Ирина Пивоварова - Однажды Катя с Манечкой

Да, вот как бывает. Ушли дети из дома. Просто так ушли, в общем-то. По глупости. Или даже по озорству. Потому что никаких особых причин уходить у них, судите сами, не было. Ни у Кати с Маней, ни у Кости Палкина. Ну что за причина, что родители Катю с Маней поругали? Если бы родители своих детей не ругали, то дети бы тогда совсем распустились. Спать бы вообще не ложились. Мяли бы зелёные насаждения. Улицу перебегали, где не положено. Мороженым бы объедались. В мячик играли бы на проезжей части. Били бы друг друга. Игрушки бы отнимали. Жадничали бы. Капризничали. По чердакам, подвалам лазили бы. Врали бы, дразнились и ябедничали.

Словом, что я хочу сказать? Плохо было бы, если бы родители детей не воспитывали. Тогда дети невоспитанные ходили бы. Не здоровались ни с кем. Толкались бы. Нехорошие слова говорили. А зачем говорить нехорошие слова, когда хороших так много?

Катя с Манечкой, правда, нехороших слов никогда не говорили. Этого у них в привычке не было. Но зато всё остальное вполне бывало.

Костя Палкин тоже нехороших слов не говорил. Но всё- таки он очень плохо поступил, что из дома ушёл и свою собственную родную тётю заставил сильно нервничать… Потому что, хотя тётя и поздно пришла с работы, однако Кости дома ещё не было и во дворе стоял целый переполох: её племянник Костя пропал без вести вместе с сестрами Сковородкиными из восемнадцатой квартиры.

Глафира Андреевна прибежала в квартиру Сковородкиных и, не разобравшись, сгоряча стала ругать и без того бледных и донельзя расстроенных Кати-и-Маниных родителей, за то что их дочки подбили Костю уйти из дома, что они всегда плохо действовали на бедного мальчика и что если они сегодня же не вернут ей Костю, то она вынуждена будет телеграфировать в Африку Костиным родителям, которые очень передовые люди и помогают строить в Африке новую жизнь, чтобы они как можно скорей повлияли на Валентина Борисовича и Веронику Владимировну, чтобы те не распускали до невозможности своих и без того распущенных дочерей и не позволяли бы им без разрешения разгуливать по всяким там лесам.

Потом, правда, когда дети уже нашлись, Глафира Андреевна долго извинялась перед Вероникой Владимировной и Валентином Борисовичем. Она сказала, что они, как интеллигентные люди, должны её простить. У неё не в порядке нервы, и, кроме того, она устаёт на работе.

И Вероника Владимировна с Валентином Борисовичем её с удовольствием простили. Они были страшно счастливы, что их дорогие дети нашлись.

Но пока ещё дети не нашлись. Пока они ещё продолжают сидеть за столом в кухне у Кости и Маши Реутовых. Маня доедает второе блюдце варенья. Она разрумянилась. Глаза у неё слипаются, и она трёт их кулаком. Катя ставит на стол красную в белый горох чашку и толкает ногой под столом Костю.

— Кость, — говорит она тихо. — А сколько времени, а? Наверно, поздно уже. Там, наверно, папа с мамой волнуются… а, Кость?

— Не волнуются! — беспечно говорит Костя. — Мы же не в Африку уехали! Чего волноваться-то?

— Кончай есть, — толкает Катя под столом Маню. — Нам домой пора.

— Зачем? — говорит Маня. — Мне тут нравится! — И снова тянется к вазочке с вареньем.

— Вообще-то, наверно, правда, пора, — говорит Костя. — Наверно, уже часов шесть. Тётя уже с работы пришла. Ух и попадёт мне!

— Хорошее какое варенье! — говорит Манечка. — У нас дома не такое вкусное. А пироги моя мама даже ещё вкуснее печёт!

— Послушайте, дорогие дети! — вдруг спохватываются хозяева. — Что же мы сидим! Вам, наверно, давно вернуться пора. Ваши родители на сколько вас отпустили?

— А они нас и не отпускали! — говорит Катя. — Мы сами ушли. Мы на них обиделись.

— Обиделись, — говорит, зевая, Манечка, и глаза у неё закрываются.

— Сами ушли?.. За что обиделись?.. — удивляются хозяева.

— А за то, что они нас не любят, — говорит Катя, и у нее потихоньку слипаются глаза.

— Ничего себе! — удивляются хозяева и начинают слегка беспокоиться. — Как же это вы вдруг сами взяли и ушли? Разве это можно? Вы ведь ещё не взрослые! Это, знаете, очень странно. Давайте-ка скорее вашим родителям позвоним!

