Магда Сабо - Скажите Жофике
О том, чтобы перейти в институт, не может быть и речи. Но, пожалуй, под настроение она все же позвонит Добаи! Пусть прочитает у нее в дневнике про одну девочку. Конечно, не называя фамилии. Она и теперь очень хорошо помнит свою первую запись о Жофике в начале учебного года. "Невнимательная! – стояло в дневнике. – Если эта девочка когда-нибудь заставит себя сосредоточиться – но не на том, что случайно привлечет ее внимание, а целеустремленно, – она сумеет развернуть свои способности". Это случилось. Но работа только начата: ведь пока, кроме решения загадки, ничего еще не найдено. Сделан только первый шаг к успеху! Борьба за Жофику началась.
А все же сегодняшний день был хорош!
Юдит, наверное, не сможет составить как следует даже плана урока, если будет пользоваться своими образцами. Марта охотно бы помогла ей, не будь в Юдит столько спеси. И все же надо попробовать. Не слишком ли она была сегодня резка с Хидашем? Но кто виноват, что он такой непокладистый! Ведь от него-то она меньше всего ожидала, что он будет толкать ее к Умникам.
Она постелила себе и, взяв в постель сборник стихов Петефи, начала составлять программу концерта для лагеря. Завтра она поговорит с Дорой и позвонит пионервожатой Бауман. Да и к Биро надо будет забежать. Вот удивится Бауман ее выдумке!
13Войдя к Понграцу, Жофи не заметила пончиков, так как сразу же должна была бежать за покупками. Пончики она увидела лишь тогда, когда принялась за уборку. Они стояли на маленьком столике возле пепельницы с конской головой. Начав подметать, Жофика прикрыла их салфеткой, чтобы не пылились. А когда закипело молоко и сварилось кофе, поставила тарелочку с пончиками рядом с чашкой на поднос. Но дядя Пишта пробурчал, что пончики Жофика должна съесть сама, и еще сказал, что не будь она разиней, то заметила бы их сразу, как только вошла. Себе он велел отрезать кусок хлеба да намазать его топленым салом, а не маслом, потому что масла даже деды его терпеть не могли. И кто ее просил приносить столько масла?
Итак, они снова ели вместе – Жофика пончики, а дядя Пишта свою краюху с салом. Пончики хотя и зачерствели немного, но были еще вкусные, только варенья оказалось мало. Жофи оставила варенье напоследок. Она собрала его ложечкой и помазала последний кусочек для запаха.
Старый Пишта время от времени поглядывал на Жофи. Пожалуй, питанием девчонка дома обеспечена: она не набрасывается на еду, а так, клюет понемногу. Видно, на съестное у них хватает. Эржи так же вот оставляла варенье напоследок. Одежду Жофи тоже имеет приличную. Наверное, получила от Красного Креста – там в нынешнем году выдавали кое-что детишкам. Но все-таки гложет что-то эту малявку, иначе отчего ей быть такой молчаливой? Ягненка даже не видит, нет того, чтобы взглянуть на железную печку. Стоит нос повесив и режет мясо. Думает, из этих лоскутков гуляш получится! Хоть бы подняла голову, слепая курица, стоило возиться вчера целый день! А игрушка получилась на славу, особенно голова красивая, и смотрит печально, как живая. Да посмотри же наконец! Только и знает что копошится по хозяйству. Что же ее все-таки точит? Теперь небось не спрашивает, может ли он петь или там стихи говорить. Он даже давеча вспомнил кое-какие, что еще с детства пристали. Тогда по одну сторону становились девчонки, по другую – мальчишки, одни спрашивали, другие отвечали. Среди них были ястреб и охотник, заяц и собака. У девчонок-голубей спрашивали:
– Куда летите, голуби?
– В левкоевый сад!
– А что делает ястреб?
– Высматривает нас!
– Где охотник?
– В чаще леса!
– А собака?
– Зайца гонит!
– Кыш-кыш, ястреб!
– Лети на ружье.
– Кыш-кыш-кыш!
