Продавец счастья: магия кинематографа, или Новые приключения Ское - Елена Эдуардовна Бодрова
Справа лесная стена в серо-зеленую полоску, слева лужайка с кирпичной стеной общежития вдалеке, прямо — прохладные улыбающиеся глаза. Нике показалось, что в их голубизне мелькнули волосы Мальвины. Она вспомнила музыку, которую сочинила в прошлом месяце, когда смотрела в окно. Тогда небо было разрезано черными ветками на полоски, как сейчас разрезано тоненькими стволами деревьев зеленое весеннее полотно. Листва горит цветом, солнце высвечивает яркие, режущие взгляд лоскуты. Музыка явственно зазвучала в Нике, перед глазами встала картинка: Ское замер, уперев ногу в землю, чтобы качели не двигались. Темно. Лицо слегка подсвечено телефоном. Острая тишина Никиной комнаты. За стеклом — почти осязаемая музыка, которую ей, Нике, не слышно. Но так не слышно, как будто слышно. Она тогда не могла этого себе объяснить. А сейчас пришла мысль: может, она так и рождается — музыка? Пока она не появилась, может, она где-то уже почти есть? Почти звучит? И кто-то, как и Ника тогда, ее почти слышит? Экран телефона погас, а Ское сидел в тот вечер на качелях еще минут десять. Она видела в щелку между штор.
— Он исчез, понимаешь? Как будто его и не было, — донеслось до Ники. Она вдруг очнулась на полянке, в кругу парней и девушек. Аня, сидевшая слева от нее, в общем гуле голосов, рассказывала кому-то историю про исчезновение парня ее сестры — чтобы хоть что-то говорить. Ника взглянула на курносый нос напротив себя. Нос продолжал улыбаться, в глазах — интерес. Ника улыбнулась тоже.
Вадим выхватил ее улыбку, блестящие глаза.
«Ское тоже сказал: «Могу исчезнуть», — мысль пронеслась молниеносно, будто полоснув лезвием и раскроив воздух на мелкие кусочки. — И исчез, — глаза заболели снова. Ника потерла переносицу. Солнце засветило ярче. — Странно, — подумала Ника. — Мы снимаем сцену, как парень пропал в лесу, в такой солнечный день».
Вадим остановился и сфокусировал все свое операторское внимание на Никином лице. Она неотрывно смотрела на Руслана.
«Хотя… — Ника видела подсвеченное телефо-ном лицо, ногу, упершуюся в землю, чтобы качели не двигались. — Может, именно в такой солнечный день он и исчез, чтобы больше не появиться. Этот парень».
— Может, костерок разведем? — предложил «этот парень», потирая руки. Бросил многозначительный взгляд на Нику, повернул голову вправо, влево, ища поддержки у ребят. Никто ему не ответил. — Ну, вот и славно, — сказал он, поднимаясь и улыбаясь всем и никому. — Схожу за дровами, — взял топор и направился в лес.
Нике отчего-то захотелось остановить его. Потому что она знает, что будет дальше по сценарию? Знает, что никто и не вспомнит потом об этом парне с прохладными улыбающимися глазами, кроме нее? Она сделала тревожное движение в его сторону, но остановилась. Это фильм. Это просто фильм.
— Стоп. Снято. А теперь снимаем так: никто не помнит этого парня, только Ника. Но она молчит.
69
«Ское».
«Да, Ника?»
«Прости меня…»
«За что?»
«За то, что сказала в лесу. Я не хочу, чтобы ты исчезал».
«Я тоже не хочу, чтобы я исчезал. Не волнуйся, Ника. Все в порядке».
70
Вадим подключил камеру к компьютеру и уселся на диван рядом со Ское.
— Там я не стал спрашивать, чтобы не дискредитировать тебя перед актерами. Но почему ты ушел со съемочной площадки?
— Ты боялся меня дискредитировать перед актерами? — усмехнулся Ское.
— Что у вас там с Никой произошло?
— Ничего.
— Она убежала в лес в слезах, ты пошел за ней. А потом решил вдруг бросить все и уйти. Что у вас произошло?
— Включай видео. Загрузилось.
— Не уходи от ответа.
— Ника не убегала в слезах. У нее просто заболели глаза.
— Ага. А ты ушел, потому что из тебя никудышный офтальмолог?
— Я говорил тебе, почему ушел. Так было лучше для фильма.
— Не верю.
— Сейчас посмотрим. Без меня Ника сыграла лучше, я уверен.
— Почему?
Ское нажал «воспроизведение». Началась карусель из лиц, среди которых мелькало Никино растерянное лицо.
71
Ника включила радио. Выполнила основной шаг танго. Комната уложилась в три шага. По радио передавали не подходящую для танго песню Димы Билана. Но Ника думала, что настоящий танцор сможет танцевать под что угодно. Хоть под отбойный молоток.
Черная юбка колыхнулась при резком развороте, нога носком уперлась в пол. Дима Билан замолк, уступив место говорливому ведущему. Ника села на кровать. День стоял ясный, и через кружевной тюль падал кружевной свет.
«Черно-белое танго. Разве так бывает?» — подумала Ника. Она встала с кровати, открыла ящик стола, достала оттуда несколько черно-белых фотографий. Бабушка с дедушкой. Бабушка — серьезная полная женщина, в руках луковица. Дедушка улыбается. Они же были цветные раньше — бабушка с дедушкой. Когда были живы. Ника пролистала фотографии одну за другой. Аккуратно положила в ящик и задвинула его.
В окно ударился камешек. И почти сразу же — еще один. Ника подошла, отдернула сверкающий на солнце тюль, махнула рукой.
Через несколько минут она вышла во двор. Вадим ждал, сидя на качелях. Под ним они замерли и не скрипели.
— Привет, — Ника подошла.
Вадим встал, поцеловал ее в щеку.
— Привет.
Вышли через арку из Никиного двора и направились вниз по улице. Длинные тени деревьев указывали им путь.
— Почему фотографии называются черно-белыми? Там же есть еще серый цвет, — задумчиво проговорила Ника.
— Что? — переспросил Вадим. — При чем тут черно-белые фотографии?
— Да просто.
— А как бы ты их назвала — черно-бело-серые?
Ника промолчала. Прошли мимо желтоватого четырехэтажного здания, покрытого трещинами, — их школы.
— Ское одобрил съемку? — спросила Ника.
— Да, — ответил Вадим. — Сейчас просматривали с ним. Получилось нормально.
— Что он сказал?
— Ничего не сказал.
— Совсем ничего?
Вадим посмотрел на Никин профиль. Она глядела себе под ноги, щеки стали румяными. Отдельные, наполовину каштановые, наполовину рыжие, волоски, поднятые ветром, тихо парили рядом с лицом в воздухе.
— Сама у него спроси, если так интересно, — буркнул он.
— Я у тебя спрашиваю.
— Я же тебе уже сказал! Нормально получилось.
— Что-то не так?
— Так.
Ребята надолго замолчали. Дошли до памятника «Первая палатка», сели на скамейку. Ника по привычке взглянула на небо; в последнее время стала так делать — сравнивать безоблачное небо с облачным, розовое с синим, грозовое со спокойным. Небо никогда не повторялось.
— Ты как Ское, — недовольно