Николай Егоров - Утреннее море
— Хорошо?
Уставилась в окно, коря себя за то, что осталась и отчего-то не смеет уйти.
— А чем плохо? — стараясь не придавать значения тону, каким она спросила, вскинул он брови. — Кстати, закончим тот разговор, которому гроза помешала. Ты уже ответила на те два вопроса, что задавала мне? Понимаю, что есть вопросы, на которые легче другим отвечать, чем себе, но все-таки? Что же такое счастье и что значит быть счастливым? Поделилась бы, что ли!
Лидия-Лидуся долго смотрела на него, небось, прикидывала — всерьез он говорит или играет с нею, как с ребенком. Что там у нее решилось — не понять было. Чуть отступила, сложила руки лодочкой, поднесла к округлому подбородку:
— В книгах много пишут про счастье — про чье-то счастье… Кому на счастье хватит трудовой славы. Кому-то хватит для счастья глядеть на счастье соседа. Кому-то хватит автомобиля. Даже «Запорожца»… Все это не для сердца, Виль Юрьевич. Все это не для сердца… Вот по моему сердцу, счастье — это когда есть чего ждать, на что надеяться.
Она ждала, что он теперь скажет.
— Здорово! — он был искренен. — А чего ж ты с такой обидой говоришь?
— Обидно, вот и говорю.
— На кого? За кого? Вся твоя жизнь — сплошные надежды, долгое ожидание.
Она снова села на кровать, склонилась, уперла локти в колени:
— За вас мне обидно…
— Что же я не так делаю?
На скуластеньком лице ее выступил румянец:
— Вы очень последовательный человек. Вы очень уверенный в себе человек. Как скала… Пока нет возле вас Пирошки Остаповны. А при ней… балдеете! Сам не свой становитесь!
— Откуда ты взяла? — он с трудом подавил в себе желание накричать на нее, выгнать ее. — Не свой! Не свой — это ты верно выдала. Со стороны, может, и нелепый… Не знаешь еще — есть чего ждать, нет чего ждать… Вот и…
Он подумал, что женщины и должны изменять мужчин, должны делать их совершенней и мягче, гибче; если этого не происходит — значит, не та женщина, какая единственно нужна. Подумал, но не сказал: стыдно же признаваться в своей любви — при ребенке, умном, проницательном, но ребенке.
— Чего молчите? Считаете — маленькая, не пойму? Лучше, чем вам кажется, пойму… Вы бы поняли меня!..
В затылке, в боку, в перевязанной руке заныло.
— Вам плохо?
— Нет! Я слушаю тебя…
Лидия-Лидуся сузила глаза:
— У нее ведь была любовь! Была! Чего она не сберегла? Надо было беречь!
— Это ты-то понятливая?.. Не удалась женщине личная жизнь, не удалась! Что-то умерло! А надежда осталась и живет — нравится это кому-нибудь или не нравится! Не может не жить…
— За чей счет?
— За свой!.. А ты — зла! Не видишь, как ты зла?.. Не слыхала, что зло в первую очередь отравляет и разъедает того, кто зол?.. Не люби иных, чем ты, будь другой, но не злись на того, кто лишь в том перед тобой виноват, что он — другой, не по твоему вкусу он.
— Вы сами ничего не понимаете, ничего!
Он ухватился здоровой рукой за спинку кровати, подтянулся, попросил:
— Сунь мне под спину ту подушку… Спасибо… Слушай, ты знаешь, в кого можешь вырасти?
Она стояла возле его кровати, на глазах ее навернулись слезы:
— Знаю!.. Вы хотите сказать, что в Царицу, да?
Догадливость ее ошеломила его, и он, не найдя подходящего слова — в меру серьезного, в меру ироничного, — подтвердил по-мальчишечьи:
— А то!
— Она себя любит, а я себя — нет.
— Ты себя не любишь?!
— Пре-зи-ра-ю!
— За что?
— За все!
— Ты это брось!
— А вам не все ли равно!
Она как-то по-бабьи прикрыла ладошкой рот и неверным шагом пошла к двери.
Он совсем поднялся, хотел окликнуть ее, не ведая, что скажет, но боль в боку мешала дышать и не было воздуха в груди, чтобы окликнуть…
Ей бы бегом убежать, но она шла медленно-медленно: ждала, что он окликнет.
Не окликнул…
Не было у нее счастья и не будет. Не суждено. Говорят, что человек рожден для счастья, как птица для полета. А где гарантия? У каждой птицы есть крылья и желание летать, а летают не все… Не все, значит, рождены для полета. Смириться с этим нельзя. И одно остается — умереть. Прислушалась к себе — ничего в ней не собиралось умирать. Наоборот, происходило странное — все в ней жило! Мышцы жили, мысли жили, чувства жили!..
На тумбочке стыл обед, принесенный девчонками дежурного отряда.
Пирошка, вбежав в комнату, потрогала лоб Виля: температурит? Как тот сочинский доктор, посмотрела в глаза:
— Плохо тебе?.. Жара нет. Может, поташнивает?
