Павел Петунин - Пограничное лето
— Мы только на минутку, мама.
— Про какие еще минутки можно говорить? Ты только погляди на гостя — он же валится от усталости! Вон какие у него красные глаза!
— Тетя Нина, какая усталость? Я еще десять километров могу пробежать! — горячо возразил Костя.
Чернявая и полная Нина Васильевна по внешности совсем не походила на мать Кости — худенькую и беленькую Валентину Николаевну, но характер как будто заняла у нее: Валентину Николаевну тоже трудно в чем-то убедить, а еще труднее — разубедить.
— Рекорды, Костенька, будешь ставить завтра, — серьезно сказала Нина Васильевна. — Я даже специально посмотреть выйду, как ты бегаешь. А сейчас, мужичок, ужинать и сразу же спать.
И тут Санька доказал, что парень он все-таки находчивый:
— Мам, так мы же с Костей за нашими отцами собирались сбегать, позвать на ужин.
Если бы Нина Васильевна согласилась отпустить их, то ребята по пути за отцами заглянули бы к лесному зверю, о котором говорил сержант Ваничев, немного поиграли бы с кроликами, которых Санька очень хотел показать, минуту-другую поговорили бы с часовым заставы. Словом, по пути за отцами выполнили бы чуть ли не половину Костиного плана. Но Нина Васильевна разгадала этот хитрый маневр.
— Зачем зря ноги ломать, когда есть телефон. Возьми да позвони, — сказала она.
Санька поморщился, досадливо махнул рукой и сердитыми глазами посмотрел на телефон: и к чему только люди изобрели эту штуку!..
Но нет худа без добра: Нина Васильевна положила мальчишек спать не на оттоманку в большой комнате, чего всерьез опасался Санька, а на терраску. Лежа на раскладушках, вдали от надоедливых взрослых, можно проговорить хоть до самого утра. И Санька стал рассказывать гостю историю, как они с сестренкой Леной нашли у границы в старых окопах заржавленный немецкий пулемет. Но Костя, как только его голова коснулась краешка подушки, сразу же сонно засопел.
— Эх ты! — укоризненно проговорил Санька и отвернулся к стене.
— Глаза слипаются… Ты не сердись, Саня, — вяло и виновато сказал Костя. — Зато мы завтра с тобой встанем часов в шесть, а то и раньше.
Вконец заморенный усталостью, больше уже Костя не мог говорить…
А утром слово свое он сдержал не совсем точно — проснулся в десятом часу. Санька в одних трусиках стоял у раскрытого окна, весь залитый солнечным светом.
— Ага, проснулся, соня! — сказал он весело. — А я уже физзарядку сделал.
Костя соскочил с раскладушки и хотел было одеваться, но Санька остановил его:
— Что ты? Побежим в одних трусиках!
— А тетя Нина?
— Ее дома нет, да и была — так ничего не сказала бы: папа велел закаляться. А кровать убирай сам — у нас такой порядок. Одеяло, простыни и подушку клади сюда, а раскладушку — за шкаф.
— И куда же мы побежим?
— Как куда? На речку!
Бежать в одних трусиках на речку — это уже было здорово! Такого Костина мать ни за что бы не разрешила: еще насморк подхватишь! А тут можно закаляться, и, главное, — полная самостоятельность — благо, о котором Костя мечтал всю свою жизнь. Самостоятельность!.. Первое утро на пограничной заставе начиналось очень хорошо.
Никого из взрослых дома не было. На обеденном столе лежала коротенькая записка, в которой Нина Васильевна сообщала, что она ушла в городской магазин и велела подогреть гречневую кашу или поесть холодной крольчатины. Санька с Костей, конечно, свой выбор остановили на крольчатине: зачем тратить лишнее время на подогревание каши? В конце записки она просила накормить кроликов и подмести пол на терраске.
— Ну, это уже, мамочка, и без твоей просьбы сделано, — сказал Санька.
— А сестренка все еще спит? — спросил Костя.
— Разве я тебе не говорил о ней? — удивился Санька. — Она в пионерском лагере. Если бы дома была, давно уже трещала бы. Она без трескотни жить не может.
— У меня сестры в точности такие же, — со вздохом признался Костя.
Вот она — граница!
Чистое, ослепительно яркое солнце уже светило во всю свою добрую силу.
— Ух, какое здесь солнышко — как будто умытое, совсем не такое, как у нас в городе! — воскликнул Костя.
— Солнце как солнце, — рассудительно сказал Санька и вдруг заторопил: — Не будем терять времени — столько у нас с тобой дела. Побежали!
