Жанна Браун - Хозяева старой пещеры

— Ну и што?

— Ништо, а медведь?! — он вскочил, одёргивая, прилипшую к спине рубашку.

Митька тоже вскочил, ещё не понимая зачем.

— Айда скорее, — сказал Санька, — нужно перехватить их на большаке.

— А пушка? — возмутился Митька.

— Не уйдёт, — отрезал Санька. — Бежим.

— Дак мы же дорогу… эт-та… как его… потеряли. Куда идти-то? В какую сторону?

— Так что же, сидеть и ждать, пока их медведь задерёт? Они же городские. Айда. — И Санька решительно двинулся вперёд.

Не зная дороги, они долго блуждали по незнакомому лесу, придавленные необычной тишиной. В этом месте лес был совсем не похож на тот привычный, где они ночевали. Там земля была сухая и твёрдая, и днём весь лес звенел от птичьего гомона, а здесь ноги то и дело грузли в мягком зыбуне, и следы тотчас же наполнялись рыжеватой водой. Противно пахло мокрым мхом и подопревшей корой.

— В самые… эт-та… как его… болота забрались, — сказал Митька, почёсываясь.

Руки, ноги и лицо ребят густо облепили комары. В двух шагах от Митьки брызнул фонтан воды.

— Не лезь. По кочкам ступай, — сказал Санька и тут же громко крикнул: — Под ноги гляди! Окно!

В нескольких шагах от ребят сверкнула маленькая полынья, окружённая грязно-зелёной трясиной. Светлая вода с берегами вровень, будто колодец. Плохо придётся тому, кто оступится в этот колодец, — засосёт бездонная трясина. Митька уже не лез вперёд, а ступал за Санькой след в след, отмахиваясь от комаров.

Кругом, куда не кинь взгляд, простирался поросший рыжими и сероватыми мхами кочкарник. Между травянистыми кочками в рыжеватой кислой воде рос гонобобель, кукушкин лён, зелёными шапками покрывала кочки клюква. А между кочками — чахлые берёзки и заросли ольхи. Кое-где на лесистых буграх поднимались высокие тонкоствольные сосны.

Неожиданно среди деревьев показалась луговина. Высокая душистая трава покрывала луговину. Издали она казалась заснеженной, столько росло на ней белых пахучих кувшинок, а между кувшинками мягко голубели незабудки, желтели солнышки купавок.

— Ух ты! — обрадовался Митька и, обогнав Саньку, кинулся вперёд. — Цветов — пропасть! — Земля под его ногами закачалась.

— Стой! — не своим голосом заорал Санька и, схватив Митьку за шиворот, дёрнул к себе.

— Ты чего, Сань? — удивился Митька, пытаясь вырваться из цепких Санькиных рук.

— Гляди. — Санька поднял с земли корягу и с силой швырнул её на луговину. Коряга звонко плюхнулась в траву, и тотчас на месте её падения брызнул сверкающий фонтан воды.

— Видал? — мрачно спросил Санька. — Сам же рассказывал про чарусу. Айда назад.

Перепуганный насмерть Митька покорно поплёлся за Санькой.

Некоторое время они шли молча, пока, наконец, снова не вышли на то самое место, откуда впервые увидали чарусу.

— Кружим, — сказал Санька, — вокруг одного места.

Он присел на кочку и стал задумчиво шарить рукой в клюквенном колючем ковре, надеясь отыскать прошлогодние ягоды.

Митька присел рядом с ним на корточки.

— Сань, вдруг нас… эт-та… как его… леший водит? — внезапно сказал он и тревожно оглянулся по сторонам.

Несмотря на всю серьёзность их положения и трагический Митькин тон, Санька рассмеялся. В глухой тишине леса его смех прозвучал неожиданно громко.

— Балаболка, х-ха-ха!.. И чем у тебя голова набита!

Глядя на него, засмеялся и Митька, облегчённо и немного сконфуженно. Может, и вправду никаких леших нет? Смеясь, Митька ещё раз оглянулся по сторонам. Так, на всякий случай.

Санька поднялся. Блуждание по лесу вокруг одного и того же места не казалось ему таким страшным. Надо внимательней смотреть и всё примечать. Он снова пошёл вперёд, стараясь по веткам определить, где север, а где юг.

— Сань, есть охота, — пожаловался Митька, вприпрыжку поспевавший за Санькиными размашистыми шагами.

— Потерпи, — бросил Санька и остановился возле высокой ветвистой сосны. Нижние ветки сосны начинались почти над головами ребят.

— А ну, лезь на маковку. Глянь, в какой стороне деревня.

Митька не заставил себя долго упрашивать. Поплевав на ладони, он высоко подпрыгнул и ухватился за нижнюю ветку. Через несколько минут он уже раскачивался высоко над землёй, обхватив руками тонкую верхушку.

Лес, перемежаясь тёмными и светлыми пятнами, гребнистыми волнами шёл к горизонту. Казалось, нет ему конца и края. И только далеко-далеко, у самого горизонта, сверкал на солнце шпиль совхозного клуба.

