему флагу пришлось принять итальянские цвета.
На капитанском мостике изображены три фигуры: ты, Джервис и Джуди-младшая. С грустью констатирую, что ты держишь свою дочь за шиворот, точно она котенок. Мы в П.Д.Г. не обращаемся так с детьми. Художник отдал должное и длине джервисовых ног. Когда я спросила Петрушку, куда делся капитан, он ответил, что капитан внизу, подбрасывает уголь в топку. Петрушка, как и следовало ожидать, был страшно поражен, узнав, что ваш пароход сжигает ежедневно триста возов угля, и вполне естественно предположил, что весь экипаж подает уголь в кочегарку.
Гау! Уау!
Это лает Синг. Я сказала ему, что пишу тебе, и он немедленно отозвался. Мы оба шлем привет.
Твоя
Салли.
Приют Джона Грайера,
суббота.
Милый недруг!
Вы так неприветливо встретили вчера мою попытку поблагодарить Вас за удовольствие, которое Вы доставили моим детям, что я не имела возможности выразить и половины моей признательности.
Что такое с Вами, доктор? Когда-то Вы были довольно милым человеком – урывками, конечно, – но эти последние три или четыре месяца Вы милы только с другими людьми, не со мной.
У нас с самого начала было много недоразумений и глупых contretemps, но после каждого из них мы, кажется, лучше понимали друг друга, так что я уже думала, что наша дружба стоит на крепком фундаменте, способном выдержать какой угодно (умеренный) толчок.
А потом, в июне, случился этот злосчастный вечер, когда Вы подслушали несколько глупых, невежливых слов, в которые я сама ничуть не верила, и с тех пор испарились в пространстве. Я чувствовала себя отвратительно из-за этой истории, мне хотелось просить прощения, но Ваше поведение не располагало к исповеди. Не то, чтобы у меня было какое-нибудь оправдание или объяснение – их у меня нет. Но Вы же знаете, какой глупой и безрассудной я бываю иногда, и должны бы понять, что, хотя я внешне и легкомысленна, и болтлива, на самом деле я не так уж пуста. Поэтому забудьте, пожалуйста, о глупой части моей персоны. Если бы я действительно была такой, как Вы думаете, то Пендльтоны, которые давно знают меня, не послали бы меня сюда. Я старалась всеми силами справиться с моей трудной работой отчасти потому, что хотела оправдать их мнение обо мне, отчасти потому, что действительно заинтересовалась этими бедными клопами и мне захотелось сделать их счастливыми, а главным образом – я хотела доказать Вам, что Ваше первоначальное оскорбительное мнение обо мне неосновательно. Не согласитесь ли Вы вычеркнуть те злополучные пятнадцать минут у ворот и вспомнить взамен пятнадцать часов, которые я провела в чтении СЕМЬИ КАЛЛИКАК?
Мне очень хотелось бы чувствовать, что мы снова друзья.
Салли Мак-Брайд.
Приют Джона Грайера,
воскресенье.
Уважаемый доктор Мак-Рэй!
Получила Вашу визитную карточку с ответом на обороте, состоящим из одиннадцати слов. Я не имела в виду надоедать Вам своим вниманием. Ваши мысли и Ваши поступки для меня в высшей степени безразличны. Можете быть невежливым сколько Вам угодно.
С. Мак-Б.
14-е декабря.
Дорогая Джуди!
Пожалуйста, налепляй как можно больше марок на свои письма, и внутри, и снаружи. У меня в семье тридцать коллекционеров. С тех пор как ты взялась за путешествия, ежедневно к приходу почты у ворот собирается жадная толпа в надежде выхватить письмо с иностранным штемпелем; и к тому времени, когда письмо попадает ко мне, оно уже почти в клочках. Скажи Джервису, чтобы он прислал нам еще несколько пурпурных сосен из Гондураса и зеленых попугаев из Гватемалы. Я могла бы разместить целый вагон!
Разве не чудесно, что эти апатичные маленькие существа проявляют такой энтузиазм? Мои дети становятся почти настоящими детьми. Дортуар Б вчера вечером по собственной инициативе начал битву подушками, и хотя военные действия весьма печально отражаются на нашем скудном бельевом запасе, я стояла, сияя от восторга, и даже сама кинула одну подушку.
В прошлую субботу те два милых приятеля Перси, что навестили нас летом, провели целый день в игре с нашими мальчиками. Они привезли с собой три ружья, и каждый взял на себя предводительство одним индейским племенем. Все послеобеденное время они состязались, стреляя в бутылки, и победившее племя получило приз, тоже привезенный ими, – отвратительную голову индейца, нарисованную на коже. Ужасный вкус; но мужчины нашли ее прелестной, а потому я восхищалась ею со всем жаром, какой могла напустить на себя.
Когда они кончили, я отогрела их пончиками и горячим шоколадом. Я уверена, что мужчины наслаждались всей этой затеей не меньше, чем мальчики, – во всяком случае больше, чем я. Все время, пока продолжалась стрельба, я не могла преодолеть бабьего страха, что они подстрелят друг друга. Но я отлично знаю, что не могу держать двадцать четыре краснокожих пришитыми к моей юбке, и во всем свете не нашла бы трех более милых молодых людей, которые бы ими занялись.
