Ирина Пивоварова - Верная собака Уран
А эта гражданка всё целовала его и говорила:
— Зиточка! Бедненькая! Как ты переволновалась! Девочка моя! — Потом она стала кричать: — Хулиганки! Хулиганки!
Вокруг нас стали останавливаться люди. А женщина тыкала в нас пальцем и кричала:
— Они хотели украсть мою Зиту!
Я не знала, куда деваться от стыда. Чтобы не смотреть по сторонам, я стала выковыривать зёрнышки из граната.
— Как будто их и не касается, — покачала головой женщина в платочке. — А ещё с портфелями! Чему их только в школе учат!
— Выдрать их надо, — сказал гражданин в кепке. — Сразу бы поумнели!
— Вы не правы, — сказал гражданин в шляпе. — Вот меня, знаете, родители никогда не били, и я, знаете…
— Да что вы к ним пристали?! Это же дети! Что уж им, и поиграть нельзя?.. А вы, гражданка, сами виноваты. Нечего тут собак распускать.
— Это уж точно! Развели собак. Людям посидеть негде! Безобразие!
Вокруг нас уже стояла целая толпа.
— В чём дело, граждане? — раздался вдруг строгий голос, и мы увидели, что сквозь толпу протискивается милиционер.
— Товарищ милиционер! Товарищ милиционер! — затараторила тощая гражданка. — Вот эти девицы хотели украсть мою собаку!
— Мы не украсть… Мы просто взять хотели, — пролепетала я.
— Ага! Взять! Вы слышали? Слышали?
— Вы хотели взять чужую собаку?! — Милиционер посмотрел на нас и грозно нахмурил белые брови. — Постойте, постойте, — вдруг сказал он. — Что-то мне ваши лица знакомы… Кажется, мы уже с вами встречались.
Я взглянула на милиционера, и у меня похолодело в груди.
Я вспомнила…
ИСТОРИЯ С ТРУБОЙ
В тот ясный, солнечный день наша школа с самого утра собирала металлолом.
Мы с Люськой явились на школьный двор раньше всех.
Люська, конечно, опоздала бы, если бы я за ней не зашла.
Она, кажется, вообще хотела прикинуться больной и никуда не идти. Но я стала ей рассказывать, как это интересно — собирать металлолом, и как мы с ней соберём больше всех металлолома, и как нас сфотографируют для школьной стенгазеты и даже потом пошлют наши фотографии в «Пионерскую правду».
— И все будут разглядывать наши фотографии. И скажут: «Да, вот эта девочка очень красивая, просто настоящая красавица! А вот у этой девочки хоть и не очень красивое лицо, но зато очень умное!»
— Ничего у тебя не умное лицо! — проворчала Люська и нехотя стала надевать ботинки.
— Скорее, скорее… — торопила я Люську. — Вчера Коля Лыков просил меня прийти пораньше.
Через десять минут мы уже стояли в школьном дворе рядом с Колей Лыковым, а через пятнадцать — ходили по подъездам, стучались во все квартиры подряд и спрашивали:
— Скажите, пожалуйста, у вас есть металлолом?
Но ни у кого почему-то не было никакого металлолома. Только одна бабушка дала нам облезлую зелёную кружку. Так мы и ходили с одной этой кружкой, а другие ребята на наших глазах тащили железные кровати, кастрюли и вёдра.
И вот, когда мы с Люськой уже совсем отчаялись найти что-нибудь подходящее, мы вдруг наткнулись возле какого-то дома на обломок старой, ржавой трубы.
Это было как раз то, что нужно. Мы схватили эту трубу и понесли. Но она оказалась ужас какая тяжёлая! Через три минуты мы были совершенно мокрые и пыхтели как паровозы.
Тогда нам в голову пришла замечательная мысль. Мы решили прокатить трубу по земле метров пять, а потом выйти с трубой в Горбатый переулок и пустить её вниз по переулку.
Так мы и сделали.
Наша труба как будто только этого и ждала.
Она тут же покатилась. Она катилась всё быстрее и быстрее, и вот она со страшным грохотом, подпрыгивая на камнях и пугая прохожих, понеслась по самой середине переулка.
Мы мчались за трубой. Из окон высовывались люди. Кошки и голуби шарахались во все стороны. А труба громыхала уже где-то в конце переулка, почти рядом со школой…
И вдруг в переулок въехал грузовик.
Труба со всего размаха ударилась об его колёса, стукнула грузовик по фаре, перевернулась в воздухе и стала как вкопанная.
Грузовик тоже стал.
Мне больше не хотелось мчаться за трубой. Больше всего на свете я хотела бы сейчас остановиться и побежать обратно, вверх по переулку, но мы обе так разбежались под горку, что остановиться было просто невозможно.
Из грузовика выскочил здоровенный шофёр. Он согнулся, широко растопырил руки… и через секунду мы обе уже трепыхались у него в руках, как будто пойманные рыбы.
