Роман Волков - Моя снежная мечта, или Как стать победительницей
– Он вернется… осенью. Но мы можем пойти к нему в лес, – чутье вело Егора Ивановича и даже помогало фантазировать. Старый охотник преисполнился уверенности – ребенка вылечит лес, а не эти «атры-шматры».
– Мы можем отсюда уйти? – спросила девочка.
– Да, если ты скажешь Римме Карловне, что ты согласна. Она будет тебе говорить разное… спрашивать… ты на все говори только: «Хочу к Егору Ивановичу и Марии Николаевне». Это жену мою так зовут. Тогда она тебя отпустит и мы с тобой пойдем в лес, к твоему папе. Поняла?
– Да, – неожиданно легко согласилась девочка.
Тобуроков выдохнул. Он совершенно не представлял, что он делает сейчас и что будет делать дальше, но почему-то почувствовал радость и глубокое удовлетворение. Чутье говорило, что сейчас свершилось что-то большое и важное.
– Теперь я пойду к Римме Карловне и скажу, что ты согласна. Оформим там что надо, и я за тобой вернусь… Через несколько дней, – добавил он после небольшой паузы.
– Да, – уже не так живо сказала девочка. Ей казалось, что ожидание папы наконец закончилось и они прямо сейчас выйдут из ворот этого опостылевшего детдома и уже вечером отправятся в родной лес.
Тобуроков снова вошел в кабинет директора детского дома. Только на этот раз решительно миновав дверной проем и без приглашения сев в кресло напротив стола Риммы Карловны.
– Девочка согласна, – коротко и сухо сказал он, – скажите, какие вам там нужны бумаги, я соберу.
Римма Карловна смотрела на Егора Ивановича поверх очков. Смысл сказанных слов, кажется, еще не доходил до нее.
– Вы говорили с Зоей? – изумленно спросила она.
– С Зоей? Какой еще Зоей?
– С девочкой.
Тобуроков осознал, что уже дважды не спросил имени девочки. Ни когда нашел, ни сейчас.
– Нам ее привезли с документами на имя Зоя Дубова, – раздраженно добавила Римма Карловна.
Чутье Тобурокова забило в набат. «Зоя Дубова. Что за черт. Не клеится», – крутилось в его голове.
– Подождите, – сказал он и вышел из кабинета.
Девочка сидела там же на лавочке. Она словно выключилась. Опять была похожа на прибор в режиме ожидания.
Тобуроков подсел к ней.
– Не отпускают? – подняла на него девочка пустые глаза.
– Да нет! Как тебя зовут? – спросил Тобуроков.
– Зоя, – ответила девочка.
– Нет, это они назвали тебя Зоей. Как твое настоящее имя?
– Я не помню.
– Вспоминай! – разгорячился Тобуроков. «А тут тоже бывает азартно, не хуже охоты», – мелькнуло у него в голове.
Девочка вздрогнула.
– Я не помню, я была очень маленькая, – сказала она тихо.
– Вспоминай! – настаивал Тобуроков, – как тебя папа звал? Мы придем к нему, и что, ты скажешь: «Теперь я Зоя, папа»?
– Я не помню, – тихо повторила девочка и отвернулась к кустам и забору, – я Зоя, – безнадежно и бесцветно произнесла она.
Тобуроков взял ее за плечи. Оба вздрогнули. Он развернул ее к себе и сказал:
– Уговор будет такой – ты вспоминаешь, как тебя зовут, я веду тебя к отцу. Завтра я опять приду.
Взбудораженный, Тобуроков вышел из ворот детского дома. Ничего не понимающая Римма Карловна провожала его взглядом, глядя в окно своего кабинета. Когда она вышла во двор, девочка все так же неподвижно сидела, уставившись в кусты у забора.
– Разговаривал он с ней. Как же. Молчит как молчала. Из ума старик, видать, выжил, – буркнула директор себе под нос и, немного успокоившись, пошла обратно в здание.
Девочка сидела неподвижно. Так же неподвижен был и ее взгляд. Но теперь он не был пустым, что-то словно подсвечивало теперь глаза изнутри. И они уже были не серыми, а голубыми.
Девочка не видела ни кустов, ни забора. Она смотрела в спину идущего впереди нее отца, палкой пробующего прочность почвы под ногами.
– Осторожно… здесь топь, дай я тебя перенесу, – сказал он своим сильным и приятным голосом.
– Да папа. А как меня зовут? – спросила она у своих воспоминаний.
– Не отставай… – сказал отец. И снова имя не всплыло в памяти.
– Папа, – шептала она, – как меня зовут?
– Смотри-ка… уже морошка пошла, надо было корзины захватить, – отвечал идущий впереди отец.
– Папа, как меня зовут? – беззвучно шептала и плакала девочка.
– Наташа! – вдруг услышала она резкий крик. – Стой, там топь! Стой на месте, Наташа! Ты слышишь меня?! – крикнул отец.
– Наташа, – выдохнула она, – Наташа. Да, папа.
