Виталий Бианки - Лесные сказки и были (сборник)

Куница не прыгнула вслед: она не может летать, она упала бы в пропасть.

Летяга повернула хвост и, красиво закруглив полёт, спустилась на ёлку по ту сторону пропасти.

Куница щёлкнула зубами со злости и стала спускаться с дерева.

Голубой зверёк ускользнул.

ПЁРЫШКО

Художник пошёл с товарищами в лес на охоту. Он стрелял хорошо. А на охоте раньше никогда не бывал и не видел, как вспыхивает в зелени деревьев рыжее-рыжее перо лесного кулика – вальдшнепа.

Вальдшнеп выпорхнул у него из-под ног. Художник выстрелил, и убитая птица упала.

Художник поднял вальдшнепа и стал любоваться его красивым оперением. Глаз от него оторвать не мог. Каждое пёрышко его восхищало.

И захотелось художнику написать картину в красках: летит вальдшнеп среди леса.

Так вдруг захотелось, что бросил он товарищей и скорей пошёл домой.

Дома художник сейчас же принялся писать картину. Лес у него вышел скоро и хорошо. А вальдшнеп не выходил. Художнику хотелось написать красками все тоненькие-тоненькие чёрточки на перьях лесного кулика. Но кисти были для этого слишком толсты. И он с досады даже поломал несколько хороших кисточек.

Потом, чтобы успокоиться, он стал внимательно разглядывать вальдшнепа.

И тут он заметил, что в крыле у этой птицы, у самого сгиба, есть одно очень твёрдое и очень тоненькое пёрышко. Художник вырвал это пёрышко и вставил его в письменную ручку.

Получилась тоненькая, упругая кисточка – как раз такая, какой недоставало художнику. Он взял её и расписал на своей картине перья вальдшнепа так тонко, что потом все удивлялись: «Как он это сделал?»

ЧЁРНАЯ ЛИСИЦА

В лесах Якутии зимой появилась чёрная лисица.

Чёрные лисицы бывают очень редко. И шкура их сто́ит дороже всех других мехов.

Вот все охотники сейчас же бросили стрелять белок, даже соболей, и стали гоняться за одной этой лисицей.

Чёрный мех на снегу издалека виден. Чёрной лисице надо быть очень хитрой, чтобы спасти свою шкуру. И она была такая хитрая, что никого к себе не подпускала на выстрел и не шла ни в одну ловушку.

Понемногу все охотники отказались от неё и принялись опять стрелять белок, соболей и других зверей.

Один только молодой зверолов ни за что не хотел отстать от неё. Он думал: «Помучусь, зато уж поймаю её».

И продолжал гоняться за ней.

А чёрная лисица делала так: охотник идёт за ней, а она даст круг и выйдет на его след. И ходит за ним по лесу.

Молодой зверолов эту её хитрость понял.

«Ладно же, – думал он. – Ходи. А я расставлю по круговой тропке капканы да самострелы и буду ходить по этой тропке. Тут-то ты, матушка, и попадёшься мне».

Так и сделал.

Расставил на тропке капканы, снегом их запорошил, чтобы видно не было. Спрятал в кустах самострелы, а верёвочки, которые стрелу пускают, провёл через тропку.

И стал ходить по тропке.

Он ходит, и чёрная лисица за ним ходит.

Он через все верёвочки и капканы перешагивает, и чёрная лисица через них перепрыгивает.

Кружили-кружили, кружили-кружили, – охотник устал, еле ноги волочит. И задел за одну верёвочку.

Самострел выстрелил, и стрела попала зверолову в ногу. Он еле домой дополз. И всю зиму пролежал больной в постели.

А чёрная лисица так и ушла.

МОРЖИХА

Два брата ненца поехали на лодке стрелять моржей. Старший брат грёб на корме веслом, а младший стоял на носу лодки; в руках у него была винтовка. Он был в одежде из тюленьей шкуры, мехом вверх.

Скоро они увидели на краю ледяного берега моржиху с моржонком.

Старший брат повёл лодку вплотную к ледяному берегу.

Моржиха спала. Братья подъехали совсем близко, и младший выстрелил моржихе в голову.

Моржонок разом нырнул, а у раненой моржихи хватило силы кинуться в воду и ударить клыками лодку.

Лодка разлетелась в щепки.

Старший брат успел выскочить на лёд.

Младший выронил винтовку и полетел в воду.

Вдруг раненая моржиха кинулась к нему и ластами прижала его к себе так крепко, что охотник не мог шевельнуться.

Она приняла человека в тюленьей шкуре за своего моржонка. И нырнула с ним на дно моря.

«Вот я пропал», – успел только подумать охотник.

Он уже задыхался.

Но тут, наконец, раненую моржиху покинули силы. Её ласты разжались.

Младший брат всплыл наверх вместе с мёртвой моржихой.

Старший брат протянул ему весло и помог выбраться на лёд.

Оба брата живы и сейчас.

