Твердые орешки - Ефим Петрович Чеповецкий
Тут снова появилась дежурная и объявила нам, что торжественной линейки не будет и вообще неизвестно, что будет.
Наконец все начальство появилось на центральной аллее. Секретарь снова надела босоножки и рассеянно смотрела по сторонам, как будто что-то искала.
Когда они проходили мимо нашего дворика, все слышали их разговор.
— Во что вы превратили лес? — спросила секретарь.
— Я тебя не понимаю, — удивилась Нина Васильевна.
Тогда та объяснила:
— Скажи мне, для чего ребята приехали в лагерь? Чтобы быть в настоящем лесу, среди живой природы. А у вас здесь что-то вроде весенней ярмарки. Из-за плакатов и стендов деревьев не видно. Радио так гремит, что птиц не слышно… Может, вы и метро себе здесь соорудили? — И она засмеялась.
Демьян Захарович шел и молчал, а Нина Васильевна все время повторяла: «Я тебя не понимаю! Я тебя, Катя, не понимаю!..»
Они уж было прошли на метров десять дальше нашего дворика, как вдруг старшая вожатая оставила всю компанию и подбежала к нам.
— Ой, ребята, выручайте! Панно-то до сих пор лежит на земле!
— Какое? — спросил Валерий.
— А то, что возле летней эстрады. Она обязательно должна его увидеть!
— Хорошо. А что мы должны сделать?
— Надо вот что… Надо вот что… — придумывала она. — Пусть ребята, которые посильнее, залезут на крышу эстрады, а другие поднимут панно и подадут им. И срочно разыщите на хоздворе дядю Кузьменко. Пусть приходит с гвоздями и веревками… Немедленно! Понятно?
Валерий пожал плечами и сказал:
— Ладно, не волнуйтесь. Все сделаем! — и тут же нам скомандовал: — Вениамин и Захар — на крышу! Володя — за дядей Кузьменко…
Нина Васильевна побежала задерживать секретаря, а мы всем отрядом поспешили к летней эстраде.
Оказывается, там уже было полно ребят из других отрядов. Одни играли в «ручеек», другие в волейбол. Жора-баянист сидел в центре и усердно растягивал свой баян.
Венька и Захар моментально очутились на крыше эстрады и закричали:
— Давай подавай! Давай подавай!
Мы, человек пять, дружно с боков ухватились за панно и подали им эти полотняные леса и реки. Панно закрыло сцену. Игры прекратились, и все стали рассматривать картину. Но ненадолго. Все не раз уже ее видели, поэтому вскоре вернулись к своим веселым занятиям.
Вожатые почему-то все время требовали тишины и пытались держать отряды в строю. Только наш отряд стаял кучкой в середине, и ребята шумели. Кто-то за кем-то гонялся, кто-то громко кричал: «Да ты что, сама справиться с ним не можешь?»
Я смотрел на крышу эстрады, на то, как Венька и Захар пытались укрепить панно, и вдруг услышал голос Оли Мацейко:
— Митя! Чего же ты стоишь?! Иди же! — И она потащила меня за собой.
Добежав до наших ребят, я увидел, что Мая гоняется за Женькой Быковым. А тот отбежит в сторону и, сделав руку кренделем, изображает парочку, идущую об руку. Кривляется, выгибается и приговаривает:
— Ах, милый Митенька! Ах, милая Маечка! Ах, ах!..
Ротозеи стоят и хохочут, а у Маи прямо слезы на глазах. У меня внутри взорвалась бомба. Я забыл обо всем, подбежал к Женьке и за все сразу дал ему по шее.
Ребята еще сильней зашумели. А Женька заныл:
— Ну чего ты? Чего ты? Здоровый, а лезешь…
Вдруг сверху, с крыши, раздался Венькин голос:
— Ты ему, Митяй, еще раз дай, за меня!
Венька взмахнул рукой, чтобы показать, как это нужно сделать, и выпустил раму. Захар один не удержал панно, и вся эта география как загремит на землю — ба-ах!
Ребята отбежали и затихли. Вдруг рядом со мной раздался смех. Я обернулся и вижу: хохочет секретарь, показывает на свалившееся панно и хохочет.
— Ой, Нина-чудачка! Ой, не могу!..
Она, конечно, поняла, что все это срочное оформление делалось специально для нее.
Тут появился дядя Кузьменко с толстой веревкой в руках и с серьезным видом спросил:
— Кого вязать?
— Его, его вяжите! Чтоб не дрался! — захныкал Женька.
— Соколов, как ты мог это? Соколов?! — ужаснулась Нина Васильевна.
А Лебедева подошла к Женьке и спросила:
— За что он тебя?
— Ни за что! — нахально ответил Женька.
Тут я не выдержал, показал на Маю и сказал:
— Он ее обидел!.. И меня обидел…
Ребята закричали: «Правильно! Правильно!» — и начали рассказывать о Женькиных проделках.
Секретарь внимательно смотрела то на Маю, то на меня, а Нина Васильевна все время вопрошала:
— Не понимаю, как мог Соколов такое сделать! Не понимаю! Катя, — обратилась она к секретарю, — пойми, ведь это наш лучший председатель! Он не имел права драться!
Екатерина Ильинична покачала головой и тихо сказала:
— Кто знает… Это ведь не простая обида! Правда, Соколов?
— Правда! — ответил я. — А вообще я никогда не дерусь.
Только один я заметил, как Мая при этом чуточку улыбнулась.
Валерий, который молча стоял в стороне, подошел и сказал:
— Нина Васильевна, не волнуйтесь, мы сейчас все уладим.
А Екатерина Ильинична взяла у одной пионерки мяч и так высоко подбила вверх, что все задрали головы. Она засмеялась, а ребята зашумели и побежали ловить мяч.
— Давайте пойдем в лес! — предложила она. — В самом деле, чего здесь сидеть?
— Пойдемте! Пойдемте! — закричали все. Но разрешили пойти, только нашему и второму отрядам. Ребята толпой окружили Жору-баяниста, и все с музыкой двинулись к воротам.
В лесу было весело, как никогда. Екатерина Ильинична бегала взапуски босиком, играла с нами в мяч, пела песни и очень жалела, что далеко река и нельзя искупаться.
Нина Васильевна не уступала ей ни в чем: бегала, хохотала и кричала громче всех.
— Павка, догоняй! Зина, догоняй!..
Наконец Екатерина Ильинична выбилась из сил.
— Ой, ребята, не могу! Ой, сил моих нет!.. Отвыкла… Уф-ф! — Она опустилась на траву, легла на спину, подложила руку под голову и сказала: — И до чего ж тут у вас хорошо! Могла бы — не уехала…
Мы уселись плотным кругом и замолчали. Но ей не лежалось. Она села, закинула назад волосы и начала быстро говорить:
— Послушайте, ребята! Я
