Юрий Третьяков - Вовка из нашего класса
— А зачем они вам?
— Неужели не знаешь? — вытаращил глаза Вовка. — Эх, ты! Тут такое дело объявилось, что у нас с Сашкой прямо-таки головы опухли!
— Общешкольный конкурс, — пояснил Сашка. — Там в раздевалке, бумажка гласит: каждый класс может участвовать.
— Я опять не понял: кто больше нахулиганит, что ли?
— Нет. Не совсем… На лучшую сатирическую газету класса! Вот!
— А тем нет, — вздохнул Сашка. Он был редактор нашей сатирической газеты. — Нарисовать и раскрасить мы можем получше других, да вот случаев за последнее время что-то никаких не случалось, чтобы их отобразить…
— В пятом «Б», — говорит Вовка, — позавчера хромой надел на палку свой ботинок и сделал на потолке следы, как будто ходил по потолку… И форточку оторвал, когда на стенку карабкался. А в шестом «А» принесли карбиду, положили по кусочку в чернильницы, и такая сделалась вонь, что всех распустили по домам с последнего урока. Да и чернила стали как вода. И пошли они на стадион! Вот это класс! А у нас во всем виноват Женя Скворцов. Как сделали его классным организатором, так он и начал из кожи лезть за дисциплину. А другие ребята к нему примкнули… И участвуй с ними в конкурсе!
— У нас никто никаких сатирических поступков давно не совершал, — сказал Сашка. — Это плохо, потому что от этого страдает стенная печать. Может быть, ты чего-нибудь вспомнишь?
Я начал думать, но ничего вспомнить не мог. Наш класс и вправду сильно подтянулся за последнее время по поведению.
— Наташа опоздала на первый урок…
— Ну-у-у, — сморщился Сашка, — какая это тема! На такую тему и «Крокодил» ничего смешного не выдумает.
— Колька на перемене ел семечки и насорил.
— Он сразу и подмел. Надо, чтобы какой-нибудь смешной случай был. Вон в «Крокодиле» все случаи смешные. Впору самому что-нибудь натворить.
Тут Вовка стал трястись, хихикать и ерзать ногами.
— Ты чего?
— Вот это да! — хихикал Вовка. — Давай вытворяй какую-нибудь штуку! Себя и рисовать легче! В зеркало будешь смотреть! Себя небось красивого нарисуешь!
— Так не выйдет, — задумчиво сказал Сашка. — Вот если б ты.
— Ишь какой! Силен — чужим горбом. Ладно! Только премию пополам!
— Премии-то нет… Просто дадут звание «Лучшая газета»…
— Могу и так, — согласился Вовка. — Нельзя терпеть, чтоб наша газета была хуже. Мне раз один дядька сказал: «Вот энтузиаст!». Это когда мы снежную гору строили. И он верно сказал! Запасай листок побольше, а то больно он у тебя маленький! Не поместятся на нем все карикатуры, придется тебе внизу на отдельных листиках пририсовывать. Сколько будет всяких потешных случаев!
— Что ж ты — один все воюешь? — спросил Сашка.
— Я еще кого-нибудь подговорю! Ну, я побежал!
— Только не болтай, — крикнул ему вслед Сашка, — а то смеяться будут!
— Ладно!
Мы с Сашкой еще немного поговорили, и вдруг слышим — во дворе шум и крики.
Мы выглянули в окно со своего второго этажа и увидели, что рядом с нами другое окно набито первачками из соседнего класса, а внизу у большого дерева молоденькая учительница держит за рукав Вовку. Тут же, на земле, лежит сломанный сухой сук.
Все первачки кричали разом:
— Анна Николаевна, он хотел к нам в окно влезть!
— Анна Николаевна, он нас пугал!
— Анна Николаевна, он кривлялся!
— Анна Николаевна…
Они заглушали слова учительницы, и только был слышен Вовкин пронзительный голос:
— … Нет, не нарочно!
— Физкультура…
— Укрепляет работоспособность…
— Физрук сказал…
— Не по деревьям, а вообще!..
— Я не кривлялся! Это вон тот кривлялся, вон — прячется! Мне так смешно стало, что сук обломился — и я упал!
— …Так обломился-то сухой! Если б зеленый, а то — сухой! Его все равно пилить! Я специально на такой и лез, думаю…
— Ерунда! Я не с таких падал… Я с колокольни…
— Нет, не вру! Когда там сыч пищал, я лазил по водосточной трубе его доставать.
— Чего ж хорошего? Даже тошнит, как больно!
— Конечно, не буду, особенно на сухие сучья…
Наконец учительница вернулась в класс, а Вовка подмигнул нам и, прихрамывая, вошел в подъезд.
— Вот тебе первый случай! — сказал он, заходя в класс. — Так и нарисуй: как залезал я на дерево, и как дразнил первачков, и как падал, и как вывихнул ногу… Это можно в нескольких карикатурах изобразить!
