Просто Давид - Элинор Портер
И Давид больше не задавал вопросов. Он был слишком потрясен, слишком обеспокоен. Никогда еще мальчик не видел отца в таком состоянии. В нервной спешке тот наводил порядок, часть вещей положил в сумку, другую в старый чемодан, чтобы оставить его в доме. Щеки отца сильно раскраснелись, глаза ярко сияли. И он говорил почти без остановки, но Давид почти ничего не понимал. Потом мужчина схватил скрипку и заиграл. Никогда раньше Давид не слышал, чтобы отец играл так. Глаза мальчика наполнились слезами, а сердце охватила тупая, тянущая боль — но почему, мальчик не знал и сам. Еще позже мужчина оставил скрипку и устало опустился на стул. Тогда Давид, утомленный и напуганный, побрел к своей койке, лег и уснул.
Почти перед рассветом он проснулся в другом мире. Отец ласково звал его к завтраку. Комнатка, лишенная украшений, казалось голой и холодной. Закрытая и перевязанная ремнями сумка стояла у двери на полу вместе с двумя скрипками в футлярах, готовыми к отбытию.
— Мы должны торопиться, сын. До поезда идти далеко.
— До поезда? Настоящего поезда? Мы поедем на нем? — теперь Давид окончательно проснулся.
— Да.
— И это все, что мы берем?
— Да. Поторопись, сынок.
— Но мы вернемся — когда-нибудь?
Ответа не последовало.
— Папа, мы вернемся — когда-нибудь? — голос Давида стал настойчивым.
Мужчина остановился и подтянул на сумке ремень, который и так был туго затянут. Затем беззаботно рассмеялся.
— Ну, конечно, ты когда-нибудь вернешься, Давид. Только подумай, сколько всего мы здесь оставим!
Когда последняя тарелка была отложена в сторону, последний предмет одежды поправлен и комнатка окинута последним взглядом, путники взяли сумку и скрипки и вышли в сладостную свежесть утра. Заперев дверь, мужчина тяжело вздохнул, но Давид этого не заметил. Его лицо было обращено на восток — Давид всегда смотрел в сторону солнца.
— Папочка, все же давай никуда не пойдем! Давай останемся здесь! — воскликнул он с жаром, впитывая красоту утра.
— Нужно идти, Давид. Пойдем, — и отец мальчика устремился на запад, пересекая зеленый склон.
Тропа была едва различима, но мужчина нашел ее и уверенно зашагал вперед. Время от времени он останавливался, чтобы упрочить не слишком устойчивый шаг или поудобнее взять сумку. Очень скоро путники оказались в глубине леса, и птички пели у них над головами, а бесчисленные крошечные ножки сновали в подлеске со всех сторон. Где-то рядом ручей громко бормотал о радости жизни, а высоко в вершинах деревьев утреннее солнце играло в прятки с танцующими листьями.
И Давид прыгал и смеялся — он так любил все это и так хорошо знал. Птицы, деревья, солнце, ручей, маленькие хлопотливые зверушки — все они были его друзьями. Но мужчина не прыгал и не смеялся, хотя тоже очень все это любил. Мужчина боялся.
Теперь он знал, что взялся за дело, которое было ему не по плечу. С каждым шагом сумка становилась тяжелее, и с каждым часом настойчивая, тянущая боль в боку усиливалась, пока, наконец, не стала пыткой. Он забыл, какой длинной была долина, и не осознавал, что потратил почти все силы еще до начала спуска по тропе. В голове мужчины пульсировал вопрос: что, если, в конце концов, он не сумеет…
В полдень они остановились, чтобы перекусить, а на ночь устроились у спокойного омута с темной водой, где говорливый ручеек остановился отдохнуть. На следующее утро вновь вышли на тропу, но уже без сумки. Мужчина спрятал ее под листьями в небольшой впадине и деланно небрежно сказал:
— Думаю, не стоит ее тащить. Знаешь, ничего такого необходимого в ней нет, а коробку с обедом я взял. К ночи мы уже будем в долине.
— Конечно! — засмеялся Давид. — Она нам не нужна. — И он снова расхохотался. Давид не видел особой нужды в сумках и прочей поклаже.
Они преодолели уже больше половины спуска и вскоре достигли поросшей травой дороги. По ней редко ходили, но все же это была дорога. Потом они дошли до перекрестка четырех путей, два из которых были покрыты следами бесчисленных колес. К закату текущий вдоль тропы ручеек тихонько забормотал о мирных полях и лугах, и Давид понял, что они спустились в долину.
Теперь мальчик не смеялся. Он испуганно смотрел на отца. Давид не знал, что такое беспокойство, и столкнулся с ним в первый раз. Несколько времени отец говорил очень мало, притом хриплым, неестественным голосом. Он шел быстро, но Давид заметил, что каждый шаг давался ему с трудом, а дыхание было прерывистым. Сияющими глазами он неотрывно смотрел на лежащую впереди дорогу, как будто даже такая спешка казалась ему недостаточной. Дважды Давид обращался к нему, но отец не отвечал, и мальчику оставалось с трудом перебирать усталыми ножками и вздыхать по дорогому дому на вершине горы.
На пути им попалось очень мало других путников, почти не обращавших внимания на мальчика и мужчину со скрипками. И вышло так, что никого не оказалось рядом, когда мужчина, шедший по траве на обочине дороги, споткнулся и грузно упал.
Давид бросился к нему.
— Папа, что случилось? Что случилось?
Ответа не было.
— Папочка, почему ты со мной не разговариваешь? Посмотри, это Давид!
Сделав болезненное усилие, мужчина поднялся и сел. Мгновение он отрешенно смотрел в лицо мальчика, а потом нечто полузабытое, казалось, побудило его к лихорадочным действиям. Дрожащими руками он передал Давиду часы и миниатюру из слоновой кости. Затем обшарил карманы и вывалил на землю перед собой кучу золотых монет — Давиду показалось, что их было не меньше сотни.
— Возьми их… спрячь… сохрани их, Давид, пока они… не понадобятся, — выдохнул мужчина. — А теперь… иди. Я не могу.
— Один? Без тебя? — возразил потрясенный мальчик. — Как это, папа, я не могу! Я не знаю дороги. Кроме того, я бы лучше остался с тобой, — добавил он, засовывая в карман часы и миниатюру. — И он опустился на землю рядом с отцом.
Мужчина слабо покачал головой и снова указал на монеты.
— Возьми их, Давид… спрячь, — проговорил он бледными губами.
Мальчик принялся собирать деньги и рассовывать по карманам.
— Но, папа, без тебя я не пойду, — заявил он решительно, когда последний золотой исчез из виду, а из-за поворота идущий сверху дороги послышался грохот фургона и стук лошадиных копыт.
Возница неодобрительно посмотрел на мужчину и мальчика у дороги и не остановился. Когда он проехал, мальчик повернулся к отцу. Тот опять принялся рыться в карманах. На этот раз он вытащил из
