Астрид Линдгрен - Рони, дочь разбойника
А вот дети их оказались куда умнее и радовались совсем другим вещам. Например, тому, что уже почти растаял снег и они снова смогут ездить верхом, или тому, что скоро, очень скоро переберутся в Медвежью пещеру.
– А еще, Бирк, я рада тому, что ты не хочешь быть разбойником.
Он рассмеялся:
– Я же поклялся! Вот только на что мы будем с тобой жить, когда вырастим?
– Известно на что, – сказала Рони. – Мне Лысый Пер сказал, мы будем искать серебряные самородки.
И она рассказала Бирку секрет о серебряной горе, которую маленький серый гном показал Лысому Перу в благодарность за то, что тот спас ему жизнь.
– Он говорил, что там попадаются самородки серебра величиной с валун, – сказала Рони. – И кто знает, может, так оно и есть. Лысый Пер клялся, что это чистая правда. Я знаю, где эта гора. Мы можем поскакать туда на конях и увидеть все своими глазами.
– Это не к спеху, – ответил Бирк. – Только никому об этом не болтай, а не то туда побегут все разбойники и растащут до нас все самородки.
Рони рассмеялась:
– Ты такой же хитрый, как и Лысый Пер. Ведь наши разбойники ненасытны на добычу, как ястребы. Поэтому Лысый Пер и не велел мне никому, кроме тебя, об этом рассказывать.
– Пока, во всяком случае, мы вполне обходимся и без серебряных самородков, сестра моя. Нам здесь, в Медвежьей пещере, нужны совсем другие вещи.
Весна все больше вступала в свои права, а Рони никак не решалась сказать отцу, что хочет снова перебраться в Медвежью пещеру. Но Маттис и сам все понимал, и никогда нельзя было предсказать, как он поступит.
– Моя старая пещера великолепное место! – воскликнул он вдруг ни с того ни с сего. – А весной там особенно прекрасно. Как ты считаешь, Ловиса?
Ловиса хорошо знала своего мужа с его внезапными переменами настроения, и слова Маттиса нимало ее не удивили.
– Перебирайся туда, детка, – сказала она, – раз отец тебе это советует. Но мне тебя будет очень не хватать.
– А осенью ты ведь вернешься домой, как всегда, – сказал Маттис, словно Рони со дня рождения каждую весну уходила из замка, а осенью возвращалась.
– Ага, как всегда, – заверила его Рони, удивленная тем, что все обошлось так легко.
Она– то ожидала слез и криков, а тут перед ней сидел Маттис с таким же веселым видом, какой у него бывает, когда он вспоминает свои дурацкие детские проделки в старом свинарнике.
– Да, когда я жил в Медвежьей пещере, я был о-го-го какой бесстрашный, все мне было нипочем. Да и вообще, если хочешь знать, та пещера – моя, не забывай об этом. Может статься, я буду навещать вас время от времени.
Когда Рони рассказала Бирку об этом разговоре, он великодушно усмехнулся:
– По мне, пусть приходит. Время от времени. Если его курчавая черная голова не будет там постоянно маячить, это уже счастье.
Раннее утро. Прекрасное, как утро первого дня творения. Рони и Бирк отправились в Медвежью пещеру. Вот они идут по лесу, а вокруг торжествует весна. На всех деревьях, зеленых кустах, во всех водоемах бушует бурная жизнь: всё щебечет, шелестит, стрекочет, поет и плещется, везде звенит юная и яростная весенняя песнь.
И вот они наконец добираются до своей пещеры, до своего дома, скрытого в глухом лесу. Тут все как и прежде, ничто не изменилось, все хорошо знакомо, все на своих местах. И река, которая гудит там, глубоко внизу, и лес, освещенный утренним солнцем. Но весна эта новая, хоть и такая же, какими вообще всегда бывают весны.
– Ты только не пугайся, Бирк, я сейчас должна выкричаться. Ты слышишь весну?
И Рони закричала пронзительно и громко, как птица. Это был яростный, ликующий крик. Он разнесся далеко-далеко над лесами, над горами и над рекой.
Конец