Владимир Степаненко - Десять выстрелов
— Дай ружье.
Мишка бегает за Азой с ружьем между березами, но тетерева больше не взлетают.
С громким тиньканьем с дерева на дерево перепархивали беспокойные синицы. Они встряхивали ветки, и с деревьев осыпался иней.
— Надо было убить косача! — вздохнул Мишка. — Растяпа! Эх ты! Десять тетеревов взлетело!
Я молчал. Неожиданно мое внимание привлекла большая елка. Вокруг нее на снегу сверкали золотые чешуйки шишек.
— Белка здесь! — сказал Мишка.
— Хватит врать!
— Вот, вот! — Мишка принялся звать Азу. От громкого крика у него на шее вздулись вены и покраснело лицо.
Лайка вылетела из кустов. Острый нос нацелен кверху. Громко и заливисто залаяла и принялась прыгать на дерево, обдирая острыми лапами кору.
— Белку смотри! Чего стоишь? — набросился на меня Мишка.
Он носился вокруг елки. В азарте выломал острый сук и изо всей силы принялся колотить им по стволу.
Я смотрел на зеленую макушку дерева. Выше по небу плыли легкие облака. На хвое было много снега, и мне казалось, что он тоже плывет вместе с облаками.
Сверху прыгнул рыжевато-серый зверек. Я успел заметить растопыренные лапки и вытянутый пушистый хвост.
— Стреляй! Белка! — завыл Мишка.
Зверек прыгнул на дуплистую березу и, легко оттолкнувшись от шершавого ствола, перелетел на молодую елку.
— Мазила, стреляй!
Аза остервенело лаяла, неслась за белкой, задрав высоко голову с острым носом.
Я вел ружье за белкой. Прицелился и выстрелил. Никогда я не ожидал, что выстрел будет такой громкий. От сильного удара заломило плечо.
С деревьев потек искрящийся снег. Белка продолжала скакать по верхушкам деревьев как ни в чем не бывало. У меня тряслись руки. Я долго не мог вытащить новый патрон.
— На лещине сидит! Стреляй!
Рыжевато-серый комочек перелетел с ветки на ветку. Я вскинул ружье и выстрелил. Снова промах.
Прыгать белке больше некуда: внизу глубокий овраг, а впереди поле. Путь к высоким деревьям и черному лесу преградило ружье.
— Стреляй! Стреляй!
Аза громко, остервенело лаяла, роняя слюну.
Я выстрелил несколько раз подряд. Белка по-прежнему вертелась на одном месте, распушив хвост. Аза сорвала голос и в изнеможении хрипела. Она прыгала на гибкие ветки орешника и пригибала их к земле.
— Дай сюда, — Мишка вырывает у меня из рук ружье и долго целится, зажмурив глаз.
Из короткого ствола вырывается сноп огня. Когда рассеивается дым, я вижу на кустах лещины прыгающую белку. Я схватил рукой снег и жадно съел. Рядом затрещали кусты.
— Кого стрелял? — закричал пожилой мужчина-охотник. Шуба у него расстегнута. Шапка потеряна. Седые волосы растрепаны и мокрыми прядями прилипли ко лбу. — Я считал: десять выстрелов.
— Белку! — отвечаю я испуганно и смотрю на пустой патронташ.
— Думал, на берлогу наскочили! — Охотник вытер рукой пот со лба. — Думал, медведь задрал.
Я не заметил, когда прибежал на лыжах Сергей. Он был в одном пиджаке. В руках новая двустволка.
— Мишка, ты стрелял?
— Колька.
— Не целился, что ли?
— Я глаз зажимал.
— А ты, Мишка, почему не стрелял? Ружье-то твое!
— Я продал. — Мишка повернул к Сергею голубой, правдивый глаз.
Я видел его зеленый, бегающий глаз и ничему теперь не верил.
— С патронами? — допрашивал Сергей.
— Ага! Жалко дробь стало… я высыпал. Боялся, ты ругать будешь, что продал…
Я готов был избить Мишку. Я не мог смотреть в его сторону.
…Со времени моей первой охоты прошел не один десяток лет. Только теперь я понял, что благодаря Мишке открыл удивительный мир: я увидел стремительный полет белки, красное солнце морозного утра, текущий с деревьев снег. Я исходил много лесов и полей, но не стал охотником и совсем об этом не жалею.