Мария Бершадская - Семь с половиной крокодильских улыбок
Теперь можно даже не надеяться, что когда-нибудь у меня будет жёлтый квадратик с надписью «Молодец»…
Третий урок. Окружающий мир
* * *Я обрадовалась: вот, наконец, сейчас будет интересно! Может, нам расскажут про динозавров или про извержения вулканов?
Но Маргарита Романовна достала из шкафа мятую тетрадку.
– Что это? – спросила она.
– Тетрадка, – пискнула девочка с первой парты.
– Это не просто тетрадка. Это бумага. Бумагу делают из целлюлозы, а целлюлозу получают из самых разных деревьев: ели, сосны, берёзы… Колокольцев, отвернись от окна. – Маргарита Романовна хлопнула тетрадкой о стол. – Каждый день вы держите в руках журналы и книги…
Мне стало скучно. Про бумагу и книги я знала уже давно.
Был один важный вопрос. Я могла бы спросить у Маргариты Романовны…
Только мне кажется, она тоже не знает ответ.
И в книжках про это почему-то не пишут.
Я читала истории про путешественников, рыцарей, волшебников… Я прочитала даже Анину книжку про любовь, которая оказалась ужасно скучной. Но ни в одной книжке никто никогда не хотел в туалет. Даже злодеи.
За один день принц мог сразиться с драконом, украсть килограмм молодильных яблок, поссориться с младшим братом и жениться на самой красивой девушке королевства.
И НИ РАЗУ ему не хотелось пи́сать!
По-моему, тут что-то не так.
Я захотела в туалет ещё на физкультуре, но решила, что смогу дотерпеть до возвращения домой.
Мне показалось, что «Окружающий мир» в сто раз длинней, чем физра с двумя переменками.
Когда прозвенел звонок, я поняла: ещё чуть-чуть – и я лопну.
Я промчалась в конец коридора, чуть не грохнулась на скользких плитках, зацепилась платьем за какой-то крючок, рванулась, услышала жуткий треск, влетела в кабинку и… поняла, что не могу закрыть дверь.
Вообще не могу – мешают коленки!
Не сидеть же мне с открытой дверью при всех!
Я вышла и стала ждать. Должны же они наконец-то уйти!
Но в туалет всё время заходили новые девочки. Вертелись перед зеркалом, брызгались водой, болтали друг с дружкой. И каждая задавала мне один и тот же дурацкий вопрос:
– Ты чего здесь делаешь?
И каждой из них я отвечала, тоже совершенно по-дурацки:
– Стою.
Так я стояла, пока не прозвенел звонок.
Хлопок дверью. Топот по коридору. Все ушли.
Уф-ф-ф…
Какое счастье!
Четвёртый урок. Труд
* * *Я знала, что уже начался четвёртый урок.
Я вымыла руки. В четвёртый раз.
Ещё вчера я радовалась, когда складывала в рюкзак новые ножницы и цветную бумагу.
А сейчас мне туда совсем не хотелось.
По дороге домой Аня купила мне мороженое. Всё-таки здорово, когда у тебя есть сестра! Особенно в начале недели, пока она не потратила все карманные деньги.
– У тебя платье порвалось – сказала Аня.
– А у тебя ногти зелёные, – буркнула я.
Как будто я сама не вижу. Хорошо, что разорвалось просто по шву – мама сможет зашить.
Я представила, что завтра опять школа, и у меня прямо живот заболел от тоски. К сожалению, недостаточно сильно…
И тут мне в голову пришла отличная мысль.
– Слушай, – сказала я Ане, – ты иди домой, а я чуть-чуть погуляю.
Теперь я ТОЧНО знала, что мне надо делать.
Я трезвонила в дверь минут пять, а Мишка всё не открывал.
Наконец он появился, сонный, с завязанным горлом.
Он уже неделю болел какой-то жуткой ангиной. Мы даже по телефону поговорить не могли, потому что вместо слов из него выдавливалось какое-то хрипенье и бульканье, как из Аниного испорченного плеера.
– У тебя платье порвалось, – прохрипел Мишка.
Ну и друг! Лучше бы поздоровался.
– Мишка, мне нужны твои микробы.
– Чего?! – Мишка обалдело уставился на меня.
Я не стала ждать, пока он вежливо пригласит меня в дом. Я, как Машенька из сказки про трёх медведей, протопала в Мишкину комнату и села на его кровать. А потом стала пить из его чашки. Там был какой-то кислый компот, но я всё равно выпила всё до конца и даже края чашки облизала. Чтоб уж наверняка.
– Понимаешь, Мишка, – сказала я, – нужно, чтоб я заболела.
– Зачем? – удивился Мишка.