— Ой! — отчаянно отбиваясь, пищали мы. — Пустите нас! Пустите! Это не мы! Мы не нарочно!
— В милиции разберутся, что к чему, — говорил шофёр. — Я вам покажу, как грузовики ломать!
Так мы оказались в милиции.
За столом сидел молодой милиционер с розовым круглым лицом, со смешным толстым носом и совершенно белыми бровями. Лицо у него было совсем не строгое, и он всё время хмурил белые брови, чтобы выглядеть построже.
— Так, — сказал он, когда сердитый шофёр ушёл. — Значит, хулиганим?
— Что вы, товарищ милиционер! — закричали мы наперебой. — Мы не хулиганим! Мы металлолом собирали! И ничего мы не нарочно! Это он сам нарочно. Чуть нашу трубу не раздавил. Она себе катилась, никому не мешала…
— Катилась, значит? — сказал милиционер. — Ну что ж, придётся в школу сообщить!
И тут мы не на шутку перепугались. Мы заныли в один голос:
— Товарищ милиционер, мы больше не будем! Не говорите в школе. Мы правда-правда больше не будем! Вот честное слово! Честное пионерское!
И слёзы у нас закапали. И не понарошку, а по-правдашнему.
Милиционер опять посмотрел на нас, грозно нахмурился и вдруг сказал:
— Ладно, что с вами делать! Прощу на первый раз. Но только смотрите: если ещё что натворите, приму меры. — И он поднял карандаш и ещё раз строго повторил: — Приму меры.
Так окончилась тогда наша история с трубой и милиционером. Но сейчас…
ЧТО БЫЛО ПОТОМ
— Ну конечно же, старые знакомые! — сказал милиционер. — Так-то вы своё слово держите? Красиво, нечего сказать! А ну ведите-ка меня к себе домой! Придётся мне познакомиться с вашими родителями!
Мы шли домой с милиционером. Я шла красная как рак, а Люська — белая как мел.
Все на нас смотрели.
Я шла и думала:
«Дарья Семёновна, миленькая, уйдите, пожалуйста, на рынок. Или в магазин. Или в гости. Но только дома не сидите. Дома вредно сидеть. Пойдите погуляйте, какая погода хорошая! Или засните крепко-крепко и дверь никому не открывайте. Ну пожалуйста, не открывайте никому дверь! Мало ли какие воры ходят!»
Мы поднялись по лестнице. Милиционер позвонил один раз. И сразу же за дверью зашаркали шаги Люськиной бабушки Дарьи Семёновны. Всё пропало!
Дарья Семёновна открыла дверь и схватилась за сердце. Мы вошли.
…Милиционер не уходил долго. Мы сидели в соседней комнате и ждали. Потом мы услышали, как хлопнула входная дверь, и Люськина бабушка мрачнее тучи вошла в нашу комнату.
— Марш за уроки! — приказала она Люське. — Всё доложу родителям! А ты ступай домой, — кивнула она в мою сторону. — Когда мать с работы приходит?
— В шесть, — сказала я и поплелась домой.
Я долго ковыряла ключом в двери… Скажет Дарья Семёновна моей маме? Скажет или не скажет?
Я места себе не находила. Чтобы ни о чём больше не думать, я легла на диван и заснула.
МАМА СЕРДИТСЯ
Когда я проснулась, мама уже была дома.
Мы сели ужинать вдвоём. Папы с нами не было. Он уехал в командировку.
Есть мне не хотелось. Я ковыряла в тарелке еду и всё думала: «Скажет Дарья Семёновна или не скажет?»
Мама поглядывала на меня так, как будто происходит что-то очень интересное. Потом она вдруг спросила:
— Ну и как, ничего?
— Что «ничего»?
— Да то, что ты ешь?
— А-а… Ничего.
— Люсь, да ты что?
— А что?
— Да ведь это шампиньоны в сметане!
— Ну и что?
— Люсь, ты нездорова. А ну, давай сюда лоб!
Она встала и притронулась губами к моему лбу.
— Странно, температуры нет. А ну, покажи горло!
Я открыла рот и высунула язык.
— И горло нормальное. Странно. Очень странно.
В это время зазвонил звонок.
Я вскочила как ужаленная и побежала открывать.
«Скажу, что мамы нет дома», — решила я. Но за дверью никого не оказалось. Когда я вернулась в комнату, мама клала на рычаг телефонную трубку.
— Ошиблись номером, — сказала мама. — Да, ты ведёшь себя очень странно. А ну-ка, скажи, как у тебя дела в школе?
— Всё хорошо. Сегодня уроков не было. И завтра не будет: Вера Евстигнеевна заболела.
— Так что же с тобой делается?
— Ничего не делается. Мам, а тебе не хотелось бы пойти в кино?
— Что-о?!
— Ты пойди. Ну пойди, пожалуйста, очень тебя прошу! А я тут одна побуду. Ты, главное, не волнуйся. Я люблю одна по вечерам дома сидеть.