С первых же метров Костя вырвался вперед — надо же показать Саньке, что и он умеет бегать.
Санька крикнул:
— Чего бежишь как ошпаренный? Через минуту выдохнешься — мы же на длинную дистанцию идем. А так только стометровки берут!
Если бы Косте стал давать советы кто-нибудь другой, а не Санька, то он бы и не очень-то послушался. Но как не слушаться Саньки, если парень с рождения живет среди военных и, конечно же, разбирается в физкультурных делах. Костя сразу же сбавил темп, и ребята побежали локоть в локоть широким, размашистым шагом.
Солдат с автоматом, часовой заставы, дружески помахал им рукой:
— Физкультпривет рекордсменам! Сань, поедешь с нами после обеда за травой?
— Обязательно! — крикнул Санька и, повернувшись к Косте, пояснил: — Это ефрейтор Постников, наш главный кроликовод.
Только успели пробежать мимо часового — Костя увидел странное животное, похожее одновременно и на теленка и на жеребенка. Тонконогий, горбоносый, большеухий, он стоял перед распахнутым окном кухни и что-то клянчил у молодого парня в белой куртке и поварской шапочке.
Парень улыбался и грозил пальцем, а зверь упрямо тянулся к нему.
— Лосенок, — сообщил Санька.
— Давай погладим его?
— Потом, когда все дела переделаем. Приучай себя к дисциплине!
— А что там за домики такие? Тоже пограничные? — указал Костя на четыре дома, до которых было не больше полукилометра.
— Это уже другое государство, — ответил Санька и по-командирски строго заметил: — Ты поменьше разговаривай и дыши только носом!
Другое государство? Там уже, значит, настоящая заграница? Так близко-близко? И как же тут можно молчать?
По дороге, усыпанной мелким битым камнем, мальчишки бежали прямо к границе. Удивительно все-таки: пробежать считанные минуты — и можно оказаться в чужой, в капиталистической стране!
Несостоявшийся рекорд
Но в другое государство они не угодили. Санька свернул на тропинку, которая резко устремлялась направо — к прибрежным кустам ивняка и ольшаника.
От продолжительного бега у Кости начало перехватывать дыхание — и он уже не мог дышать носом. Ноги вдруг отяжелели и с трудом подчинялись Косте. Он со стыдом вспомнил, как вчера бахвалился перед Ниной Васильевной, будто даже после утомительной и длинной дороги может пробежать хоть десять километров. Поглядела бы она сейчас на этого рекордсмена!
И наступил такой печальный момент, когда Косте представилось, что он сию же минуту упадет на землю и никогда больше не подымется.
В этот момент Санька, бежавший впереди, крикнул совсем свежим голосом:
— А вот и наша купалка!
Оглянулся и, увидев Костю при последнем издыхании, тревожно спросил:
— Что же ты молчал?
Костя пыхтел как паровоз и ничего не мог ответить.
— Не хватайся за грудь! — крикнул Санька. — Ходи и двигай руками. Когда взмахнешь вверх, делай вдох, когда опустишь, — выдох. И дыши обязательно носом. Через минуту все пройдет. Это я по себе знаю.
Костя покорно выполнил Санькины указания. И верно: через минуту ему стало легче, а через другую — уже и сердце перестало отчаянно колотиться.
— А у тебя, брат, крепкая воля, — улыбнулся Санька. — Когда меня папа первый раз вывел на тренировку, так я вот за эту дорогу останавливался раз десять и все хныкал. Теперь, конечно, привык. И ты привыкнешь дней через пять.
Услышав про такой срок, Костя даже глаза округлил от удивления:
— Через пя-ять?
— Это самое малое, да и то если будешь настойчивым. А что ты думал? Уже завтра можешь ставить рекорды на длинных дистанциях?
— Не нужны мне длинные, я лучше на короткие дистанции буду бегать.
— Тоже мне, выбрал легкое дело! Без тренировок на коротких дистанциях совсем ничего не получится. Там, если хочешь знать, еще сложнее. Там в-во какая техника нужна!.. Ну что, искупаемся?
— Конечно!
Пограничная купальня была оборудована не на самой реке, а в ее заливчике, глубоком и спокойном. У береговой кромки сквозь воду просвечивал желтый песок. С крутого берега на середину заливчика шагнули высокие мостки, поднявшиеся над водой метра на два. Санька привычно и смело взошел на мостки, а Костя остановился перед ними: хоть они и не такие узкие — выложены в две доски, — но вдруг поскользнешься и упадешь?
— Чего остановился? — спросил Санька. — Иди смелее, мостки крепкие.
Костя почесал затылок.
— Я лучше здесь постою.