Мне ли бояться!.. - Александр Анатольевич Трапезников
— Не хотите ли чего покрепче? — спросил я вдруг. Мне показалось, что ему не слаще, чем мне. А может быть, гораздо хуже.
— Если угостишь, — произнес старик. У него слезились глаза, а руки дрожали.
И я пошел к киоску, купил дорогую финскую водку, батон копченой колбасы, соленые чипсы и вернулся обратно. Мы разложили это между собой на лавочке, а старик выудил из кармана стакан.
— С Богом! — сказал он, махнув свою дозу.
— С Богом! — повторил я, принимая из его рук стакан.
Так мы сидели, закусывали и смотрели на отъезжающие автобусы. Потом к нам присоединился еще один старик, приятель первого. Он нес сумку с пустыми бутылками, озираясь по сторонам, как бездомный пес, и мы пригласили его разделить нашу трапезу. Сборщик посуды конечно же не заставил себя упрашивать. Мы все согрелись, и нам стало гораздо веселее. Словно солнце выглянуло, хотя время приближалось к полуночи.
— А хорошо бы повторить! — мечтательно произнес первый старик. Наверное, он не стригся лет десять. Но в лице его все равно было что-то благородное.
Второй старик пропел:
— «Жизнь невозможно повторить опять!..»
— А попробуем, — сказал я. — Главное, господа генералы, не вешать нос. Только нас здесь в скором времени заметут.
— Пошли в лес, к пруду? — предложил лохматый старик.
— Холодно, — заметил сборщик посуды. — Может, к Клавке, дворничихе?
— Ничего не холодно. Костерок разведем.
— Правильно, — вмешался вдруг незнакомый мужчина в ватнике, с сумкой через плечо. Он, оказывается, давно сидел рядом с нами и прислушивался. — Мой автобус только в пять утра отходит. Возьмите, ребята, и меня с собой. Я в долю войду.
— Никакой доли, — сказал я. — Сегодня мой праздник, я угощаю.
— А что за праздник? — поинтересовался он.
— Праздник Утренней Звезды, — неожиданно для самого себя сказал я. — Мы все встретим и проводим ее. Поэтому идем в лес.
— Тут еще где-то моя землячка из Иванова, — сказал ватник. — Давайте и ее захватим!
— Всех возьмем, — пообещал я. Гулять так гулять. Должен же быть хоть один праздник в жизни! Что-то слишком часто последнее время мне было плохо.
Я накупил в киосках всего, что только было возможно, пришлось даже воспользоваться сумкой сборщика посуды, выбросив его улов. Нас ожидал шикарный стол (или пень) под звездным небом: шампанское, водка, ликеры, испанское сухое вино, ветчина, маринованные огурцы, шампиньоны в банке, салат из фасоли, исландская сельдь, шпроты, пиво разных сортов, украинское сало, колбаса «докторская» и сухая, грудинка, хлеб черный и белый и даже кубинские сигары. И только один стакан. Но по дороге к лесу сборщик посуды забежал к дворничихе и взял у нее кое-что из кухонной утвари. А заодно и ее саму.
Мы разместились в глубине леса возле небольшого пруда, где лежали поваленные деревья. Кто-то пошел за хворостом, женщины занялись продуктами и банками. Светила луна, да и звезд в небе было достаточно. А когда загорелся костер, мрак вообще отступил к окружавшим соснам. И самого города вокруг вроде бы тоже не стало. Он, конечно, был, но где-то там, за чертой, отделяющей свет от тьмы. Ему было не пробиться сюда, к нам. С его ядовитым жалом, поражающим каждого, кто не принимает его веру.
— Открывайте бутылки, господа бомжи и странники, — скомандовал я. — Пусть каждый пьет и говорит, что хочет.
— Слово нашего Вальсингама будет законом, — торжественно сообщил первый старик.
И пир начался.
Приятные они все оказались люди. Чудаковатые и потрепанные жизнью, испившие ее чашу почти до дна, согнутые в бараний рог, но простые и бесхитростные, как дети. Русский человек до самой старости остается ребенком, которого только и делают, что обманывают всю жизнь. Ну и пусть лгут и предают, если не могут одолеть в открытом поединке. Кишка, значит, тонка. Но почему предают свои же, кому веришь, кого любишь? Почему меня предали Полина и брат? А еще прежде — Аня? И Димыч, и Петр Степанович, и многие другие, кого я считал своими друзьями? Что же за время иуд свалилось на наши головы? Когда же придет Спаситель, чтобы избавить нас от них? Или надо самим браться за метлу?
У меня было много вопросов, а костер мерцал, как глаза моих сотрапезников, веселящихся в нежданно свалившийся на них праздник. Появилась еще какая-то заблудившаяся молодая парочка, парень с девушкой, сели на свободные пеньки. Дворничиха Клава затянула старую казацкую песню, а сборщик посуды подхватил, да и остальные тоже. Хорошо пошли шампиньоны под шампанское. Земляки из Иванова стали рассказывать о своем житье-бытье, а лохматый старик вдруг заплакал, и все его стали утешать.
Удивительная была ночь!.. Казалось, все сейчас может произойти. Возьмет и опустится рядом летающая «тарелка», пригласят нас внутрь и заберут отсюда на неведомую планету. Или подкрадется напущенное на Москву чудовище поганое — ОМОН — и покрошит всех из автоматов, прямо в костер. Или явится вдруг светлая девушка с золотистыми волосами, в белой одежде, облаченная в солнце, и позовет меня за собой.
— Нарекаю тебя королевичем всех гонимых! — кричал мне старик прямо в ухо, уже оправившись от слез. — Защитником бомжей и сирот, больных и слабых, несчастных и преданных! Вот оно отныне — твое войско!
Я принял протянутый мне стакан и осушил его во славу своего крестного.
Старик продолжал кричать:
— Ни бельмеса никто не соображает, а ты дойдешь до сути! Только духом не падай! Духом!
— Хорошо, — сказал я. — Обещаю.
А веселье и пир продолжались, словно в зачумленном городе мы нашли единственное безопасное место. И так продолжалось до самого рассвета. А когда он пришел, со стороны Лосиного острова, я увидел в небе ту единственную, тающую утреннюю звезду, обещанную мне. Она исчезала, унося с собой в невидимый мир все тревоги прошедших дней, всю суету и разочарование. И кроме меня, никто ее больше не видел.
Вскоре, провожаемый своей поредевшей и подуставшей свитой, я покинул место полночного пиршества. Я поймал такси и поехал в Останкино. Я хотел сразу забрать Леночку и оттуда двинуться на вокзал. Но, проезжая по улице Королева, я попросил остановиться возле моей бывшей палатки и отпустил шофера. Мне подумалось, что надо завершить еще одно дело. Я постучал условным сигналом, и Гриша высунул из двери свой нос. А мне этого только и надо было. Защемив его шнобель двумя пальцами, я втолкнул Гришу внутрь. Новый
