Галина Демыкина - Чуча

Вот тут-то невзрослый зверь раскрыл рот, вывалил язык и стал вовсю глядеть на Чучу. Про птенца он забыл совсем.

— Эй, ты кто?

— Я не знаю. Вон тот рыжий зверь…

— А, Белка с Сухой Сосны.

— Да, да, так она говорит, что я мышь.

— Белка слишком важничает. Я не знаю, что такое «мышь», но ты на нее не похож. Можешь спуститься.

Чуча не двинулся.

— А ты кто?

— Я — Волк. Когда я вырасту, меня будут звать, как и моих стариков, — Скальный. Мы живем за рощей скальных дубов. Ну, прыгай вниз!

Чуча разжал посиневшие пальцы и неловко брякнулся в траву. Пока он вставал, Волчонок успел легонько давнуть его лапой.

— Эй, эй! — крикнула сверху Белка, — Не смей трогать наше лесное Чучело.

— Я и не трогаю.

— Ах ты, врун! Больно он тебя, Чучелко?

— Ничего, — пропищал Чуча, облизывая помятый бок.

— Смотри, скальный злодей! — летело сверху.

— Он пошутил! — громко крикнул Чуча. И правда, косточки у него уже не болели.

— Ты хороший парень, — тявкнул Волчонок, — Пошли, я покажу тебе кабанов.

Под низкими елками было совсем темно и душно. От земли подымался горячий запах сухой хвои, сверху забивал свежий смоляной дух.

Здесь Волчонок ступал мягко, ветки раздвигал неслышно и все припадал, припадал на передние лапы, стелил голову по земле.

Волчонок прошел, а потом остановился возле большой хвойной кучи, которая вся копошилась, двигалась, кишела.

— Что это? — спросил Чуча.

— Муравьи. Ох и противные! — И — раз! — задней лапой разворотил часть кучи.

— Зачем? Они тебя не трогали.

— А попробуй сунь к ним лапу. Ну, попробуй!

Чуча сунул и сразу затряс ею. Несколько черных букашек скатились в траву, а на розовой лапе остались красные пятна.

— Ясно?

— Теперь ясно.

— А если к ним залетит бабочка или стрекоза — одни крылышки останутся.

Они двинулись дальше, скользя под еловыми ветками, как под крышей.

— Слышишь? — Волчонок повернулся к Чуче.

Но тот едва поспевал и, кроме желтого хвоста, не замечал ничего.

— Слышишь? — Волчонок повел носом, — Здесь проходили свиньи.

И вдруг сквозь ельник просочился желтый теплый свет, и открылась яркая и сочная поляна с белыми бабочками, зеленой травой и синими, белыми и желтыми цветами.

— Смотри! — жарко выдохнул Волчонок.

Через поляну медленно шла длинноносая бурая и седая кабаниха. А за ней, едва видные в траве, — рыжие, с коричневыми полосками вдоль тела, кабанята.

— Ой, какие! — ахнул Чуча. Он не мог отвести глаз. — Послушай, Скальный, а потом они тоже будут серыми?

Чуча сидел на задних лапах, а передними ухватился за веничек травы-перловника.

— Конечно, — кивнул Волчонок, — И я тоже буду серым.

Поляна была уже пуста, а они все сидели, с раздувающимися ноздрями, прерывисто дыша. Потом Волчонок вытянул толстые желтые лапы, положил на них морду. Глаза его стали узкими — две темных щелочки.

— Слушай Песню Леса, — сказал он, — Ляг в траву, так лучше, и слушай.

Чуча лег, запрокинул голову к далеким переливающимся верхушкам сосен, ясеней, берез…

«Ша-а-а», — летело сверху.

«Уи-чок-чок», — из кустов.

«Цк-цк-цк», — рядом из травы.

И все это смешалось, и Чуча услышал:

У меня есть лисы и лоси, — так говорил лес,

На суках раскосые рыси, говорил лес,

Ржавые балкиИ рыжие белки,Текучие реки,Ползучие раки,Под водою — линь,Над водою — лань…

— Это все правда? — спросил Чуча.

Но Волчонок не ответил. Бок его поднимался ровно, одно тяжелое ухо завернулось, показав бело-серую подпушку, вокруг черного сухого носа металась муха. Чуча отогнал ее.

«Какой красавец! — подумал он, — Какой красавец!»

Теперь, где бы ни был Чуча, он слышал, как поет лес. И различал все новые слова. И знал, что все они — правда.

У меня есть дубы и грабы, — так говорил лес,

У меня есть грибы и рыбы, — говорил лес,

Затоны щучьи,Заводи рачьи,Сладкая рябина под осеньИ зеленая сень, где ясень!

Белка с Сухой Сосны показала Чуче, как, прижавшись друг к дружке, в зеленом лапчатом домике живут орехи. Белка уносила их в гнездо, и Чуча помогал ей.

Видел он множество красной и дымно-черной ягоды, ел ее и дивился щедрости леса. Ему нравилось смотреть, как, поднимая землю, лезут из нее бледные, почти белые, свернутые в трубку, побеги травы.

