Ахто Леви - Такой смешной король! Книга вторая: Оккупация
У Короля в школе ученье опять шло хуже. Одно время он старался изо всех сил преуспеть в науках, стать примерным, но какой в этом смысл, когда над тобой всё равно издеваются? Когда Марви со своей новой подружкой, толстушкой Милви, шепталась и хихикала, то не было сомнения, это насчёт Короля: стоило ему показаться, как они начинали шептаться и хихикать. Он стал хуже отвечать уроки. Чем хуже отвечал, тем больше они над ним смеялись. Глупо! Король приуныл и решил, что ему абсолютно всё равно. В таком всёравновом настроении и пришла идея поехать в Звенинога за пятнами крапивницы.
В данном случае крапивница вовсе не означает какое-либо растение, а обозначает болезнь, которую доктор Килк нашёл у Ральфа Неллиса, сидевшего за одной партой с Королём. Это было ещё до Нового года, когда у Ральфа обнаружили крапивницу, и он две недели не ходил в школу. Короля это явление сильно взволновало, хотя нельзя сказать, чтобы здоровье Неллиса его очень занимало. Но как болеют крапивницей, ему представлялось интересным: оказывается, у Ральфа на коже появились красные пятна разной величины и формы, и на предплечьях, ногах, на спине и животе, и вся кожа зудела, поднималась температура.
В следующую субботу, после возвращения Неллиса в школу, Его Величеству приспичило ехать в Звенинога, навестить Ангелочка. Когда же он вернулся, оказалось, что и он заболел крапивницей: на руках и ногах, на спине и по всему телу пошли красные пятна. Король беспрестанно чесался, жаловался на озноб и головную боль. Хелли уложила его в постель, закутала потеплее и побежала за доктором Килком. Тот крутил его со спины на живот, мял-теребил кожу, измеряли температуру, но она была нормальная. Доктор сказал, что похоже на крапивницу, выписал рецепт и научил Хелли, как давать лекарство.
Королю удалось тогда три дня болеть крапивницей, на третий день пятна стали сходить, блёкнуть, а на четвёртый доктор Килк разрешил идти в школу. Когда он осматривал Короля, то всё бормотал: «Странно, очень странно» — и морщил свой образованный лоб. Странного же ничего не было решительно, в этом каждый может убедиться: если пойти в парилку и как следует отлупцевать себя берёзовым веником (чем меньше листьев, тем лучше) так, чтобы сильно бить горячими ветками по расгорячённой коже, то на другой день от них видны следы, которые, однако, дольше трёх дней не держатся. Доктор Килк этого не знал, потому что мылся в ванне, а парилку не любил.
Время от времени Король нет-нет да болел «крапивницей». Он понимал, что часто нельзя — подозрительно. Когда у него опять наступал приступ «крапивницы», доктор Килк поговаривал: «Странно, очень странно».
Придя из школы во всёравновом настроении, Король наскоро съедал свой обед, сочиняя тут же устный рассказ о том, как у него идут дела в классе. Рассказ выходил вполне правдоподобным, потому что Король уже давно сообразил: врать надо так, чтобы показалось не в свою пользу, чтобы ты не выглядел хорошо, а тем более очень хорошо — такому не поверят. Врать надо так, чтобы ты выглядел не то чтобы уж совсем плохо, но и нехорошо в то же время, причём, и это главное, чтобы хоть небольшой, обнадёживающий штрих присутствовал, — это и будет тебе прощением. Например, начни Король врать, что у него в школе идеальное поведение, что его даже ставят в пример другим, что ещё немного, и он по всем показателям станет отличником — кто этому поверит! Но Король врал иначе: всё плохо, трудно освоить преподаваемые предметы, поведение могло бы быть хорошим, если бы в школе могли забыть, каким он был раньше…
Во! Этот момент, и Король это отлично уловил, был для Хелли обнадёживающим: значит, он всё-таки осознал, что раньше был плохой? О, да, конечно. В таком случае, и это совершенно логично, что он стремится в дальнейшем не быть таким плохим…
И уже Хелли ободряюще его гладит по волосам: «Ничего, всё пройдёт, образуется, и тогда всем станет ясно, какой он, Король, превосходный человек».
И после такого мирного обеда выбраться из дому намного проще, чем обычно. Можно вытащить из дровяного сарая летательные сани-самоходы и помчаться через город на Сухоеместовое шоссе и вперёд на Звенинога. С Марви? Хватит! Пусть сидит дома на своей Липовой улице и тоскует в одиночестве, глядя в окно. Король мчится, чтобы достать небольшую порцию крапивницы.
На Сааре старшие что-то не в настроении. Именно Ангелочек и Юхан хмуры. Появлению Его Величества никто даже не удивился. Манчита на бегу крикнула слово приветствия, Манчи не видно. Мелинда после ухода Хуго в немецкую армию поселилась в Праакли; за матерью требовался уход. Вилка, конечно, по-прежнему предана Его Величеству, крутится вокруг, стремится лизнуть в нос. Что же с Ангелочком? Разгневанная не на шутку, она ругает деда, и тот даже не свистит. Ангелочек же называет его богоотступником.
