Юрий Сотник - Невиданная птица
— Пошел, проклятый!
В воздухе мелькнуло пилено. Курица взлетела на крыльцо, а щенок как ни в чем не бывало побежал из проулка и уселся среди дороги отдыхать.
Мы подошли к нему поближе, присели на корточки.
— Понимаете, какой у него нюх! — тихо говорил Андрюша. — По дороге, может быть, час назад прошла курица, а он ее выследил и нашел.
— Д-да. Похоже, что овчарка, — медленно сказал Ося. — Посмотри, как у него уши стоят!
Мы с Андреем кивнули.
Правда, стояло у щенка только одно ухо. Другое висело, так же как и высунутый на сторону язык. Вообще у пса был такой вид, будто он подмигивает нам.
Андрей протянул руку с пальцами, слаженными щепоточкой, и ласково-ласково запел:
— Песик, песик, иди сюда! Песик! На-на-на!..
Щенок встал, завилял хвостом, подошел к нам и лег на спину. Андрей погладил его по животу. Пес даже глаза закрыл от удовольствия.
— Как ты его назовешь? — спросил я.
— Не знаю еще. Может, Пират…
— Не годится, — сказал Оська. — В нашем городе каждую третью собаку Пиратом зовут. Уж лучше Корсар!
— Что ж, пожалуй, можно и Корсар. Знаете что? Я сейчас отведу его домой, а потом приду на строительство. Идет?
Андрей вынул из кармана веревку, повязал ее на шею щенку и поднялся:
— Ну, Корсар, пойдем!
Я думал, что Корсар начнет вырываться, почувствовав веревку. Ничего подобного. Пока Андрюшка не скрылся за углом, мы видели, как пес весело бежит рядом с ним, теребя его за штанину или норовя схватить за рукав…
Мы пришли к двухэтажному зданию райкома партии. Здесь у подъезда стояли брички, подводы и старый «газик». В двери все время входили и выходили озабоченные люди.
Райком ВЛКСМ помещался на втором этаже. Несколько минут мы блуждали в полутемных коридорах. Оська присмирел. Он подолгу молча рассматривал таблички на дверях и старательно извинялся, когда на него кто-нибудь натыкался. Наконец, подойдя к одной из дверей, он сказал тихонько:
— Вот.
Я увидел дощечку с надписью: «Первый секретарь райкома Савченко», а пониже висела другая дощечка: «Второй секретарь райкома Белов».
Мы не сразу вошли. Сначала мы направились к большому зеркалу в глубине коридора. Оська достал расческу и зачем-то провел ею по стриженным под машинку волосам. Я оправил красный галстук. После этого мы вернулись к двери и, открыв ее, вошли в маленькую комнату, смежную с кабинетами секретарей.
У окна стучала на машинке девушка в розовой блузке. Рядом с дверью сидели на диване старичок с портфелем, молодая колхозница в шерстяном жакете и лейтенант с рукой на перевязи.
— Вам кого? — спросила девушка, не отрываясь от машинки.
Оська покашлял, немного наклонился вперед и сдавленным голосом спросил:
— Простите, можно видеть товарища секретаря райкома?
— По какому вопросу? — спросила девушка, продолжая печатать.
— По вопросу… Мы по вопросу… Мы от Комитета по восстановлению школы.
— От кого?
— От Комитета по восстановлению школы.
— Товарищ Савченко уехал в район, а товарищ Белов скоро будет.
Мы оба сказали «спасибо» и остались стоять у двери, потому что места на диванчике не было. Старичок, колхозница и лейтенант, чуть улыбаясь, смотрели на нас. От смущения я притворился, что разглядываю плакат на стене. Оська вынул из своей сумки блокнот и принялся чиркать в нем карандашом с видом очень занятого человека.
Почиркав немного, Оська задумался и минуты две покусывал кончик карандаша, уже ни на кого не обращая внимания. Вдруг он быстро взглянул на меня и вышел из комнаты. Я отправился за ним. В коридоре председатель сказал:
— Давай пока обсудим, с чего мы начнем разговор.
— С Беловым-то? Да ведь ты вчера уже придумал: «Так, мол, и так: учащиеся школы-семилетки проявили инициативу…»
— Инициативу-то инициативу… Только, помнишь, ты вчера сказал: «Шуганет нас секретарь из своего кабинета…»
— Ну и что?
— Ну и вот! Я сейчас подумал над этим, и теперь мне кажется, что, может быть, ты и прав, может быть и шуганет…
Мы вышли из коридора и остановились на крыльце. Оська взял меня за кончик красного галстука и снова заговорил:
— Понимаешь… Представь себе, например, такую вещь. Какие-нибудь ребята задумали строить планер, а другие хотят ремонтировать дорогу, а третьи — еще какое-нибудь полезное дело делать. Что ж, райком должен им всем помогать? Вовсе нет. Их сначала спросят: «А вы умеете работать? А что вы уже сделали? Как вы проявили себя?..» Мы вот пришли помощи просить, а работать еще и не начинали. Почему Белов нам должен поверить?
