Михаил Демиденко - Следы ведут дальше, или полпузырька философского камня
— Давай стрельнём, — предложил я. Мне захотелось пальнуть из исторического оружия, очень захотелось.
— Пистолет не работает, — ответил Ромка, — поломанный и курка нет, пуль нет и пороха.
— Подумаешь! — сказал я. — Усовершенствуем. Так усовершенствуем, что пальчики оближешь.
Я быстренько принёс отцовский напильничек, пропилил сбоку ствола маленькую дырочку. Получился поджиг. Настоящий. Потом я принёс из дому спички, начистил серы в ствол, затолкал в ствол бумаги, сверху бумаги положил шарик — подшипник. Шарик я тоже из дому принёс. Мы с сестрёнкой Женькой играли им в настольный бильярд: толкнёшь палочкой шарик, он покатится вверх, потом вниз и застрянет. Смотришь цифру. Кто больше наберёт очков, тот и выиграл.
Я протянул Ромке пистолет.
— Теперь стреляй. Не бойся, ничего не будет. Не разорвётся.
— Завтра стрельну, — ответил Ромка. — Стреляй ты!
Испытывали мы оружие в сарае. Тут никого посторонних не было, стены были толстыми. На улице оружие испытывать опасно: вдруг шарик полетит, километров сто пролетит и попадёт в кого-нибудь. Что, разве так не может быть? Может… Называется это шальной пулей. Я в кино видел, как шальной пулей однажды сбили целый самолёт.
— Ты сильнее меня… На турнике подтягиваешься, — продолжал говорить Ромка.
— Ты тоже научишься подтягиваться, я тебя научу, — пообещал я. — Боишься, так сразу и скажи. У тебя отец был военный? Стреляй смело! Ты тоже вроде бы военный.
Ромка зажмурил глаза, я чиркнул коробкой по спичке, привязанной к дырочке в стволе. Спичка загорелась, в стволе что-то зашипело, повалил дым. Дым шёл, как из трубы самовара, когда его растапливают сырыми щепками.
— Откуда столько дыма? — удивился Медведев.
— Давно не стреляли, — объяснил я.
В это время на улице закричали:
— Пожар! Пожар! Глядите, дым идёт…
Странные люди, никогда, что ли, не видели дыма? Панику подняли. Завыла сирена, забибикала машина, заревел мотор, и к сараю подкатила пожарная машина. Быстро приехала, как на настоящий пожар.
Мы кинулись в угол сарая, там лежало прошлогоднее сено. Только зарылись в сено, как в сарай вбежали пожарники. Мы слышали, как они громыхали сапогами и ещё чем-то… Ромка лежал рядом с пистолетом. Из ствола продолжал валить дым.
— Козлом воняет! — сказал кто-то из пожарников и сплюнул.
— Вон, вон где горит! В углу! Разворачивай рукав!
За сараем гудел мотор, и на нас обрушилась вода.
Много воды. Как водопад. Кругом была вода. Через минуту мы были мокрыми. Ещё бы немножко, и мы бы захлебнулись, честное слово! Спасибо, Медведев догадался заткнуть пальцем ствол. Дым перестал идти. Пожарники ещё немножко полили сено из брандспойта, сели на машину и уехали.
Сено набилось под рубашку, спина и живот чесались. Мы вылезли мокрые, грязные… И злые.
— Обрадовались, — сказал я. — Теперь мои брюки вообще неизвестно во что превратились. Даже цвет непонятный.
Ромка ничего не сказал, — на конце его пальца висел доисторический пистолет.
— Туда хоть всю руку, — уныло объяснил он, — обратно не лезет. Застрял. Что же теперь делать?
Я молча дёрнул пистолет и освободил Ромкин палец.
Полпузырька философского камня
Всё бы ничего, только у Ромки палец припух и болел. Ромка смотрел на него и морщился. Я, когда дёргал за пистолет, немножко поцарапал ему палец. Я сказал, что нечего морщиться, что надо помазать палец йодом, царапину пощиплет, и всё пройдёт. На войне хуже бывает.
— Мать у тебя в аптеке работает, вот и беги домой, принеси лекарство, враз вылечим, — сказал я.
Ромка сбегал домой и принёс домашнюю аптечку. Каких только в ней не было лекарств! «Сульфадимезин», «Аскофен», «Пипольфен». Непонятно, зачем придумывают такие названия? Написали бы просто: «Капли от желудка, когда малины объелся», «Чтоб цыпок на ногах не было», сразу понятно, а то «Пипольфен». Может быть, это и не лекарство, а какой-нибудь химический элемент? Я видел про химию киножурнал — там баки стояли выше домов, в баках разные элементы, из них делали капроновые чулки, не из баков, конечно, из элементов.
— Ты что-нибудь понимаешь в алхимии? — спросил я Ромку.