— Ты почему не подымал руки? Как же ты против бога стал?! — кричала она на Юхана.
— Я же не один… Многие не подымали. Да и смешно же… — оправдывался Юхан.
Выясняется, они были в церкви. В честь какого церковного события? Этого Король не понял, ему невозможно по своей неграмотности ориентироваться в этом множестве церковных и иных святых датах, из которых состоит жизнь и расписание времени года Ангелочка. Конечно, Ангелочек Королю многое объясняла, но разве запомнишь.
Что первого апреля родился Иуда? Наверно.
Что седьмого мая он предал Христа? Возможно.
Что двадцать первого августа чёрта скинули с неба? О том, кажется, ещё Ида с Убольшойдороги что-то говорила.
Что первого декабря сжёг господь Содом и Гоморру? Ну, эти города Король знает хуже, чем Журавли, спорить он, конечно, не станет.
Что пятница (особенно если на 13-е число выпадает) самый негодный день, потому что именно в пятницу тринадцатого числа Ева согрешила с Адамом?
Эти вопросы Короля уже понемногу интересуют, но он предпочитает не подавать вида.
Что пятипятничные месяцы самые наинесчастливые, об этом Ангелочек рассказывала. В пятипятничные месяцы в пятницу рыбаки в море не ходят, а то на весь сезон лова будут ветры да ураганы, и снасти кувырком. В пятницу и уборку в доме делать не полагается — хочешь, чтобы свиньи двор перерыли? — и баню, естественно, топить не полагается. А как же тогда с крапивницей? Ведь была пятница.
Да, но почему всё-таки дед Юхан должен был в церкви поднять руку и почему он её не поднял?
Оказывается, какой-то старательный ревнитель веры в религиозном экстазе, чтобы удостовериться в своей власти над душами прихожан, поставил вопрос: «Кто не верует в Бога, поднимите руки». Никто не поднимал, ведь все присутствующие пришли в церковь добровольно. Тогда ревнитель сказал: «Кто в Бога верует, поднимите руки». Половина присутствующих подняли, в числе тех, кто не поднял, оказался и дед Юхан. Тогда проповедник объявил, что все присутствующие есть в целом дети бога, но некоторые из них ещё и собаки.
— Собаки тоже божьи дети, — заключил Юхан смиренно.
Пока в деревне Звенинога на хуторе Сааре шёл спор о том, являются ли собаки детьми Бога или ими признаются только люди, причём Вилке не было дано права участвовать в дискуссии, её выгнали во двор, так что, кем бы Вилка ни была, — сыном ли, дочерью Бога, — её место всё-таки в конуре. Но в это самое время в городе Журавли случилось следующее: в батальон самообороны позвонил Майстер из гестапо и приказал собрать отряд в порядке тревоги, человек десять. Дежурил Алфред, которому Майстер сказал следующее:
— На захват беглеца. Русского. В комендатуру поступил сигнал.
Под сигналом — это всем известно — подразумевалось, что поступил донос откуда-нибудь на кого-нибудь, то есть один республиканец с чистой душой под синим небом на чёрной земле сочинил кляузу на другого республиканца с такой же душой, под таким же небом на такой же земле, и отправил почтой в военную или ортскомендатуру, или же проще — позвонил по телефону, или ещё проще — сам забежал тайком шепнуть.
Скоро люди во всеоружии стояли во дворе казармы, подъехал грузовик, ждали Майстера, который с другим офицером, Отто Швальме, вскоре подъехал на легковушке. Дали команду, и самообороновцы полезли в кузов. Отто распахнул дверцу, приглашая Алфреда. Затем тронулись: легковушка впереди, за ней грузовик с отрядом. Выехали на Сухоеместовое шоссе.
Отто весело рассказывал о том, что в Вашингтоне при открытии университетского сообщества были приглашены и представители союзных войск, среди них красноармейская офицерша — полковник Людмила Павлюченко, убившая будто бы много немцев. Несмотря на военные достижения, она не забывает красить ногти и пудрить нос. Господам офицерам смешно, что и говорить, смешно и Алфреду. Он, в свою очередь, рассказал, что случайно встретил в городе недавнего служащего фирмы «Зингер» — господина Векшеля, у которого поинтересовался, служит ли он ещё фирме. «Конечно, — ответил Векшель как ни в чём не бывало, — Зингер — всегда Зингер, Золинген — всегда Золинген, а Векшель — всегда Векшель». Алфреду хотелось понять, что об этом господине думают господа немецкие офицеры, но они не думали — лишь посмеялись. Их смех не получался интернациональным, как у Короля с Карпом, он почему-то вышел немецким смехом и только немецким. Хорошо, что Алфред тоже умел смеяться на немецком языке.