— То-то и оно! — сказал я. — Давай-ка пойдем отсюда.
Оська покачал головой:
— Уходить тоже не надо. Что же это получится? Пионеры школу восстанавливают, а райком ничего не знает. Сейчас мы просто сообщим товарищу Белову, что восстанавливаем школу, а когда он увидит, что мы не в игрушки играем, он нам сам поможет.
Пока мы с Оськой разговаривали, к крыльцу подкатил мотоцикл с коляской. Из коляски вышел смуглый черноволосый человек. Он был одет в военную гимнастерку с орденами на груди и в черные брюки навыпуск. Когда он поднимался на крыльцо, сильно хромая и опираясь на палку, мотоциклист окликнул его:
— Значит, к пяти ноль-ноль, товарищ Белов?
— Он! Поправь галстук! — шепнул мне Оська и сделал шаг навстречу секретарю. — Здравствуйте, товарищ Белов!
— Привет, ребята! — ответил секретарь райкома и остановился, глядя на нас и чуть-чуть улыбаясь. — Что скажете?
Оська начал было что-то говорить, но в этот момент на противоположной стороне улицы послышались громкие крики. Товарищ Белов оглянулся. Мы с Оськой тоже оглянулись, да так и обмерли.
Из ворот напротив райкома выбежал наш «отдел снабжения» — Тимошка, волоча большую доску. За ним бежала пожилая женщина в переднике, а за ней — высокий гражданин. Оба ухватили Тимошку за руки, тот уронил доску и начал вырываться.
— Ах ты, глаза твои бесстыжие! — кричала женщина. — Я тебе покажу, как воровать!
— От горшка два вершка, а уже знает, где что плохо лежит! — говорил гражданин. — Нет, от меня, браг, не уйдешь.
— В чем дело? — спросил Белов.
— «В чем дело»! — закричала женщина. — Пошла корыто вынести, гляжу, а он доску от забора оторвал и уже тащит!
— Вовсе не оторвал! На одном гвозде висела! — кричал Тимоша, стараясь вырваться.
— Нечего оправдываться! «На одном гвозде»? Пойдем в милицию. Там тебе покажут «на одном гвозде»!
Они поволокли завснаба, а он, упираясь, сел на землю и завопил:
— Никуда я не пойду? Что я, для себя, что ли?! Я для общественного дела!.. Никуда не пойду!
Тут он увидел нас и очень обрадовался:
— Вот, вот? Глядите! Вот наш председатель!.. Никуда не пойду! Спросите их, они скажут! Я для общественного дела… Оська! Катька! Скажите им!
Все уставились на нас.
— В чем тут дело? — спросил товарищ Белов, нахмурив брови. — Чей это мальчик?
— Это… — забормотал Оська, — это наш… Это, вообще, Тимофей Садиков…
— Я не спрашиваю, как его зовут. Я спрашиваю, почему он занимается такими делами?
Оська то быстро взглядывал на Тимошку, то опускал голову и смотрел себе на ботинки. Уши у него были темнокрасные, да и у меня они, наверное, были такие же. Они так горели, словно их намазали иодом.
— Он… он, вообще, наш завснаб, — промямлил Оська, — но мы…
— Кто?
— Завснаб… Заведующий отделом снабжения… Но мы совсем не просили его…
— Ничего не понимаю, — сказал секретарь. — Какой заведующий отделом снабжения? Чего?
Оська молчал. Я тоже молчал.
Сидя на земле. Тимошка в голос заплакал, размазывая слезы грязными кулаками.
— Ишь… нашкодил, а теперь ревет! — усмехнулась женщина и отпустила Тимошкину руку.
— «Нашкодил»!.. Я для себя, что ли? — запричитал Тимошка. — Если бы для себя, я разве бы взял!.. Мы школу ремонтируем и нам стройматериалы нужны…
Товарищ Белов оперся обеими руками о балюстраду крыльца и сказал Тимошке, отчеканивая каждое слово:
— Знаешь что, друг любезный… Если вы так собираетесь работать, так лучше не ремонтируйте школу. Без вас обойдемся! Материалами для ремонта школа обеспечена полностью, я сам это еще вчера проверял. И если я услышу, что кто-нибудь из вас занимается подобными делами, то попрошу вашего директора принять меры. Нам такие помощники не нужны!
Товарищ Белов повернулся и ушел в райком. Женщина подняла завснаба с мостовой, слегка шлепнула его и уже совсем добродушно сказала:
— Иди! К мамке беги. Да скажи, чтобы она тебя за уши оттрепала. Снабженец!
Мы все трое отправились в школу. Настроение у всех было, конечно, скверное. Оська сердито стучал себя пальцем по лбу:
— Остолоп! На все дело пятно наложил! Как мы теперь в райком покажемся? С нами там и разговаривать не пожелают. Скажут: хороши восстановители! Одно чинят, другое разрушают. Понимаешь, что ты наделал?
