Вадим Селин - Большая рождественская книга романов о любви для девочек
– В том-то и дело! Нельзя! Я это и хотела обсудить!
– Что?
– Очень прошу, не подходи ко мне при людях! Не хочу, чтобы нас кто-нибудь видел вместе. После того как Ершов показал «кино», мой рейтинг упал ниже нуля. Я думала, что хоть ты поможешь, но ты такое ляпнул на весь город, что теперь тебя вся школа не переносит! Если кто-то увидит, что мы общаемся, мой рейтинг станет еще ниже, и за меня вообще никто не проголосует! И желательно не звони. Вдруг кто-нибудь увидит на дисплее твое имя.
Послышался стук каблуков. Яна уходила. Я шмыгнула за угол.
– Ты не можешь так поступить! – в полном отчаянии пытался достучаться Полянский. – У меня, кроме тебя, никого не осталось!
– Это очень романтично, но у меня самой проблем выше крыше. Думай в следующий раз, что говоришь по телеку. Надо мозги качать, а не мышцы! Совсем помешался на своей внешности!
– Яна! Но я же для тебя таким стал!! – с надрывом прокричал он.
– Ну вот если я тебе нравлюсь, слушай меня и дальше! Уйди! На время. А когда пройдут выборы, я снова начну общаться с тобой прилюдно. Может быть.
Стас молчал.
– Вот же Фадеева! Вот же вредительница! Испортила мне все, – с чувством сказала девушка. – Ладно, я пошла, а то люди заподозрят. Не ходи за мной, – попросила она и, выскочив из-под лестницы и сверкнув металлической застежкой на леопардовой сумке, устремилась к столовой.
Я была поражена. Клочкова буквально предала Стаса, потому что он мог повредить выборам.
Она променяла человека на какие-то жалкие баллы!
«А что значит эта фраза «Я же для тебя таким стал»?» – озадачилась я.
В памяти проблескивало какое-то воспоминание, дразнило своей близостью и неуловимостью, напоминая легкий шлейф духов, оставшийся после человека, который вышел из комнаты, но ничего конкретного не вспоминалось.
Что-то мне эта фраза напоминает… Что же это значит – «Я же для тебя таким стал»? Каким – «таким»? Мускулистым? Или что он имеет в виду?
И вдруг меня осенило.
Я вспомнила! Теперь понятно, о чем говорил Стас!
В шестом классе, осенью, мы с девчонками сидели на лавочке в школьном дворе. В тот день у Яны был день рождения. Она подошла с роскошным букетом розовых роз и изумленно сказала:
– Прикиньте, сейчас такое было! Иду себе спокойно по коридору, и вдруг мне навстречу выскакивает Стасик. Протягивает розы и говорит: «Яна, с днем рождения! Давай дружить? Ты мне очень нравишься!»
Все захихикали.
– Ага, мне тоже стало смешно! Я так сказала: «Я и ты? Прикалываешься? Да ты же хлюпик!» Ну, он постоял, посмотрел и ушел. Представляете? Вот наглость у людей! Да он же мне в пупок дышит!
Девчонки посмеялись над низким и невзрачным Полянским, который дерзнул подарить букет королеве Яне, и вскоре все об этом забыли. Только он, как теперь я понимаю, не забыл. Обидные слова были таким сильным потрясением, что именно из-за них парень стал ходить в тренажерный зал, заниматься на турниках, благодаря которым вытянулся, и на тренажерах, которые помогли накачать мускулатуру. Захотел ее добиться. И в итоге добился. Но их отношения, как выяснилось, не стоят ни гроша, раз Клочкова, когда появился выбор «Стас или рейтинг», с легкостью его бросила и выбрала второе. Президент сделал свой выбор…
Помню, когда рассматривала фотоальбом, то обратила внимание, что примерно в седьмом-восьмом классе Полянский начал внешне меняться в лучшую сторону. Я мучилась вопросом, не понимала, что произошло, какой был мотив так резко измениться, и вот сейчас получила ответ на все терзавшие меня загадки – хотел нравиться Яне.
Но получилось все не так просто. Изначально были хорошие благородные мотивы – стать сильным, подрасти, и это получилось. Но он не смог правильно распорядиться своей силой. Мышцы нужны не для того, чтобы красоваться перед зеркалом и выставлять фотографии в Интернете, ожидая восторженных комментариев, а для того, чтобы приносить пользу. Например, помогать родителям на стройке, старушке-соседке таскать ведра с водой, перекапывать огород, переносить мебель, словом, для того, чтобы выполнять тяжелую физическую работу, которую раньше было выполнить трудно. Но Стас стал использовать мышцы для того, чтобы собой любоваться. И чем красивее становился, чем сильнее нравился самому себе, тем сильнее красота кружила ему голову. И в итоге до того возгордился, что заявил на весь город, что все у его ног.
А теперь один. У «его ног» нет никого: ни друзей, ни Яны, которая его бросила.
Но я верила в Полянского. Верила до последнего. И сейчас верю. Знаю, что внутри, под слоем красоты и мускулов, еще сохранился истинный Стас – тот, каким он был в детстве. Тот, который помог моему брату выбраться из ямы, тот, который заступился за парня в кинотеатре.
Между прочим, теперь ясно, почему он так разозлился, когда качок посмеялся над Ваней и при девушке назвал его хлюпиком. Наверное, вспомнил, как сама Клочкова назвала хлюпиком его, и поэтому заступился. Ведь Стас как никто другой знает, что испытывают хлюпики.
Как же мне его жалко! Как жалко этого человека, которого все бросили!
«Странно, что-то слишком долго он не выходит из-под лестницы, – насторожилась я. – С ним все нормально?»
Прозвенел звонок на урок. Но Стас по-прежнему сидел в убежище.
Мне стало тревожно.
А что, если ему плохо? Если у него из-за переживаний случился сердечный приступ? Почему не выходит, если слышал звонок?!
Мне тоже пора, но я не могу уходить, зная, что с любимым человеком происходит что-то странное.
«Надо выяснить», – решила я и стала придумывать, под каким предлогом зайти под лестницу. Может, взять веник с совком и сказать, что мне внезапно захотелось убраться под лестницей и я не ожидала его здесь увидеть? Да нет, не поверит…
Нужно, чтобы что-то упало. Тогда спущусь за этим предметом и неожиданно увижу Стаса. Но что туда может упасть? Телефон? Разобьется.
И вдруг вспомнила, что в сумке лежит маленький каучуковый попрыгунчик, которым в теплое время года мы с Максимом играем по пути домой.
Я запустила туда руку, нашла его и бросила по лестнице. Он поскакал по ступенькам и закатился прямо к Стасу.
Начала спускаться.
– Куда же он упал? – как будто сама с собой разговаривала и завернула под лестницу.
Полянский сидел на корточках, прислонившись к стене и понуро опустив голову. Возле него лежал мячик.
– Стас?! – удивилась я, будто не знала, что он здесь.
Парень поднял на меня лицо. Глаза блестели от слез.
– У меня мячик закатился… Мы с братом играли, я к нему приходила на перемене… – пробормотала я.
Он молча, с убитым видом, смотрел в одну точку.
Я подобрала попрыгунчик и в нерешительности остановилась. Вроде нужно уходить, но мне не хотелось его оставлять.
Судя по всему, с его здоровьем все в порядке, я зря волновалась, но, тем не менее, его вид меня поразил. Никогда не видела звезду школы таким – сидящим под лестницей с заплаканными глазами.
Сердце защемило.
– У тебя все нормально? – осторожно, будто шагая по тонкому льду, спросила я.
– Меня ненавидит вся школа. Меня только что предала Яна. Да, все нормально, – бесцветным голосом ответил он.
– Могу чем-то помочь?
Он внимательно на меня посмотрел, словно пытаясь понять по лицу мысли, и отозвался:
– Лучше уйди. Если кто-то увидит, что мы разговариваем, это может тебе навредить.
– Мне все равно, – честно сказала я и решительно присела рядом. – Пусть видят.
– А Яна постеснялась… Говорит, что из-за общения со мной у нее упадет рейтинг…
– Ну, я же не президент. Просто Катя.
– Просто Катя… – задумчиво повторил Полянский и едва заметно улыбнулся. – Знаешь… Это так хорошо, что ты просто Катя… Это так хорошо, быть простым человеком… Который просто живет, просто помогает людям в больнице… Как хорошо быть человеком, который сто лет не был в кино, потому что помогает матери и на работе, и дома… Как хорошо быть человеком, который не стесняется ходить по улице в драной малиновой куртке…
Я аж подскочила.
– Стой! – он тоже вскочил. – Прости! Само вырвалось! Я не то имел в виду!
И замерла. Он сказал «прости». Впервые за все время нашего общения в нем проявился проблеск осознания того, что он сделал что-то неправильно и мог обидеть человека.
Не зря я в него верила! Мне стало так радостно! Как в детстве, когда мы гуляли по парку и родители покупали сладкую вату!
И, надо же, оказывается, Стас все замечал – что помогаю маме в Новый год, что занята семьей. Теперь понимаю, почему, уходя от нашего дома в тот день, он остановился и спросил: «У вас всегда так?» Видимо, увидел, что в семье все очень непросто.
– У меня и правда драная куртка… Знаешь, какая удобная? Я в ней снег чищу, – улыбнулась я.
Он тоже улыбнулся.
– А еще фиолетовые галоши, – дополнил и стал серьезным: – Ты знаешь, я как будто проснулся после Яниных слов… Ой, ты же ничего не знаешь, – спохватился он. – Дело в том, что…
