Николай Богданов - Гора Крутая
И думает Иван и не придумает новую штуку.
Но не один Иван думал, и не знал даже он, как еще в одну ночку, тоже темную и жуткую, прокрались через Сорочий мостик несколько девчонок, закулеманных в полушалки, и рассыпали по всей горе что-то черное…
Пришли на утро поречане: усыпана гора золой и сажей, и угольки под ногами поскрипывают. Не только съехать, салазки с места не стащишь!
Золу с горы не счистишь, придется ждать новых метелей.
И опустела гора Крутая и во всем селе ни смеха, ни веселья. Выйдут ребята заречные на свой Сорочий мостик, посмотрят, посмотрят на гору — тихо. Не завидно им больше, но и самим не весело.
Долго глядел и Иван с Сорочьего мостика на гору. Узнал он про золу и теперь успокоился: никому, так никому. Осмотрел он весь крутой берег реки Сороки и первый раз подумал: а гор-то ведь много, только налаженная одна, нельзя ли другие наладить? Вон они горы-то и повыше Крутой есть!
Собрал Иван ребят несколько человек и пошли осматривать горы. Только забрались на одну, смотрят бегут от села поречане, да не пустые, а с кольями. Пришлось удирать.
Так ничего и не вышло. Так тянулось скучное время, и стояли одинаковые дни, тихие, без морозов и без метелей, и понуро чернела гора Крутая.
* * *После зимнего перерыва открылась опять школа.
В деревне своей школы нет, и приходится ребятам переть за три, почитай, версты в соседнее село.
Не пошли ребята всей деревней вместе: отдельно пошли поречные и отдельно пошли заречные.
Вот приходят в школу, стали раздеваться да одежи на вешалку вешать. А вешалка одна.
— Не хотим рядом вешаться, — отталкивают заречные поречных — наша вешалка, мы ее прибили!
— Ан нет, зато место наше, когда еще зареки вашей не было — здесь наши вешались! Убирай свою вешалку, мы гвоздей набьем.
— Нет не уберем!
— Мы одежи снимем!
— Ну, попробуйте…
Опять дело к драке ближе, да хорошо звонок вовремя. Побежали садиться. А садиться опять вместе не хотят, как раньше сидели. Выбирают новые места, а места-то уж заняты, да и неудобно приходится. Учительница давно пришла, а у них все шум, едва успокоились.
— Что это вы, сорокинцы, возню подняли? Что это вы так неладно расселись?
Молчат поречные, и заречные тоже помалкивают. Помолчала и учительница. Стала урок объяснять, задачи задавать.
А учительница-то на всю школу одна, вот и приходится, то одному парню из старших младшим помогать, то другому. Послала учительница Ивана проверить у первогодников диктант, он у заречных проверил, а к пореке и не подходит.
— Ты что же у этих не проверил? — говорит учительница. Молчит Иван. Учительница тоже больше не спрашивает. Только вдруг Парфенька встает и говорит:
— Позвольте выйти.
Ладно, вышел. Вышел, побыл немного и вертается. Сел. Глянул кто-то из заречных в щелку в коридор:
— Он наши одежи скинул!
И что тут поднялось! Кинулись заречные к своим сваленным одежам, а поречные, думая, что они теперь ихние одежи сбросят, за ними всей кучей. Чуть учительницу не задавили. Вот уж в коридоре и драка!
— Ну, — говорит учительница, — я так с вами и заниматься не буду, до тех пор, пока свою внутреннюю жизнь не уладите, я не приду, — сказала и ушла.
— Варвара Петровна, — кричат местные ребята, — а мы этих сорокинцев совсем выгоним, раз они чужие да еще скандалят!
— Как хотите, мне уж надоело!
Поднялся шум по всей школе, наперли местные ребята на сорокинцев, толкают их к дверям: — Убирайтесь отсюда совсем, выкатывайтесь от нас. Через вас одна склока!
— Это не мы, это поречные!
— Нет, это зарека!
— Все равно, все вы, сорокинцы, выметайтесь!
На шум прибежал Тараска, при школе сторож и дровосек. Был Тараска недавно в Красной армии и теперь заведует у пионеров строем и физкультурой.
— В чем дело? — кричит Тарас. — Смирно! Так здорово гаркнул, что все немного стихли.
— Ну, чего контрреволюцию подняли?!
Да вот сорокинцы тут передрались.
— Это не мы, это зарека!
— Ну, поймешь вас тут, давай собрание по порядку, выходи говори!
Выходит от зареки Иван:
— Этих поречных, надо усмирить, самые колчаки, с горы нас прогнали…
Выходит от пореки Парфенька:
— Это заречные виноваты, они гору испортили и перерыли, и золой засыпали, и Шурке салазки сломали, а главный контра — Иван — пионер!
— Эх ты, — качает головой Тараска, — это впрямь дело, а помириться вам невозможно?
— Нет, пускай на гору пустят!
— Куда пустить, когда она не действует, испорчена, исправьте сперва.
— Ее теперь уж не справишь… тю-тю гора!
— Гора пропала… и Шуркины салазки.
Тараска почесал в затылке.
— Кто же виноват-то?
— Да кто, знамо Иван, а пионером зовется.
— Нет, Парфенька первым начал.
Махнул рукой Тараска.
— Ладно, не разберешь, чья тут вина, а получилось негодно, а все отчего, — вот хотя бы Иван, да и ваши пионеры, на словах-то вы пионеры, а коснись дело, так вы и все забыли! Вот отчего все плохо и получается!
Задумались ребята.
— Верно, — сказал тут Иван, — сознаю, ошибался я, как самая последняя несознательность. И очень мне от этого совестно… Вот я что предлагаю: сделаем по-пионерски, сделаем гору новую, есть у нас горы еще выше Крутой горы…
— Сделаем общую! — подхватили поречане.
— И Шурке салазки!
— Гоже, — сказал Тараска, — а мы тоже вам поможем, только не канительтесь больше!
Выделилось несколько человек и вечером ходили по крутому берегу Сороки и облюбовали гору-горище, чуть не вдвое выше Крутой. Только поперек ее проходит ров глубокий, да растут внизу, на самом скате, корявые дубки и орешник. Надо эти кустари порубить, а ров снегом засыпать, и будет гора что надо!
На другое утро при полной школе вышли выборные и рассказали всем, что они надумали.
— Верно, правильно, — поддержали все ребята, как один человек.
— А драки у нас не получится? Не погоните вы нас, — спросили кое-кто из заречных.
— Ну, это гора законная будет, трудовая! — ответили поречные хором.
* * *Дружно пошла работа на горе.