– В школе всё плохо. Если я заболею, учительница про меня забудет, понимаешь? А потом я приду… ну, например, через месяц. И она увидит какую-то новую девочку.
– И что?
Нет, Мишка от своей ангины точно стал хуже соображать.
– Я ей понравлюсь, вот что. Я даже примеры умею решать. И может… может, она мне тоже понравится, если я её забуду… И улыбаться я уже смогу.
– А сейчас чего, не можешь?
Я показала Мишке крокодильскую улыбку номер семь.
Мишка поперхнулся своим кислым компотом.
– Ты прям на себя не похожа, – прохрипел он. – А вообще мне нравится. Это… ну, как это… оригинально, вот!
Мишка всегда найдёт слова, чтобы меня утешить.
Всё-таки он мой лучший друг.
После Мишки я отправилась на третий этаж, к Соне.
– Сонь, у тебя бабушка чем-нибудь болеет?
– Болеет. Радикулитом, – радостно сказала Соня. – У неё какой-то прострел случился, она в поликлинику пошла. А кашу я Люку скормила. Он слопал. Его хозяин, наверное, вообще не кормит. Представляешь?!
Соня умеет говорить очень громко и очень быстро. С такой же скоростью, как Аня молотит по клавиатуре, когда болтает с подружками «Вконтакте».
Поэтому я быстро перешла к делу.
– А микробы радикулитные бывают?
– Не знаю… – Соня задумалась. – Может, они на платке шерстяном остались? Бабушка им спину завязывала.
Я выпросила у Сони платок, замотала им спину и пошла вверх по лестнице.
Кажется, у меня что-то чесалось, глубоко в носу.
Я надеялась, что там созревал будущий чих.
Сначала Аня не хотела меня отпускать. Я пришла взять Ветку и заодно выпросить денег на ещё одно мороженое.
– Ты что, собираешься гулять в этом платке?
У Ани вообще странный вкус. В джинсах с дырками пойти гулять можно, а вот в бабушкином платке – ни за что.
– Мне холодно.
– Тогда зачем тебе мороженое?
– Мне жарко. Спине и животу холодно, а голове жарко… Хочешь, я за тебя сегодня Ветку выгуляю?
– И завтра тоже, – сказала Аня и полезла в рюкзак за кошельком.
Мы с Веткой купили одно эскимо на двоих. Я старалась откусывать там, где оставались отпечатки её зубов.
Думаю, у собак тоже найдутся вирусы, которые могут мне пригодиться.
Вечером стало понятно, что ничего у меня не вышло. Даже микробы моего лучшего друга отказались мне помогать.
Я чувствовала себя просто отвратительно хорошо!
В коридоре было темно. Из приоткрытой двери на холодный пол падала полоска жёлтого света. Я стала на эту тёплую дорожку босыми ногами. Было так тихо, как будто я осталась одна во всём космосе, и даже моль, которая всегда живёт в наших шкафах, исчезла навеки.
– Жень, ты что не спишь?
Мама открыла дверь. И вместе с жёлтым светом в пустой коридор выплеснулась любимая мамина музыка, и тепло её комнаты, и запах чая с мятой.
И я заорала – на весь космос:
– Мама! Возьми меня на ручки!
Я даже не думала, даже не собиралась её об этом просить. Честное слово!
Это получилось как-то само собой…
Мама выключила музыку и села на диван. Я устроилась у неё на коленях.
Мне хотелось стать совсем крошечной.
Как точка. Как прошлогодний каштан, который мама носит в кармане.
– Ты моя большая маленькая дочка, – тихо сказала мама.
Я попробовала положить голову ей на плечо, но у меня ничего не получилось. Моя голова была слишком высоко – никак не дотянешься до мамы.
– Мам, я не хочу ходить в школу.
– Почему?
Я не могла объяснить. Искала слова, перебирала их, как разноцветные бусины… Все они были не те. А мне так хотелось, чтоб мама меня поняла!
– Мне там не нравится. Понимаешь, мне школа… мала.
– А ты подожди немножко, – улыбнулась мама. – Вот привыкнешь – и школа твоя подрастёт.
Её пальцы пробежали вверх по моей руке – как будто маленький человечек. Раньше мы так часто играли.
– И не стоит расстраиваться из-за всякой ерунды.
Мне нравится, что мама никогда не унывает. С ней весело. Но сейчас… она меня не слышала. Просто отбросила мои слова. Как будто мы играли в «горячую картошку» и это был мяч, который нужно скорее отбить.
Я встала.
Я ведь понимаю – маме неудобно держать меня на коленях так долго.
На спинке стула висела моя матроска. Пятно от мороженого мама уже застирала и дырку зашила – так, что стало совсем незаметно.
Теперь для моего платья этого дня как будто и не было.
День четвёртый