Поймав ее руку, Виль притянул Пирошку к себе.
— Что случилось? — в близких глазах ее туманилась тревога.
— Плавкоманда наведывалась. Потом Лидия-Лидуся осталась…
Пирошка обмякла, полные губы дрогнули.
— Сейчас расскажу. Вроде, подумать, ничего такого, а…
— Потом расскажешь, — она высвободилась из его объятий. — Схожу, обед поменяю, покормлю тебя горячим… Я быстро!
Пирошка принесла обед и потребовала, чтобы Виль немедля поел. И не давала слова вымолвить. Вытянула из-под спины Виля подушку, попросила:
— Ляг…
— Почему ты не хочешь выслушать меня?
— Выслушаю, сейчас выслушаю. Если в том будет нужда… Вот ты скажи мне — ты в самом деле не понимаешь, что девочка… влюблена… в тебя?
— Как это — в меня?
— Ты не знаешь, как влюбляются и любят? Она любит тебя, как все люди с той поры, когда они поняли, что это такое любовь, когда научились отличать это чувство от всех других…
— Не выдумывай!.. Она на десять лет моложе меня! Ей до паспорта почти два года! До права вступления в брак — почти четыре!.. Я взрослый самостоятельный человек, она же — дитя!.. Чего ты смотришь на меня, как на несмышленыша?
— Пойми, смышленыш, она не в брак вступает — она любит. А чтоб любить, не надо предъявлять паспорт… Она не думает о себе того, что мы, взрослые, думаем о ней… Она — любит! Как любила ее бабушка, как мать любила. Они, бабушка ее и мать, полагают, уверены, что это может произойти с другими подростками, а не с их внучкой и дочкой. И ты, как они. Дочь она тебе, сестра? Не обманывайся!.. Она не знает и знать не хочет, что может ошибиться, разочароваться, остыть — она любит и считает свою любовь главным в жизни, на свете. И ее не разубедить — она любит! Она уже выкупалась в своей утренней росе, там, под дождем, когда ты лез на скалы, и предъявляет свои права на счастливую любовь, на любимого, на любящего…
Он долго лежал с закрытыми глазами — слова Пирошки не укладывались в голове.
— Ты не заснул? — Пирошка склонилась над ним — он ощутил ее дыхание на своем лице.
— Ты что, боишься ее?
— Боюсь, — без тени улыбки ответила Пирошка.
— Она же не соперница тебе!
— Еще какая соперница. На твоем месте я полюбила бы ее, а не меня…
— Это же не зависит от человека — кого любить.
— Вот-вот, — она поцеловала Виля. — Вот-вот. А ты удивляешься тому, что она любит тебя. Хотя ты считаешь, что ей надо, удобней, ей по годам любить Олега Чернова, о паспорте вспомнил…
— Как же быть?
— А никак!
— Но ведь дитя она, дитя!
Пирошка выпрямилась и медленно повела головой из стороны в сторону:
— Нет… Да и ты сейчас так не думаешь — ты не мог не заметить, сколько в ней женственного. Уже… Пушкин говорил, что любви все возрасты покорны. Если бы его спросили: а равны ли в любви все возрасты? Он сказал бы, что равны…
— Что же все-таки делать, полпред товарища Пушкина?
— Не думать, что мы лучше разбираемся в ее чувствах.
К вечеру потеплело — погода переламывалась. Слышалась музыка — дискоклуб открылся. Пирошка привела Катерину — грязную с ног до головы и довольную-предовольную.
Виль подозвал девочку, с нескрываемым любопытством оглядел ее:
— Где это ты так выделалась? И зачем?
— Мы — индейцы!
— Кто — вы?
— Виталик и я.
— Сын вашей воспитательницы?.. А где вы грязь нашли?
— Это не грязь, это та-ту-ровка.
— Да-да, татуировка, как я сразу не заметил?.. А кто у вас вождь — ты или Виталик?
— Женщины вождями не бывают. Я его верная жена.
— А ты, выходя замуж, попросила у мамы разрешения?
Катерина, совсем как Пирошка, повела головой из стороны в сторону:
— Она не разрешила бы… Она сказала бы, что девочки замуж не выходят.
— А они выходят, да?
На щеках Катерины обозначились выразительные ямочки.
— А жены вождей купаются перед сном или грязные ложатся в постельку? — вмешалась в разговор Пирошка.
Катерина уронила голову на плечо, вопросительно глянула на Виля.
— Я читал, что индейцы крайне чистоплотны. Особенно вождихи.
— Слыхала? — Пирошка взяла Катерину за руку. — Идем я тебя выкупаю и провожу в твой вигвам. Спать.
— А дискоклуб?
— Какой дискоклуб после купания?
— Наш, там, на площадке! — хитрила Катерина, ожидая от Виля поддержки, а Пирошке нужны были и поддержка его, и еще что-то более значительное, чем поддержка.