– Я – Наташа, – гордо объявила девочка Тобурокову, когда он пришел на следующий день в том же сером пиджаке и сел рядом на ту же лавочку в дальнем углу казенного двора.
– Жди здесь, – скомандовал Тобуроков и пошел к Римме Карловне.
Он снова, в который раз за эти дни, открыл дверь кабинета директора детского дома. Римма Карловна снова подняла голову от бумаг и сняла очки.
– Здравствуйте, – сказала она сладко.
– Здравствуйте, – сказал Тобуроков.
Он уже немного освоился среди людей и даже разработал стратегию предстоящей беседы: как будет говорить и на что делать упор.
– Так вот, я с ней говорил, Наташа согласна, – отчеканил Тобуроков.
– Наташа?
– Девочка.
– Зоя, вы хотели сказать.
– Я сказал что хотел. Наташа.
– Егор Иванович, некогда мне шутки шутить, да и вам… не по чину.
– Не шучу. Говорил с ней. Сказала, что зовут Наташа, – отчеканил Тобуроков.
– Прямо так и сказала-рассказала, – грустно улыбнулась Римма Карловна. – Вы взрослый солидный человек, все вас знают, Егор Иванович, и вдруг… такой детский сад…
– Вы мне тут что! – разозлился Тобуроков и растерял весь словарный запас. – Позовите девочку!
– Это вам не игрушка, это больной ребенок! – ринулась в бой Римма Карловна.
– Это по-вашему она больная Зоя, а по-моему – здоровая Наташа, и я ее забираю. Она согласна! – уже закричал Тобуроков.
– Вы с ума сошли! Я санитаров позову!
– Девочку позовите!
– Хорошо, я ее сейчас позову, и вы будете извиняться!
– Нет, вы ее позовете, мы поговорим, а потом вы будете извиняться!
– Ждите здесь, мы сейчас придем! – скомандовала разгоряченная Римма Карловна и вышла, хлопнув дверью.
Часть вторая
Глава четвертая
Бесконечная, ослепительно-белая просека просматривалась ярким зимним днем насквозь, но даже из-под покрытых белым инеем ресниц было видно, что на снегу нет ни следа.
– Что такое? – прошептала Наташа.
«Куда зверье девалось?» – как бы спросила она взглядом, обернувшись к идущему за ней на своих широких лыжах Тобурокову.
– Иди вперед, – произнес он одними губами.
Старый охотник знал эти штучки, последний волос из редеющей бороды он отдал бы за то, что зверь совсем рядом, даже если нет следов. Наташа послушно кивнула и тихо пошла вперед на таких же широких, как у Тобурокова, только новых, лыжах.
Охотились на соболя. Обычно соболей ловят капканами или кулемками – самодельными ловушками-давилками из дерева. Их расставляли на охотничьем путике, по которому проходили раз в неделю, проверяли все ловушки. Если стреляли, то из-под собаки, она облаивала зверька, сидящего на дереве. Ставили ловушку-обмет, если соболь от собаки ушел в россыпь или под дерево, разводили костер. Зверек выбегал от дыма и треска пламени и попадал в сеть.
Наташа, довольно ловко перекинув с плеча на плечо свою мелкокалиберную винтовку, стала доставать из рюкзака сетку-обмет. Прикопала край глубоко в снег, чтобы соболь не выскочил снизу. «Молодец, не забыла, умница дочка», – довольно думал про себя Тобуроков. Затем разложила сеть у подножия каменной россыпи. Егор Иванович кивнул в сторону камней. Наташа поняла без звука и осторожно пошла выгонять зверька.
Егор Иванович навел винтовку на сеть. Наташа ловко развела костер и после пошуровала в каменной россыпи лыжной палкой, и из нее действительно выскочил соболь.
– В сторону! – крикнул Тобуроков Наташе и, когда она спряталась за деревом, с первого раза подстрелил замешкавшегося в сети зверька.
Наташа вышла из укрытия и подошла к сети. Собрала ее, взяла тушку. «Каждый раз сразу в глаз! Ювелир», – с улыбкой подумала она свою любимую присказку и с гордостью за наставника посмотрела на Тобурокова.
Тот взял тушку и скомандовал располагаться на ночлег. Наташа пошла к ближайшей ели за лапником.
Два года прошло с тех пор, как Егор Иванович забрал Наташу из детского дома. И поначалу пожалел, что забрал. Да еще с таким боем, что история год по городку ходила.
Узнав после серьезного разговора, что к папе в лес они не пойдут, так как папы больше нет, Наташа впала в истерику, буквально завыла, прямо как волчонок. Кричала, катаясь по полу, что ее обманули, что ее заманили, что оставили бы лучше в детдоме, что она не игрушка.
Мария Николаевна, жена Егора Ивановича, была ужасно напугана. Она не понимала, что Наташа выплескивает сейчас все накопленное за время ожидания отца и скитания по казенным домам горе. Что сейчас она осознает ужасную правду о своем сиротском одиночестве. Что маленькая душа жила только надеждой, что однажды папа придет, папа заберет, папа вернет ей лес и счастье. И всех, кто мог этому помочь, девочка начинала любить так же сильно, как папу.