А однажды он глянул на сосну и увидел, что одна чешуйка, маленькая точка, вдруг засверкала — от нее пошли синие, потом красные лучи.

Чуча сморгнул, и лучи стали голубыми, ярко-желтыми, оранжевыми.

— Что это?

— Не вижу, малыш, — отозвалась Белка с Сухой Сосны.

— Да вот же, вот на коре. Сейчас заденешь лапой!

— Нет ничего, кроме смолы. Поди-ка слижи ее. У тебя будут белые и крепкие зубы.

И верно, это светилась капелька смолы. И тогда Чуча впервые сам прибавил слова к Песне Леса:

Сладки твои смолы,Ростки твои смелы…

И лес подхватил, запел, как свое:

Сладки мои смолы,Ростки мои смелы!..

— Это я придумал, — робко сказал Чуча.

— Не болтай глупости! — рассердилась Белка, — Вот хвастунишка!

А Волчонок, узнав об этом, сразу поверил:

— Ты молодец! Умный малый! А хочешь посмотреть, где олени ходят к речке?

И опять они бежали через густой кустарник, мимо заболоченных полян. Там сплошь наросла темная ольха, на ее ветках кое-где рыжели клочки шерсти. Длиннющие елки были выворочены с корнем: болотистая земля в бурю не удерживала их.

Здесь пахло осокой, а в узких ямках от копыт — сладковато и волнующе.

— Олени! — вздохнул Волчонок, принюхиваясь.

— Ты больше всех знаешь о лесе, — в который раз сказал ему Чуча.

— Все звери знают это. Кроме тебя, конечно, — огрызнулся Волчонок.

А потом провел языком по Чучиной серой мордочке. Ведь его, Волчонка, редко кто хвалил.

Так проходило лето.

И настал день, когда выпорхнула из кустов маленькая серая птичка в красновато-бурой шапочке — Славка. Она второй раз за лето вывела птенцов, вырастила их и теперь перескакивала с ветки на ветку — скок-скок-скок! Это значило, что ее заботы о малышах кончены и можно спеть.

И она запела:

Лето в лес приводит день за днем,Льет на них то солнце, то дожди!Подросли утята в тростниках.Желтый пух сменили на перо.Олененок гордо ощутилМежду двух ушей два бугорка,А лисенок притащил в норуМышь, которую он сам поймал.

Все так и было. Откуда только Славка знает это? Ведь целое лето провозилась с птенцами?! Да такое знают все звери и птицы в лесу. А Славки, к тому же, мастера петь.

Вот тогда и забеспокоилась Белка с Сухой Сосны.

— Ты уже большой, а такой неосторожный! — закричала она Чуче сверху, из гнезда, — Мои бельчата уже ловчее меня. А у тебя — мягкие когти.

— Они не твердеют, что же мне делать? — опечалился Чуча.

— Тогда надо быть хитрым. Не сильным — так хитрым. Ты же, как привязанный, бегаешь за Скальным Волком. А чему он тебя научил?

— Он научил меня слушать Песню Леса.

— Це! — фыркнула Белка, — Чему тут учить? Ее слышат все звери, иногда даже люди. А говорил он тебе о Правде Леса?

— Нет.

— И не скажет.

— Почему?

— Потому что он живет не по правде. Серый разбойник.

— Он не серый. И никого не трогает. А вот муравьи…

— Что муравьи? — переспросила Белка.

— Муравьи знают Правду Леса?

— Конечно.

— А сунь лапу в их кучу.

— Я тоже отгрызу чужую лапу, если она залезет в мое гнездо, — сердито цокнула Белка.

— А бабочка? Когда бабочка прилетает к ним в гости? — Чуча хорошо помнил, о чем говорил Волчонок.

— Это их еда.

— Как же так! — обиделся Чуча, — Муравьи убивают — и живут по Правде Леса, а Скальный…

— Он еще молод, — перебила Белка с Сухой Сосны. И голос ее зазвучал торжественно: — Настанет день, когда он, как и его родичи, убьет просто так…

«Он уже!..» — хотел крикнуть Чуча, но закрыл рот обеими лапами. Да, да. Так оно и было.

Молодая Сорока Ясенская (ее назвали Ясенской оттого, что она свила гнездо на ясене. Звери и птицы так дают друг другу имена) в первый раз высидела птенцов и хлопотала над ними и кричала от темна до темна.

Тогда Чуча еще не бывал в логове Скального, и Волчонок впервые пригласил его.

Они трусили мимо светло-зеленых гладких стволов ясеня и бурых морщинистых дубов. Вдруг Волчонок остановился.

У корней разлапого дуба, в солнечном пятне, дремал один из сыновей Ясенской Сороки.

Волчонок показал на него глазами Чуче и сделал бесшумный шаг. Еще. Еще… В ветках отчаянно крикнула Сорока, но было поздно. Тяжелая лапа опустилась и поднялась.