Сашка пожевал губами и помотал головой:
— Смешного тут мало…
— Как мало? — взвился Вовка. — Как мало? Разве этого мало? Чуть до смерти не убился, а ты говоришь — мало! В одном учебнике для старших классов есть даже картинка: орангутанг повис на дереве, зацепился передними руками и висит! Разве не смешно? Да любой художник, если б ему показать, как я летел с дерева, да как эти первачки с перепугу кричали и выли, он нарисовал бы такую картину, что все бы животы понадорвали!
— Нет, — качал головой Сашка, — Андрей Кондратьич скажет: человек упал, мог разбиться, это несчастный случай, над этим нельзя смеяться.
— А верно, — вдруг согласился Вовка. — Так он и скажет. Это я не додумал. Выходит, зря пострадал… Ну, ничего! Не горюй! Придется придумывать что-нибудь другое!
Весь следующий урок он думал, а как зазвенел звонок, выскочил из класса и пропал. Вместе с ним пропал новенький ученик-верзила по кличке Емеля.
Уже начался урок, а их все не было. Минут через десять они открыли дверь и попросились войти.
— Вы где были?
— У директора. По случаю игры на рояле…
Я насилу дождался следующей перемены, и Вовка рассказал, что с ними случилось.
— Еще один случай прибавился! Самый сатирический! Первый сорт! Видел в общем зале рояль? Ну, вот. Я Емеле говорю: «Давай сейчас откроем крышку, я залезу внутрь, ты будешь играть, а я петь…» Как будто этот рояль играет и сам в то же время поет… Такой особый рояль! Вроде патефона! Емеля, хоть играть и не умеет, но как заиграл, а я запел «По долинам и по взгорьям…»
— Ну и что?
— Ну и все. А все остальное время мы у директора были. Поведение нам обоим снизят. Опять скажешь — не смешно? Вот Емеля свидетель, что даже сам директор, когда нас к нему привели, смеялся, И Андрей Кондратьич смеялся, а из первого класса учительница, которая на меня жаловаться пришла, даже журналом закрывалась. Да-а-а… Давно я уже у директора не был… С полгода.
— А здорово у него в кабинете, — ухмыльнулся Емеля. — Книги в шкафу! Я, пока там был, все заглавия через стекло перечитал… Все научные.
— Ну это что! — сказал Вовка. — Вот когда Клавдия Ивановна была директором, там аквариум стоял! А еще был директор до нее, у того — глобус громадный. Потому что он сам географию преподавал. Потом этот глобус… Глянь, сам Толька сюда плетется. Сейчас ко мне начнет придираться.
К нам подошел Толька, а с ним чемпион по всем видам спорта — Женька.
— Вот он! — сказал Толька. — И рад! Как будто подвиг какой совершил! Ты что, с ума, что ль, начал сходить?
— Может, и начал, — независимо сказал Вовка. — А тебе что?
— А то! — вмешался Женя. — Достукался? Поведение снизят?
— Подумаешь! Мне же снизят, не тебе. Ты-то чего страдаешь?
— А ты в чьем классе? — спросил Толик.
— Класс как был, так и останется. Никто не заболел и не помрет. Может, и спасибо скажут!
— За что?
— Ну, это тебе рано знать. Не полагается. Там увидим. За поведением есть Андрей Кондратьич следить… И ругать… Тебе за это зарплату, что ли, платят?
— Мы тебе покажем зарплату! — покраснел Толик. — Вот попробуй еще — узнаешь зарплату!
— Ничего ты не сделаешь, — упорствовал Вовка, — потому что получилось у меня в мозгу такое… затемнение… временное.
— Еще бы — постоянное! — засмеялся Женя. — Мы за тебя возьмемся. Сразу у тебя получится просветление! Будет твой мозг как стекло!
Вовка сразу пригорюнился, но продолжал стоять на своем:
— Дурацкое дело… оно, конечно! А все-таки придется мне еще две штуки сотворить. Уже продуманы, жалко, если пропадут.
— Мы тебе сотворим! Запомни! — пригрозили ребята и ушли. На прощание они обратились и к Емеле:
— Ты тоже! Не успел в школу поступить, а уж…
— А я что? — перестал ухмыляться Емеля. — Я тут ни при чем. Я только подсоблял.
И когда Толик с ребятами ушел, попросил Вовку:
— Ты уж, Вова, меня освободи. Ну их… Ты тут свой — тебе что? А я новенький…
— Испугался? — прищурился Вовка. — Эх ты, Емеля — твоя неделя! Без тебя обойдусь! Все равно в стенгазету теперь попадешь.
— Ну? — испугался Емеля.
— Вот тебе и «ну»! Такой уж у нас порядок, ничего не поделаешь!
Началась зоология. Учительница поставила на стол банку с живым ужом. Вовка сказал, что он со своего места плохо видит, и пересел к самому столу, но почти весь урок сидел смирно. И только когда учительница отошла от стола и начала развешивать на стене картинки, Вовка вдруг схватил банку, вытащил оттуда ужа, обмотал его себе вокруг шеи, обернулся к классу и захохотал:
