Герман Матвеев - Семнадцатилетние
— Да ведь и мы не против Макаренко. Почему вы так иронически улыбаетесь? Вы просто оторвались от действительности. Даже в инструкциях, которые мы получаем из министерства, даже в них можно встретить ссылки на Макаренко. Академия педагогических наук изучает его опыт…
— На словах… догматически, — возразил Константин Семенович. — Макаренко у нас склоняют во всех падежах, а на практике поступают наоборот. Возьмите для примера Софью Борисовну. Она же типичный представитель буржуазной педагогики. Все ее вопросы доказывают это!
— То есть как буржуазной? — испуганно и каким-то чужим голосом спросила Наталья Захаровна. — По-моему, вопросы Софьи Борисовны доказывают только то, что она болеет душой за дело…
Константин Семенович взглянул на директора, и ему стало ясно, что она не разобралась в существе его спора с секретарем, так как, очевидно, и сама весьма смутно представляет себе педагогические принципы Макаренко. Как же быть? Какой смысл продолжать разговор, защищать свои идеи, если собеседник имеет о них расплывчатое, смутное представление?
— Это верно, что она болеет душой за дело, — согласился учитель. — Но вопросы ее все-таки доказывают, что она далека от Макаренко.
— И значит — представитель буржуазной педагогики! — выделяя слово «буржуазной», обиженным тоном сказала директор.
— А почему вы этого не допускаете, Наталья Захаровна? — мягко спросил он. — Вас пугает слово «буржуазной». Но ведь мы же не боимся говорить о капиталистических пережитках. А что такое капиталистические пережитки, как не буржуазные? Ну, давайте разберемся по существу. От капиталистической системы мы получили в наследство хорошо развитые науки, в том числе и педагогику. Излишне вам говорить, что все эти науки обслуживали запросы буржуазного общества и нам пришлось вносить в некоторые из них коренные поправки. Вспомните, какое количество направлений, течений боролось в начале двадцатого века в буржуазной педагогике! — сказал он и, видя, что Наталья Захаровна внимательно слушает, продолжал: — Некоторые из этих направлений на фоне старой казенной школы казались революционными. Они глубоко внедрились в сознание, в практику наших учителей и перекочевали в советскую школу. Не так-то легко расстаться с привычными методами работы! Мне думается, что ничего оскорбительного в термине «буржуазная педагогика» для Софьи Борисовны нет… Но если он вам не нравится и кажется одиозным, давайте заменим… У Макаренко есть удачное выражение — парная педагогика. Это достаточно точное определение воспитательного процесса буржуазной педагогики. Воспитание детей было сосредоточено в руках надзирателей, классных дам, наставников, и каждый из них старался сам воздействовать на своих подопечных: внушить, научить, обличить, пристыдить, по всякому поводу читал моральные сентенции, опекал или просто приказывал, заставлял. Одним словом, получалась пара. Учитель и ученик. Личность человека-воспитателя сталкивалась с личностью воспитанника, и между ними неизбежно возникало единоборство. Разве вы сами, вызывая в кабинет ученицу, делая ей замечание, не чувствуете с ее стороны скрытого сопротивления?
Теперь Наталья Захаровна поняла, в чем дело, и уже с большей уверенностью сказала:
— Все это довольно убедительно, но вы говорите только о внешней форме… Ведь Софья Борисовна вкладывает другое содержание.
— Конечно, это только форма работы. Ну, а результаты?
— И результаты должны быть другими.
— Вы считаете, что если в старую форму вложить другое содержание, то от этого обязательно изменятся и результаты? А я не думаю, что одними моральными наставлениями можно воспитать характер советского человека, коммуниста…
— Мы даем понятия… дети будут знать…
— Они будут знать, это верно, но будут ли они убеждены или, скажем, закалены, — это другой вопрос. В буржуазной педагогике поведение и поступки детей не ставятся в зависимость от коллектива. Каждый должен отвечать сам за себя. Там воспитываются индивидуалисты. Все ради личных интересов, индивидуальной инициативы, личной славы, карьеры… Вдумайтесь, и вы поймете, что новое содержание нуждается и в новой форме. Новые цели воспитания требуют пересмотра всех основ. Ведь еще Ленин говорил нам о том, что, только преобразуя коренным образом процесс ученья, организацию и воспитание молодежи, можно достигнуть того, чтобы новое поколение построило общество, не похожее на старое, то есть коммунистическое общество. По-вашему, выходит, что Ленин, говоря о коренном преобразовании воспитания, имел в виду только содержание и не беспокоился о форме?
Наталья Захаровна задумалась. Слова Константина Семеновича убеждали, чувствовалось, что все, о чем он сейчас говорит, продумано им неоднократно.
— Разговор у нас получился гораздо значимее, чем я предполагала, — сказала она после паузы. — И я очень рада этому. Мне самой хочется выяснить… Меня давно беспокоит один вопрос… Ведь мы, и в самом деле, заботимся о том, чтобы наши ученицы имели знания, высказывали бы верные мысли, а что они думают и как поступают вне школы, об этом мы знаем очень мало и почти ничего не делаем, чтобы знать больше. Я, например, так перегружена всякими административными и хозяйственными вопросами, что у меня не остается никакого времени для воспитательской работы. Единственная моя забота — это забота о дисциплине. Дисциплина и успеваемость.
— Боюсь, Наталья Захаровна, что и на дисциплину мы смотрим по-разному, — сказал Константин Семенович и, спохватившись, добавил: — С Софьей Борисовной. Она видит в дисциплине средство воспитания. Приказывая, принуждая, наказывая, поощряя, она подавляет личность детей, подавляет их инициативу, стремления, волю и добивается покорности, а вместе с тем и внешнего благополучия. Так?
— Ну, предположим, что так…
— А внешнее благополучие — это… как бы вам сказать… Среди коммунистов есть люди, которые строят коммунизм, но есть и такие, которые делают только вид, что его строят. Они-то как раз и добиваются внешнего благополучия…
— Не спорю… Ну, а ваша точка зрения на дисциплину?
— Я убежден, что нашу дисциплину нужно рассматривать как явление нравственное и политическое. Когда весь воспитательный процесс в школе организован правильно, тогда поведение недисциплинированных детей будет расцениваться всеми как антиобщественное, безнравственное, идущее вразрез с общими интересами коллектива. Наша задача — добиться такого положения, при котором проступки недисциплинированных детей будет обсуждать весь коллектив, а не только педагоги.
— Что ж… против этого возражать не приходится, — задумчиво произнесла Наталья Захаровна. — Мы к этому и стремимся.
— Такими средствами эта задача никогда не будет решена.
— Нет, почему же… Я понимаю, что в конечном итоге все сводится к воспитанию через коллектив и для коллектива, но какова же тогда роль воспитателя в коллективе? Личность учителя вы не забыли?
— Наоборот. Личный пример учителя особенно важен. Учитель — это главный и решающий фактор. Искусство советского педагога должно заключаться в том, чтобы дети чувствовали в нем не надзирателя, не начальника, а старшего товарища и опытного, знающего руководителя. А воспитывать детей нужно не отрывая их от живой действительности. Мы готовим детей для будущего и часто забываем, что они уже живут, борются, имеют свои интересы…
— Да, да… я понимаю, я понимаю… — повторила несколько раз директор. — Все это верно. Водить за руку следует, пока ребенок не научился ходить. А потом пусть бегает самостоятельно. Вы это хотите сказать?
— Конечно! Особенно в старших классах.
— Но если им дать волю… Честно скажу вам, Константин Семенович, боюсь за дисциплину! Посмотрите, что делается в школах у мальчиков! С каждым годом все хуже…
— А это как раз и происходит потому, что в школах не создают детских коллективов. Выражают пожелания, обсуждают, соглашаются, а работают старыми метода ми. Сила детского коллектива — великая сила, Наталья Захаровна!
За дверью послышался звонок, и, взглянув на часы, директор отложила в сторону пенсне.
— У вас сейчас дискуссия, — с улыбкой напомнила она. — Без докладчика и без тезисов!.. Ну, что ж… Буду рада, если ваш эксперимент увенчается успехом.
— Это не эксперимент, Наталья Захаровна.
— Кое-кто из учителей считает, что эксперимент. Но вы не обращайте на это внимания… пускай говорят! А во мне вы всегда найдете поддержку, если, конечно, это не выйдет из рамок дозволенного.
— Таких рамок нет, Наталья Захаровна. Они существуют только в нашем воображении. Никто не может запретить нам работать лучше.
Дискуссия
Предвидя, что дискуссия может затянуться, Женя решила принять меры. Как только Василиса Антоновна вышла из класса, она подбежала к столу и крикнула:
