Фрэнсис Бёрнетт - Таинственный сад (сборник)
– Слушаю, слушаю, сэр! – сказал Бен.
– Если мы будем каждый день делать это, мы увидим, что будет, и узнаем, удался ли опыт или нет. Когда учишься, ведь повторяешь одно и то же много раз и столько думаешь об этом, что оно навсегда остается у тебя в мозгу; мне кажется, что и с волшебной силой будет то же самое. Если постоянно звать ее, чтоб она пришла и помогла тебе, то она станет частью тебя самого и останется в тебе и будет все делать.
– Я однажды слышала, как один офицер в Индии рассказывал моей матери, что факиры иногда повторяют те же самые слова тысячи и тысячи раз, – сказала Мери.
– А я слышал, как жена Джима Феттльуорта повторяла одно и то же тысячу раз, называя Джема пьяницей, – сурово сказал Бен. – Конечно, из этого всегда что-нибудь выходит. Он ей задал хорошую трепку, пошел в таверну «Синий лев» и там напился, как лорд.
Колин сдвинул брови и несколько минут напряженно думал, потом вдруг ободрился.
– Видишь, что-нибудь да вышло из этого, – сказал он. – Она пустила в ход дурные чары, и сделалось так, что он ее поколотил. А если бы она пустила в ход настоящие чары, добрые, и сказала бы ему что-нибудь хорошее, он, может быть, не напился бы, как лорд, и, пожалуй… купил бы ей новый чепец.
Бен засмеялся, и в его маленьких старческих глазах виделось одобрение.
– Ты умный парень, мистер Колин, – сказал он. – Когда я в следующий раз увижу Бесс Феттльуорт, я намекну ей, что волшебная сила может для нее сделать. Она была бы очень рада, если бы удался твой ученый опыт, и Джим тоже был бы рад.
Дикон стоял и слушал «лекцию», и в его круглых глазах светилось восторженное любопытство. Орех и Скорлупка сидели на его плечах, а на руках он держал длинноухого белого кролика, нежно поглаживая его.
– Как ты думаешь, удастся опыт? – спросил его Колин.
Дикон улыбнулся своей широкой улыбкой.
– Конечно, удастся, – ответил он. – Она подействует… все равно как семена, когда их греет солнце… Подействует наверняка. Начать теперь?
Колин и Мери были в восторге. Увлекшись воспоминаниями о факирах на картинках, Колин посоветовал всем усесться, скрестив ноги, под деревом, которое образовало нечто вроде балдахина.
– Это будет похоже, как будто мы сидим в храме, – сказал Колин. – Я немного устал, и мне хочется сесть.
– Ты не должен начинать так, – сказал Дикон, – не говори, что ты устал, а то, пожалуй, все испортишь.
Колин обернулся и посмотрел прямо в его невинные голубые глаза.
– Это верно, – сказал он медленно. – Я должен думать только о волшебной силе.
Когда они уселись в кружок, все это показалось им необыкновенно важным и таинственным. Бену казалось, что его заставили присутствовать на молитвенном собрании, но так как это была затея раджи, то он не возмущался и даже был польщен, что его призвали на помощь. Мери чувствовала какой-то торжественный восторг. Дикон все еще держал на руках кролика, но, вероятно, сделал какой-нибудь волшебный, неслышный знак, потому что, когда он уселся, скрестив ноги, как все остальные, ворона, лисица, ягненок и белки медленно приблизились и преспокойно уселись, образуя часть кружка.
– «Твари» тоже пришли, – серьезно сказал Колин, – они хотят помочь нам.
Колин был прекрасен, как казалось Мери; он держал голову высоко, как будто чувствуя себя каким-то жрецом, в глазах его было удивительное выражение, лучи солнца падали на него сквозь балдахин листвы.
– Теперь мы начнем, – сказал он. – Мери, нам надо качаться взад и вперед, как дервишам?
– Я не могу качаться взад и вперед, – сказал Бен, – у меня ревматизм.
– Волшебная сила отнимет его у тебя, – сказал Колин тоном верховного жреца, – а до тех пор мы не будем качаться, мы будем только петь.
– Я не умею петь, – ворчливо сказал Бен. – Я только раз попробовал, и меня выгнали из церковного хора.
Никто не улыбнулся: все они были слишком серьезны! Ни тени улыбки не появилось на лице Колина; он думал только о волшебной силе.
– Ну, так я буду петь… Солнце сияет, солнце сияет, – заговорил он нараспев, – это волшебная сила. Цветы растут, корни шевелятся – это волшебная сила. Быть живым – это волшебство; быть сильным – это волшебство. Волшебная сила во мне; волшебная сила во мне; она во мне, она во мне. Она во всех нас. Она в спине Бена. Волшебная сила, приди и помоги!
Он повторил все это много раз. Мери слушала, как очарованная; все это казалось ей очень странным и чудесным, и ей хотелось, чтобы он продолжал. Бен чувствовал, что на него нападает приятная сонливость; гудение пчел в цветах смешивалось с певучим голосом, сливаясь в усыпляющий, ленивый шум. Дикон сидел, скрестив ноги, со спящим кроликом на руках; одна рука его лежала на спине ягненка. Сажа столкнула белку и сидела на его плече, крепко прижавшись к нему и закрыв глаза. Наконец Колин остановился.
– Теперь я хочу обойти сад кругом, – заявил он.
Голова Бена только что свесилась на грудь, и он внезапно поднял ее.
– Ты спал! – сказал Колин.
– Ничего подобного! – бормотал Бен. – Проповедь была хорошая… – Он еще не совсем очнулся от сна.
– Да ты не в церкви, – сказал Колин.
– Кто говорит, что в церкви? Я все слышал. Ты сказал, что у меня в спине волшебная сила… А доктор говорит, что это ревматизм…
Раджа махнул рукою.
– Это не та волшебная сила, это злая… Тебе станет лучше. Я не позволю тебе вернуться к твоей работе. А завтра приходи опять.
– Я бы хотел посмотреть, как ты обойдешь вокруг сада, – проворчал Бен. Он был упрямый старик и не очень верил в волшебную силу; поэтому он решил, что, если его отошлют, он взберется на свою лестницу и будет смотреть через стену, чтобы быть готовым вернуться, если бы Колин споткнулся.
Раджа разрешил ему остаться, и они образовали «процессию». Это действительно походило на процессию. Во главе ее шел Колин; рядом с ним с одной стороны шла Мери, с другой – Дикон. Бен шел позади, а за ним тянулись «твари»: овца и лисица старались держаться поближе к Дикону, белый кролик скакал за ними, иногда останавливаясь пощипать чего-нибудь, а Сажа выступала так торжественно, как будто ей поручен был надзор за всеми.
Процессия двигалась очень медленно, но с достоинством; пройдя несколько ярдов, она останавливалась отдохнуть. Колин опирался на руку Дикона, и Бен тайком следил за ним, но Колин иногда снимал свою руку и делал несколько шагов сам. Он все время высоко держал голову, и вид у него был очень важный.
– Во мне волшебная сила, – повторял он. – Она меня укрепляет. Я это чувствую!
Не было никакого сомнения, что его действительно что-то поддерживало и укрепляло. Он садился на скамьи в альковах, раза два сел на траву и несколько раз останавливался на дорожке и опирался на Дикона, но не хотел поддаваться до тех пор, пока не обошел вокруг всего сада. Когда он вернулся к дереву-балдахину, у него был торжествующий вид и щеки его горели.
– Я сделал это! Волшебная сила подействовала! – сказал он. – Это мое первое научное открытие.
– А что скажет доктор Крэвен? – вырвалось у Мери.
– Ничего он не скажет, – ответил Колин, – потому что ему ничего не расскажут. Это будет самая великая тайна. Никто ничего не должен знать до тех пор, пока я не стану такой сильный, что буду ходить и бегать, как всякий другой мальчик. Меня каждый день будут привозить сюда в кресле и увозить отсюда тоже в кресле. Я не хочу, чтобы люди шептались и задавали вопросы, и не хочу, чтобы мой отец услышал про это, пока опыт не удастся совсем. А тогда, если он приедет назад в Миссельтуэйт, я вдруг войду к нему в кабинет и скажу: «Вот я! Я такой же, как всякий другой мальчик. Я теперь совсем здоров и вырасту большой. И все это сделал… научный опыт!»
– Он подумает, что это сон! – воскликнула Мери. – Он своим глазам не поверит.
Колин сиял торжеством. Он, наконец, уверовал в то, что выздоровеет, а это значило, что битва была наполовину выиграна, хотя он этого не знал. И мысль, которая возбуждала и укрепляла его больше, чем всякая другая, – была мысль о том, какой вид будет у его отца, когда он увидит, что у него есть сын, такой же стройный и сильный, как сыновья других отцов. Одним из глубоких огорчений его болезненного прошлого было чувство отвращения к самому себе за то, что он был хилый мальчик, отец которого боялся смотреть на него.
– Он должен будет поверить, – сказал Колин. – А я еще вот что сделаю: после того, как начнет действовать волшебная сила, и прежде чем я начну делать научные открытия, я сделаюсь атлетом.
– Еще через недельку мы начнем тебя учить боксировать, – сказал Бен. – И когда-нибудь ты еще будешь первым кулачным бойцом во всей Англии!
Колин строго посмотрел на него.
– Уэтерстафф, – сказал он, – это дерзость! Ты не должен позволять себе вольностей только потому, что тебе доверили тайну. Как бы ни подействовала волшебная сила, я не буду кулачным бойцом. Я буду ученым и сделаю важные открытия.
– Прошу прощения, сэр, – ответил Бен. – Я должен был понять, что это не шутка.