Оказывается, он и не слышал сроду такого слова. Вот я обрадовался! Не будет больше говорить разные непонятные слова: «абсурд», «парадокс»… Оказывается, я тоже знаю слово, которое он не знает.
— Ты неправильно произносишь, — поправил Ромка. — Нужно говорить химия. Ещё есть астрономия, тригонометрия…
— Химия, химия, — я даже засмеялся. — Я тебе про тайную науку алхимию говорю, а ты мне про то, что все знают.
— Что же такое алхимия? — заинтересовался Ромка.
Ну, я и начал ему объяснять:
— Давным-давно, когда нас с тобой не было, в подвалах рыцарских замков жили учёные. Тогда ещё не изобрели электричества, воевали саблями, и учёных было мало… У них были бороды до колен. Их называли алхимиками, потому что они варили философский камень, и за это рыцари их пытали. В общем, здорово интересная наука!
— Ну? Они варили, их… пытали? — не поверил Ромка. Он даже заикаться стал от удивления.
— Ещё как пытали… По заправде. Огнём и специальными щипцами.
— За что их пытали?
— За камень.
— Какой камень?
— Философский… Микстура такая. Ценная вещь!
— Микстура… Почему же камень?
— Не догадываешься?
— Не… Микстура жидкая, камень твёрдый.
— Варили микстуру; когда она застывала, превращалась в камень. Соображать нужно. Вроде смолы.
— Понятно, — Ромка смотрел на меня во все глаза. — За что же тогда пытали учёных?
— Их пытали, чтоб они выдали секрет.
Тут я замолчал и прислушался.
— Какой секрет?
Я обернулся, посмотрел: никто нас не подслушивал. Оглянулся я, конечно, нарочно, в этом не я виноват, а виновато слово «секрет» — какой же может быть секрет, если про него говорить и не оглядываться!
— Какой секрет? — волновался Ромка. — Какой? Скажи!
Я помолчал, потом вздохнул и сказал:
— Нельзя! Это тайна!
— Скажи, Коля, — просил Ромка. — Я не проболтаюсь, честное пионерское! Я умею тайну хранить.
— Это очень важный секрет!
— Честное пионерское, никому не скажу!
— Если этим философским камнем помазать любую железку, она сразу превратится в золото, — сказал я.
Ромка не поверил. А я не люблю, когда мне не верят. Поэтому я продолжал рассказывать:
— Представляешь, что бы было, если бы принесли такой камень в наш класс? Чтобы насобирать тонну металлолома, таскаешь, таскаешь железо… А тут помазал — и целый золотой рельс или старая золотая кровать. Сдал в утильсырьё — денег больше всех насобирал. Красота! Про тебя в «Пионерской правде» напишут. Помазал батарею парового отопления, и она золотая! Водосточную трубу, крыло у автомашины, решётку в саду, замок на лодке, крючок на удочке… Вот бы все удивились! Откуда столько золота? Стали бы спрашивать: «Кто нам золотой письменный ящик повесил на калитку?»
Ромка почесал спину — она очень чесалась от воды и прошлогоднего трухлявого сена.
— Хочешь сварим философский камень? — предложил я. Просто так сказал, понарошке.
— Давай! — вдруг согласился Ромка. Кто его просил соглашаться? Если бы он не поверил мне, как все ребята в школе, то ничего бы и не произошло, что произошло с нами дальше.
— Давай, — повторил я.
Я без радости сказал «давай», не мог же я сказать «не давай», если сам первый сказал «давай».
— Как варить? — торопил Ромка.
— Обыкновенно, — соображал я. — Нужно ведёрко. Ладно, в следующий раз сварим. Ты лекарства оставь, спрячем, завтра сварим. И ведёрка нет…
— Есть! — Ромка достал из-под козлиной шкуры ведёрко, которым детишки играют в песочек.
— Воды нет, — сказал я.
— Сейчас принесу.
Ромка побежал к реке и принёс ведёрко воды. Пришлось ставить за сараем два кирпича, огонь раскладывать, маленький огонь, потому что после встречи с пожарниками не хотелось, чтоб ещё кто-нибудь закричал: «Пожар!».
Вначале я высыпал в воду марганцовки, чтоб вода продезинфицировалась. Я-то знал, что ничего с философским камнем не получится, потому что такого камня на свете не существует, но сознаться я не мог, не мог сказать правду, сам не знаю почему, такой у меня характер.
Когда вода продезинфицировалась до того, что закипела, я бросил пять таблеток какого-то пургена, потом вылил пузырёк валерьянки, чтоб успокоить пузырьки, затем стал валить всё без разбора.
В ведёрке забулькало красновато-зеленовато-чёрного цвета варево.
Когда Медведев влил рыбьего жира, над костром поднялось небольшое облачко. Ветер раздул облачко.