— А у нас телефона нет, — открывает глаза Маня. — И у Кости нету.

— А где вы живёте? Наверно, где-то рядом? Пошли скорее, мы вас проводим…

— Не-е-т, мы далеко живём! На Малой Великановской.

— На Малой Великановской?! Да это же на другом конце города! Как же вы сюда-то попали?

— А мы заблудиться хотели, — говорит Костя. — Надоело мне у тёти жить, а они меня в Африку не берут.

— Ага, не берут, — говорит Маня сквозь сон. — Не берут они его…

— Господи, в какую ещё Африку?! А ну, кончайте чай пить! Бежим ловить такси! Едем на Малую Великановскую!

На сей раз все пятеро выскочили на улицу. На улице смеркалось, накрапывал мелкий дождик. Похоже было, что с наступлением вечера и погода соответственно изменилась. На небо набежали тучи, оно потемнело, и всё вокруг помрачнело, как будто и не было днём солнца. Дождик моросил по мостовой, и в домах раньше времени стали зажигаться окна.

— Хоть бы зонтик был, — сказала Маша. — И почему я зонтик не взяла?

— На четверых всё равно бы не хватило, — сказал Костя Реутов.

— На пятерых, — сказала Катя. — Вы, дядя Костя, взрослый, а считать не умеете.

— Да я не в счёт, — сказал, ёжась, Костя Реутов. — Где же такси? Как назло, ни одного не вижу!

— Такси! Такси! — закричала Маша проезжавшей машине, но машина не остановилась. — Нахал какой! — сказала Маша. — Совсем пустое такси было!.. И откуда этот дождь противный взялся — целый день ни одной дождинки не было!.. Такси!.. Такси!.. Костя, вон едет! Поднимай руку! Останавливай его! Останавливай!..

Костя и Маша выскочили почти на середину улицы и принялись энергично махать руками, но и эта машина не остановилась, а шурша шинами, проехала мимо. Только шофёр высунулся в окошко и зло крикнул:

— Вам что, жизнь надоела? Чего под машину лезете?!

— Так мы детей и к ночи на место не доставим, — сказала Маша. — Бедные их родители. Прямо удивляюсь, поглядишь на вас — умные люди. А на самом деле… Разве можно так родителей своих мучить?

— Правда, глупо мы поступили, — сказал Костя. — На нас помрачение ума нашло. Теперь уж меня в Африку ни за какие деньги родители не возьмут.

— Бедная мамочка, — сказала Катя. — Она, наверно, плачет там… И зачем мы так сделали?

— Па-п-почка! Ми-и-ленький! — вдруг захныкала Маня. — Где ты? Я к тебе хочу-у-у! На ру-у-учки!

— Тётю тоже жалко, — сказал Костя. — Она на ответственной работе работает. Устаёт.

— Вон такси идёт, — сказал Костя Реутов. — Давайте все вместе голосовать. Махайте, махайте руками! Мы не дадим ему уехать! Пусть только попробует!

И вся группа принялась бешено махать руками, а Костя даже побежал наперерез машине.

— Что за пожар? — сказал водитель. — Папаша, а какой пример детям показываете? Милиции на вас нету!.. Куда вам?..

— На Малую Великановскую! — закричали Катя с Маней и Костя Палкин.

— Садитесь, — сказал водитель.

Не знаю, стоит ли рассказывать вам о волнующем моменте встречи родителей со своими пропавшими детьми? Право, не знаю, может быть, и не стоит… Момент, конечно, очень волнующий. Разумеется, дело не обходится без слёз, без громких восклицаний, без "ахов", без "охов", без нотаций, ругани, упрёков и наказания.

Да, наказания. Детей, конечно, шлёпают и ставят в угол. И это естественно. Я бы, наверно, тоже так сделала. И любой бы на месте родителей Сковородкиных наказал бы детей за такой плохой, жестокий и ужасный поступок.

Но с другой стороны, дети-то уже раскаялись! Чего их особенно наказывать? Они поняли, что поступили весьма опрометчиво. Что так поступать не годится. Что так поступают только нелюбящие, плохие и жестокие дети. Или просто глупые. А Катя и Маня Сковородкины да и Костя Палкин ни плохими, ни жестокими детьми не были. Вот насчёт глупости, — право, не знаю. Но глупость — дело поправимое. Как говорится: вырастут — поумнеют.

Не все, правда, умнеют с возрастом. Но я надеюсь, что Катя и Манечка Сковородкины, мои героини, непременно поумнеют.

Мне хочется так думать.

Да нет, я просто уверена в этом. Иначе я не стала бы их делать героинями моей книжки.