Н. Ковалева - Зима и лето мальчика Женьки

— Все! — пробормотала Оля, не разжимая рта, и сплюнула. — Я его зубами. Теперь болеть не будет.

И замолчала. «Близко, ой, близко!» — Брига втянул носом молочный запах. Голова кругом. Глаза, губы ее. Рядом. Слишком близко. Брига, сам не понимая, что творит, рванул девчонку за плечи, под платьем крепенькая грудь, жарко, жарко… Ткнулся неумело, не в губы — мимо. Аж шатнуло: страх, нежность, что там еще? Вцепился что было сил. Она замерла безвольно — только ладони сжала в кулак. Сколько держал ее, уже не сопротивляющуюся? Вечность? Секунду?

— Пусти… — прошептала девушка испуганно. — Больно!

Руки сами разжались. Олюшка рванулась птахой с ладони. Калитка резко громыхнула. В голове у Женьки шумело, точно волна отступала…

«Дурак! — вдруг дошло до него. — Она больше не вернется!»

— Оля! Оля! — он хотел догнать, объяснить, что не хотел — само все, само.

Они мчались по улице, не разбирая, по лужам, мимо удивленных соседей, распугивая важных кур. Оля замешкалась было у своих ворот, поворачивая тяжелое кольцо — Женьке показалось, что вот сейчас он ее нагонит. Но ворота захлопнулись перед его носом.

— О-о-оль… — позвал он жалобно, но в ответ услышал только перестук туфелек по ступеням…

Женька постоял у ворот, слушая, как хрипло лает цепной кобель и квохчут растревоженные куры. Наваливалось отчаянье; парень долбанул кулаком по доскам.

Калитка распахнулась.

— Что тебе, кавалер? — спросила Ольгина мать, уперев руки в бока. — Обидел девку? Прилетела — лица нет. Жди теперь, когда охолонится. Эх, молодые! Что наговорил-то?

Брига пожал плечами: «Если бы наговорил!..»

Домой он плелся, будто сто тонн груза тащил на себе. «Ну, нафига? Что на меня нашло? Теперь она точно не вернется. А как же я без нее? — он обернулся. — Вон их дом. Не дом — рыцарский замок: ворота разве на танке прошибешь…» Непрошенно всплыло: упругие, как мячик для лапты, девчоночьи груди. Щеки, залившиеся алой краской.

Женька сгреб снизу вверх пырей на обочине. На ладони остались мятые листья, горсть невызревших семян и след от укуса. «Да прошибу я эти ворота. Только как?»

— Че? Замацать хотел?

— Не… он поцеловал? Да?

Над калиткой торчали две любопытные головы. Брига прошел мимо приятелей. Вадька с Беней тянулись за ним.

— И че? Долбанула?

— Обиделась?

— Ни фига, ломается!

— Ага, а что бежала так?

И в голос:

— Брига!

— Да пошли вы!..

Он валялся на траве, тупо пялился в небо. Музыка не звучала, не пелось. Брига все пытался понять, что ему теперь делать, но, когда Олюшка сказала «больно», внутри у него что-то оборвалось. И теперь тянуло и ныло: больно, Олюшка, больно! Странно он стал к девчонкам относиться. Раньше и не замечал их, а тут пригляделся — и оказалось, что они существа иного порядка, вроде инопланетян: вроде такие же, а совершенно другие. Прикоснуться страшно. В мыслях Бриги царила сумятица. Когда он в детстве слушал рассказы старшаков, все было понятно. «Если встретился ты с бабой, дураком не будь, и одной рукой за ляжку, а другой…» Но это же не про нее! Она не баба… Она — Олюшка. Только бы пришла, ни за что он больше не прикоснется. Будет сидеть и смотреть в глаза. Какой же он осел!

— Дурак ты, Брига! — Беня протянул папиросу. — То два месяца как БЗД ходил, то кинулся. Стручок созрел?

Вадька плюхнулся рядом:

— Как кто?

— Баран замедленного действия. Тормоз, короче, — охотно пояснил Беня. — Засосал ее, что ли?

Брига чуть не взвыл.

— Отвали! — он ткнул кулаком в сырую землю.

— Я-то отвалю. Только она не наши телки. За конфету не даст. Надо на любовь крутить.

— Папа, когда мама сердилась, песню ей пел, про ветку сирени, — проговорил Вадик. — Красивую. И цветы всегда дарил. У нас магазин рядом был.

— Во! — обрадовался Беня. — Малой, и то понимает. Надо тоже там цветочки, песенки, стишки. Поплывет, еще как! А потом можешь и делом заняться, — и парень усмехнулся.

Не понравилась Бриге его ухмылка, но что-то было в словах Бени, что-то очень верное. Женька вспомнил ромашку в тугой косе. «Точно, Оля вечно в косы пихает то листок, то веточку, а чаще ромашки и одуванчики. Значит, любит их…»

— М-да, забойная чикса твоя Олька! — Беня шевельнул пальцами, как будто сжал мячик. — Не тушуйся. Сама не прибежит — мы поможем.

Брига глянул на Беню. Тот улыбался чему-то своему.

— Цветов у Алексей Игорича нет, — вздохнул Малой, белесые брови поднялись горьким домиком.

Беня и Брига засмеялись, как по команде:

— А мы их тоже в магазине купим. В бесплатном…

Все вдруг показалось таким простым, что душа Женьки взмыла, расправила крылья, размечталась.

— Цветочки? — Брига отшвырнул окурок. — Будет ей целый стог всяких разных!

— Че, пошли по дачам? Пристреляемся? — Беня на пятке и уже бежать готов.

— Давай. А как стемнеет…

— Заметано.

Ладошки сошлись в воздухе, звонко шлепнули. Эх, хорошо, когда есть кореш!

Глава 23

Одно слово

— Ты сердечком, сердечком, и типа стрелу в него. Девкам такое нравится, — распоряжался Беня, пока Брига возился с копной изрядно помятых цветов.

Зудели ноги, обожженные крапивой, и Женька приплясывал, то и дело почесывая их друг о дружку. Темнота была густой, как черничный кисель.

— Слышь! — хохотал Беня. — Ты старайся, а то задница получится.

Брига прыснул в кулак.

— Темно же!

Чудно: никто из дачников даже не пошевелился, пока парни лазили по огородам. Да и сейчас даже кобель Барановых спал. Днем голосил, как оглашенный, а тут замолчал.

— ЯТЛ напиши, — командовал Беня.

— Что?

— Я тебя люблю, ручник!

Хорошо, что Беня не видел, как вдруг покраснел Брига. Два стрельчатых гладиолуса сошлись макушками в «Л». Женьке захотелось завопить эти три слова так, чтобы эхо пошло по всей деревне, а потом мчаться, мчаться, даже не от собак, а просто так, чтобы выплеснуть невесть откуда взявшуюся силу.

— Наперегонки! — толкнул он приятеля и полетел по спящей улице, выстукивая шустрыми пятками: люб-лю-люб-лю-люб-лю!

Перемахнул через калитку и распластался у крыльца. Сверху щучкой свалился Беня.

— Втюрился!

— Иди ты! — захохотал Женька, сбрасывая его с себя.

Ага, шиш скинешь, Бенька впился дикой кошкой, локоть в горло.

— Сдаешься?

Брига перевернул его на живот и ударил головой в зубы, вскочил:

— На тебе! — рубанул ладонью по сгибу локтя, показывая неприличный жест.

— Спать идите, — зевнул Вадик, дожидавшийся парней на крыльце. — Завтра Алексей Игоревич приедет…

— Сегодня, Малой, — взъерошил его волосы Брига. — Уже утро почти! — Женьке захотелось обнять мальчишку, но он сдержался и проскользнул в дом.

— Я ж говорю: втюрился! — констатировал Беня.

— Брига! Брига! Брига! Там, там… Иди, иди! — Вадька, захлебываясь словами, тянул друга с кровати.

В полусне Брига перевернулся на бок.

— Там Ольгу твою мать бьет! Иди! — ударил Вадька в бок.

— Что? Ольгу?!

Брига наперекосяк захлестнул пуговицы рубахи и выбежал наружу.

У ворот Барановых собралась целая толпа, слышался гул голосов, и сквозь него тоненькое:

— Мама-а-а, я не буду, не буду!

Как камень в воду, Брига разрезал сгрудившихся. «Олюшка!»

Ремень хлестко прохаживался по худым девчоночьим плечам.

— Не бери чужого! Не бери! И кавалерам своим…

Брига цапнул кожаную змею:

— Не трожь!

Олюшка даже не подняла головы. Лежала, сжавшись в серой пыли, среди раздавленных цветов, подол сарафанчика задрался, на запретно-белом багровели следы ударов.

— Я! Это я! — закричал Женька

— Куда он ломанулся? — зевнул Беня.

Вадька всхлипнул:

— Ольгу мать за цветы лупи-и-ит!

— Сдаст, сука. А ты-то что сопли развел? Тебя, что ли, лупят?

Парень неторопливо оделся: «А пусть докажет. Не был, не видел, за руку не схватили».

— Воды дай! — крикнул Малому, но тот точно оглох.

За калитку Беня не пошел — прислушался: «Вроде сюда не ломятся…»

Брига машинально намотал на кисть вырванный ремень, умело, бляхой кверху.

— Женишо-о-ок, — протянула Ольгина мать — Ударишь, может, тещеньку?

— А такой и ударит. Ишь, зенками зыркает! — подхватила тощая рослая баба.

— А пусть попробует, — уперла руки в боки «тещенька» — и пошла вперед, как крейсер «Аврора».

Женька отступил, и еще на шаг. В спину как бульдозером толкнули — и парень упал лицом в Ольгины колени.

— Не бейте его! — взвилась девчонка — Мама! Мама! — прильнула закрыть, уберечь. — Не хотел он!

Бабы онемели на миг — так, что внезапно стало слышно проезжающую мимо электричку.

— Не хоте-е-ел?! А в огород я лазила? Он те гряды копал? Все в кашу! Где капуста? Где свекла?