Ирина Гуро - Взрыв. Повесть
Женька замолчал. Не глядя на Василия, допил пиво и, так и не подымая глаз, закончил:
— Давно хотел кому-то все это вывернуть. А кому? В ЧК идти? С чем? В пустой след… Теперь уже ничего не вернешь!
— Погоди, Женька! А почему ты там, на пожарище, оказался?
Женька поднял голову, посмотрел на Василия: глаза Женькины были полны тоски. Василия даже передернуло — так пошла вся жизнь парня наперекос!
— Не могу я этого объяснить, Вася, — сказал Женька печально, — не могу… Что меня тянуло туда, сам не знаю. — Женька махнул рукой и вдруг добавил горячо: — Мучительно мне было это и все же приходил. И всякий раз жизнь свою пересматривал, думал: неужели я человек конченый? Хорошо, что тебя встретил. Вот все выложил — и на душе легче!
Василий напряженно раздумывал: профессиональное чутье подсказывало ему, что в рассказе Женьки вьется конец какой-то ниточки. Кто этот офицер, почему-то принявший участие в Женьке? Не потому ли, что он хотел держать его на виду у себя или Своих людей?
Женька ничего не знал о конце Петрикоса. Да и зачем ему знать?
— Слушай, Женя! Раз уже так случилось, что мы встретились, и что ты мне все откровенно…
— Это так. Как на духу, — кивнул Женька.
— Я понял. Но раз так, послушай моего совета.
— Что ж ты мне можешь насоветовать? — горько заметил Женька. — Дело мне припаять это, конечно, можно. С эсерами снюхался? Было. Со всякой шушерой? Тоже было. Что ж, теперь со мной разговор короткий!
— Что ж ты мне можешь насоветовать? — горько заметил Женька.
Василий нахмурился:
— Не так. Вовсе не так. ЧК уничтожает только непримиримых врагов революции. А таких, как ты…
— Что? Заблудшая овца? — криво усмехнулся Женька.
— Если честно говорить, ты, конечно, не одну версту прошел вместе с нашими врагами…
— Не отрицаю, — Женькин голос прозвучал искренне, — но сейчас мне с ними не по пути. Независимо от того, как со мной обойдутся!
— Ты меня послушай. Я поговорю со своими о тебе. Я же понимаю: ты неспроста мне душу открыл. Хочешь повернуть свою жизнь.
Женька пожал плечами:
— Поздно уже, наверное. Впрочем, делай как знаешь.
2
Теперь, когда все совершилось, Нольде и не помышлял о встрече с Черепановым. Впрочем, все равно пришла пора убираться отсюда. Миссия его закончена. В Питере он не задержится: ему обещан иностранный паспорт и — отъезд… Европа, к твоим камням припадет многострадальный изгнанник! Все прошло удачно, все позади!
Нольде потребовал счет за номер, а сам спустился в ресторан. Вечер только начинался, маленький оркестр занимал свои места на возвышении. Дирижер поклонился Нольде, как знакомому. Пожалуй, он слишком зажился в этих номерах. Слава богу, это конец…
Через два дня он будет в море. На пути к Ревелю. От этой мысли Нольде и вовсе развеселился. Не торопясь, со вкусом прикладывался губами к бокалу. Вино неплохое: из-под полы. Он не прочь был бы разделить с кем-нибудь этот вечер.
Последний вечер. И вдруг заметил того приятного молодого человека, кажется, его зовут Евгений, которого он устроил на советскую службу… Из каких побуждений? Конечно, не альтруистических. Молодой человек был связан с Петрикосом. Все же спокойнее, если этот Евгений будет ему чем-то обязан. И еще лучше то, что он будет под рукой, у своих людей. Глядишь, и пригодится…
Евгений заметил его, вежливо поклонился. Кажется, не решается подойти. Нольде поманил его пальцем, предложил сесть за свой столик… Вполне благовоспитанный молодой человек этот Евгений. Он начинает с благодарности за свое устройство на службу, даже собирался специально зайти к нему, но постеснялся. Надеется, что будет полезен в дальнейшем. Что ж, не исключено.
За ужином Нольде расспрашивает Евгения о его семье, работе. Евгений еще раз благодарит: такое место, в затишке… В этих словах имеется подспудный смысл: сейчас самое главное — переждать в затишке!
Разговор шел легко, непринужденно. Этот рыженький Евгений весьма неглуп. Уважителен, скромен. Что удивительного? Мальчик не из аристократической, но из чиновной семьи… Нольде даже подосадовал, что роль Александра Тикунова ограничивает его, не позволяет развернуться. Он мог бы поделиться со своим молодым другом, так внимательно слушающим его, многим. В конце концов, это же его смена, им продолжать святое дело освобождения России. А впрочем, он, Вадим Нольде, сам еще надеется… Совсем скоро он опять станет самим собой. А выполненное задание обеспечит ему все, о чем он мечтал.
«Злоумышленники скрылись!» — пело что-то внутри него. «Скрылись!» — означало, что он, Нольде, в безопасности. Если они скрылись, то, очевидно, сейчас отсиживаются на своей базе. За городом. Ему вовсе ни к чему было знать об этой их тайной базе, и если он знал о ней, то виною тому был тот же Черепанов.
Стремясь доказать, что деньги не вылетают в трубу, а напротив, приложены к делу, Черепок повез Нольде в Красково. Дача была запущенная, мрачная, но расположение отличное: без проводника не найдешь! И Нольде даже с интересом знакомился… Тут динамиту — всю Москву хватит подорвать!
Нольде не входил в рассуждения, откуда столько взрывчатки: слышал про ограбления — это у них называлось «экспроприация». На Тульском патронном заводе удалось… Нольде слышал, что между эсерами и анархистами даже был сговор: награбленное — пополам… Как во всякой уголовной банде!
Но, презирая их всех, Нольде отдавал им должное, как всякой силе. Она была нужна и использовалась его хозяевами. И он помогал ее использовать…
Итак, сегодня последний его вечер в Москве! И то, что этот Евгений составит ему компанию, неплохо.
По правде сказать, мало хорошего сейчас в Москве: всеобщая настороженность проникает даже сюда, в плохонький ресторан. Ему кажется, что официанты имеют перепуганный вид и даже оркестр играет как-то нервно. Вероятно, кажется. У него самого пошаливают нервы…
— Скажите, Александр Николаевич, как вы полагаете далее развернуть вашу финансовую деятельность?
Нольде погладил усики, скосил светлый глаз:
— Видите ли, наше акционерное общество объявлено распущенным, мы стали «государственными служащими». — Он иронически выделил эти слова. — Как таковые, мы числимся за Наркоматом финансов… Ну, а дела… Дела никакого нет.
— Саботаж? — улыбнулся Евгений понимающе.
— Да, если хотите. Если употребить это заграничное слово.
— И так собираетесь протянуть до лучших времен?
По лицу Нольде пробежала усмешка. Он ответил, словно в раздумье:
— Да ведь мы с вами, дорогой, не знаем, что нас ждет через час, а не то что загадывать…
Но про себя Нольде подумал: «Это ты не знаешь, что с тобой будет через час, поскольку остаешься здесь. А я знаю, что завтра меня здесь уже не будет. А там— Европа…»
Он не стал продолжать разговор. Ему вдруг стало скучно. Действительно, за каким чертом спустился он в ресторан в этот последний вечер! Вот и музыканты играют как-то нервно, и у официантов наглые рожи…
Неожиданное предложение молодого человека ему понравилось: в самом деле, прокатиться на лихаче по ночной Москве в этот последний вечер чудесно!
Евгений высказал свое предложение так робко, почти смущенно. Почему же? Он согласен. Он с удовольствием его принимает… Нет уж, разрешите мне заплатить…
Да, пожалуй, самое подходящее сейчас — бросить последний взгляд на большевистскую столицу, которая хороша именно тогда, когда ее покидаешь!
Нольде расплатился, они вышли на улицу. Стоял холодноватый, ясный осенний вечер. Они прошли по Петровке к Неглинной. Здесь обычно стоял хвост извозчичьих пролеток. Сейчас была только одна. Ну что ж! Этого достаточно: вороной «орловец» под синей сеткой с помпонами, лакированный экипаж. На козлах— извозчик, здоровенный детина в синей поддевке и шляпе с твердыми полями, — все как надо!
Евгений пропустил Нольде:
— Усаживайтесь, бросим прощальный взгляд на Москву!
Нольде утвердился на пружинящем сиденье и вдруг спохватился: а откуда, собственно, Евгению известно, что взгляд будет «прощальный»? Он ведь этим с ним не делился. Не делился, нет!
— Почему же «прощальный»? — спросил Нольде.
— Да как же, — попросту ответил Евгений, — я ведь в Питер собираюсь. По служебным делам. Я уже вам докладывал…
«Какие же такие у тебя дела? И всего-то ты делопроизводитель, — подумал Нольде. — Впрочем, нынче у всех есть „другие дела“!»
Вороной взял с места, они вылетели на Кузнецкий мост и поехали вверх.
— Я полагал, мы в Петровский парк, — несколько недоуменно проговорил Нольде.
— Успеется, — как-то странно ответил Евгений.
Они почему-то свернули налево, и, вдруг вильнув, пролетка влетела в широко раскрытые ворота на Лубянке…