На деньги, полученные за клыки моржихи, они купили себе винтовку вместо утонувшей. Мясо моржихи съели.

А из толстой шкуры моржихи сшили себе отличную новую лодку.

ПРО ДВУХ ОХОТНИКОВ

Были два друга охотника. Один был хантэ, лесной человек. Он в лесу родился, в лесу всю жизнь прожил и прокармливал себя охотой. А другой служил в городе и только в свободные дни приезжал к другу в лес – пострелять птицу и зверя.

Раз осенью хантэ привёл друга в лес на поляну и говорит:

– Слушай…

А вечер был, солнце уже село за деревья. Тихо в лесу.

Вдруг разнёсся по лесу короткий, глухой рёв: незнакомый и страшный голос какого-то зверя.

У городского мурашки по спине побежали. Но виду он не показал, что ему страшно.

А хантэ-охотник вытащил из-за пазухи берестяную трубу. Приложил её к губам и подаёт такой же звериный голос.

Зверь отозвался.

Хантэ опять трубит.

Зверь ближе, ближе.

И вот слышит городской охотник: кто-то большой, тяжёлый ломит через чащу, сучья трещат.

Вдруг показалась звериная голова – нос горбылём, рожищи шире лопат. Громадный лось.

Надо бы обождать, когда зверь на открытое место выйдет, и тогда стрелять.

А городской не стерпел, выстрелил сквозь чащу. Пуля отломила зверю кусок рога. Зверь рассвирепел, кинулся на охотников.

Охотники побросали ружья – и на деревья.

Городской забрался на прямую берёзу, а хантэ рядом – на кривую, наклонную ель.

Лось подбежал под берёзу и давай копытами землю бить. Достать рогами охотника не мог.

А в земле корни берёзы. Лось их копытами, как топором, перерубил.

Закачалась берёза и стала падать.

Тут и была бы охотнику смерть: упади он, лось его мигом растоптал бы.

Да на счастье охотника, берёза, падая, навалилась на ель, где хантэ сидел. Хантэ подхватил друга и помог ему взобраться на ту ветку, где сам сидел.

А лось уже под елью – и опять копытит землю.

Хантэ вытащил из кармана трубку, табак и даёт другу:

– Закуривай.

– Да ты что! Зверь и ель сейчас повалит, – обоим нам сейчас будет смерть.

– Нет, – говорит хантэ. – Кури спокойно. Ничего не будет. Корни-то ели где?

Лось рыл землю прямо под той веткой, где охотники сидели. А ель-то ведь была кривая, наклонная, корни её были далёко от этого места.

Всю ночь бесновался лось. Большую яму под елью вырыл. А в сторону отойти да рыть там так и не догадался. Смекалки у него не хватило.

Наконец лось устал. Фыркнул со злости, что не достал обидчиков и ушёл. Тогда охотники слезли, подобрали ружья и пошли домой.

В другой раз городской охотник приехал к другу зимой. Опять пошли они в лес.

В лесу они разошлись. Хантэ со своей лайкой пошёл в одну сторону, а городской – в другую. У него собаки не было.

Городской шёл-шёл по лесу, видит – сугроб.

А перед сугробом кусты в инее.

«Эго! – подумал охотник. – Отчего бы тут иней, когда его нигде кругом нет?»

Поднял длинный сук, ткнул им в сугроб.

И из-под сугроба большущий медведь!

Он тут в берлоге лежал да дышал на кусты.

Оттого и были кусты в инее.

Выстрелил охотник и положил зверя на месте.

День зимний короткий. Пока охотник шкуру сдирал с медведя, ночь подошла.

Как в темноте дорогу назад найти? И решил охотник ночевать в лесу.

Мороз был.

Охотник хватился спичек – костёр разжечь. А спичек нет.

И тут не приуныл охотник. Говорил ему друг хантэ, как он ночует зимой в лесу: завернётся в звериную шкуру, и тепло ему спать в снегу.

Охотник поднял медвежью шкуру – тяжёлая, тёплая шуба.

Да внутри-то шуба вся в крови. Охотник перевернул медвежью шкуру мехом внутрь, завернулся в неё с ног до головы и лёг в снег.

Тепло в медвежьей шкуре. Охотник заснул.

Под утро приснился ему страшный сон: будто навалился на него медведь и давит, давит, – вздохнуть нет сил…

Охотник проснулся, – ни рукой, ни ногой шевельнуть не может.

Сковал мороз сверху медвежью шкуру, мокрую от крови. Как железными обручами сдавил охотника.

И слышит охотник: шуршит кто-то по снегу, подходит к нему. «Ну, – думает охотник, – настал мой смертный час. Зачуял другой зверь мясо. Сейчас до меня доберётся, а я и ножа достать не могу».

А это подходил не зверь, а хантэ-охотник: его лайка нашла городского по следу.

Хантэ разрезал медвежью шкуру, выпустил из неё друга и говорит:

– Неладно ты завернулся. Мехом наружу надо. Тогда и внутри тепло и снаружи мороз не возьмёт.