— Ой, Сань, вижу! — закричал Митька, — Вона деревня!

— Игде-е? — донеслось снизу. Из-за густых веток Санька не был виден, и голос его звучал глухо, как со дна колодца.

— Счас покажу-у! — Митька начал быстро спускаться вниз, шаря ногами по стволу в поисках сучков. Неожиданно его нога наткнулась на что-то шершавое и податливое. Митька отдернул ногу и сполз на нижнюю ветку. У основания ветки он нащупал дупло, заткнутое куском почерневшей берёзовой коры.

— Ой, Сань, тут что-то есть! — закричал он.

— Чего там?

— Сча-ас! Дупло!

— Глянь, там, может, белка орехов припасла! — крикнул Санька.

Митька осторожно вытащил кору и засунул руку в дупло. Рука ушла глубоко, по самое плечо. Он пошарил и среди мягких опилок и сухих листьев нащупал какой-то твёрдый и продолговатый предмет. Митька осторожно вытащил его из дупла. То, что лежало у него на ладони, заставило Митьку поспешно, не глядя под ноги, спуститься вниз. Ломая ветки, исцарапанный, в разодранной рубахе он спрыгнул на землю и протянул Саньке стреляную винтовочную гильзу в красноватых подтёках ржавчины.

— Во! Глянь! Дупло-то… эт-та… как его… корой было заткнуто, — возбуждённо сказал Митька.

Санька осторожно взял гильзу и внимательно осмотрел её со всех сторон. Верх гильзы был тщательно замотан истлевшей от времени тряпкой и обмазан по краям глиной.

— Там что-нито есть, давай откроем! — Митьке не терпелось.

— Не егози, — строго сказал Санька и начал осторожно отковыривать глину.

И в это время неподалёку от них раздались выстрелы.

— Скорей! — крикнул Санька и, сунув гильзу в карман, бросился в ту сторону, где стреляли.

Митька ринулся следом за Санькой. Но Санька бежал так быстро, что Митька едва успевал за ним. Неожиданно он споткнулся о сухой корень и упал, до крови разодрав щёку. Пока Митька, отплёвываясь и чертыхаясь, поднимался, Санька исчез.

— Санька-а-а! — отчаянно завопил он. — Санька-а-а-а!

«Нька-а-аа! — отозвалось эхо. — А-а-а-а-а!»

Митька прижал руку к сердцу, стараясь унять отчаянный стук, и прислушался.

— Митька-а-а-а! Ау-у-у-у! — послышалось внезапно откуда-то сбоку.

Митька завертел головой во все стороны, стараясь по звуку определить, в какой стороне кричат. Тишина. Как же так, он же ясно слышал крик?

— А-а-а-а-а! — снова изо всех сил закричал Митька.

— Ау-у-у-у! — отозвалось в той же стороне. Митька бросился на голос. Надежда придавала ему сил. Внезапно впереди в кустах мелькнуло что-то голубое. Митька из последних сил рванулся вперёд и чуть не сбил с ног выбежавшую из кустов… Юльку.

— Рыжая! — радостно ахнул Митька, смеясь и плача.

— Живой! — Юлька схватила Митьку за плечи и, притянув к себе, звонко чмокнула в грязную щеку. — Живой, Митька! А Санька где?

20. Схватка

— Вот здесь они ночевали, — сказал Николай Ильич, — и ушли ещё до света.

Николай Ильич, дед Матвеич и Нина Петровна стояли возле остатков костра, подёрнутых налётом синеватого пепла.

— Почему вы так решили? — спросила Нина Петровна, глядя на Николая Ильича с любопытством и тревогой.

Николай Ильич пожал плечами и, наклонившись, прихватил горсть пепла.

— Пепел влажный. Значит, утренняя роса выпала уже после того, как костёр погас.

— Гляньте-ка, — позвал Матвеич, показывая на примятую траву и сломанные ветки на кустах. — Никак сюда пошли.

Николай Ильич, Матвеич и Нина Петровна двинулись через поляну к ручью. Следом за ними из кустов выскочили ребята. Они всё время держались сзади, стараясь не попадаться на глаза взрослым. Услышав треск ветвей, Николай Ильич обернулся.

Ребята метнулись назад, в кусты.

— Кто здесь? — крикнул Николай Ильич, направляясь к кустам. Нина Петровна схватила Матвеича за руку.

— Не пугайся, молодуха, — сказал Матвеич, — кабы хозяин, мы б его и не услышали.

Увидев, что Николай Ильич идёт к ним, Юлька отважно выступила вперёд. Она стала перед Николаем Ильичом, заложив руки за спину, и независимо задрала острый подбородок.

— Кто тебе разрешил идти в лес? — нахмурился Николай Ильич.

— А никто. Мы сами. Что ли, они чужие какие? Мы всё равно никуда не уйдём.

Как ни была расстроена Нина Петровна, однако она не смогла удержать улыбку. Уж очень отчаянный и решительный вид был у девчонки.