Тот, кто был ястребом, при этих словах падал на землю, "охотник" ударял оземь ногой, "голуби" перелетали в левкоевый сад, разводя руками, как крыльями. Однажды, заделавшись голубем, он встал в ряд с девчатами. То-то было смеху! Вот теперь бы полетать немного, с этим гипсовым чулком на ноге! Черт бы побрал того, кто придумал такое. Вот бы взмахнуть своими старыми руками да побежать! Понграц вдруг засмеялся. Жофика оглянулась, посмотрела на него, но не рассмеялась вместе с ним, а быстро отвернула голову и склонилась над кастрюлей. Ох, и мучает ее что-то! Денег, что ли, у них нет? Или мать трепку задала? Ничего, рано или поздно скажет!
– Ну, чего приуныла?
Ответа не последовало. Жофика, помешивая лук, продолжала молчать.
– Что, денег у вас, что ли, нету? Или язык потеряла?
Жофика, покраснев, сказала, что деньги у них дома есть. Понграц задумался. Видать, все же туго с деньгами. Да, деньги такая штука: их всегда мало. Вот когда она уйдет, он подымется как-нибудь и достанет из шифоньера несколько спрятанных там форинтов. Может, лучше их не трогать? Из того, что по больничному причитается, не ахти как разживешься. Как бы самому на бобах не остаться. Ну да ладно. Раз уж она ходит словно в воду опущенная, он, так и быть, даст ей немного деньжат. Нужда – штука скверная. У них дома, должно быть, не густо, вон вьюном вьется за четыре форинта. Узнать бы, чем занимается ее мать – фабричная она или убирать куда ходит? Что девчонка не из болтливых – факт. Он хоть и очень не любит бабью трескотню, но все-таки лучше, если бы хоть что-нибудь да рассказала. Неужто на мать за трепку обиделась? Эржи он всего один-единственный раз всыпал по мягкому месту, так она два дня с ним потом не разговаривала. Да, и характерец был, даром что под стол пешком ходила. И чего он налетел на нее тогда? Ну, размалевала стену. Подумаешь! Все равно ту стену потом бомбой разнесло. Эту красавицу, видно, тоже неласково погладили, вот и онемела.
– А за что тебе всыпали-то?
Жофика удивленно замотала головой. Нет, ее никогда еще не били. Мама даже писала о том, что детей бить нельзя. Какие странные вещи спрашивает дядя Пишта! Как ему такое могло прийти в голову! У нее просто полно забот, мысли прямо так и путаются. А когда думаешь про другое, и руки не слушаются. Вот ведь мама толком объяснила, что сначала надо поджарить на сале лук, потом посыпать его красным перцем, перемешать, бросить туда кусочки мяса, посолить и налить воды. Ох, она уже что-то перепутала. Перец осел в воде, и от кастрюли пошел странный едкий запах. Все равно, пускай тушится.
Что за недоверчивая девчонка! Может, просто застенчивая? Сидит себе, притихла, ягненка не видит, но он все равно не скажет этой слепой курице, чтоб взглянула вверх, даже если зима застанет игрушку на печи! Пусть научится с открытыми глазами ходить. Если сама не заметит ягненка, он ей не отдаст его ни за что. Вот разиня! А все же что-то тут неладно. Сидит что твой истукан, коленки обняла да смотрит в одну точку. Уж не выбросили ли ее мать часом с фабрики? Коль они перебиваются на его четыре форинта, им не позавидуешь. Хоть бы уж не молчала! До чего же, дрянь, упрямая!
– Из-за матери, что ли, переживаешь?
Он намеревался спросить как можно мягче, но получилось грубо. Жофи испуганно ответила, что да, из-за матери, из-за нее тоже.
Ну вот! Значит, он правильно отгадал, из-за матери. И еще есть что-то, кроме этого. Значит, напал на след. Приходится допытываться, как жандарму. Нет того, чтобы сама все рассказала – так, мол, и так.
– Что, уволили?
Глаза Жофики наполнились слезами, она тихо ответила: "Еще нет".
Ну, раз еще нет, значит, скоро уволят. За две недели предупреждают. Все же он угадал. Если Жофи в мать, так не мудрено, что та полетела с работы. Какой может быть из нее толк? Хорошо еще, если целая уберется с фабрики: а то машина в последнюю минуту палец может отхватить. Есть же такие недотепы. Но чего он, собственно, взъелся на женщину. Ведь он ее, горемычную, даже не знает. А что до малой, то у нее, видно, доброе сердчишко, больно уж убивается она через мать! А сестра не помогает им, что. ли? Или сестер нету? Ни отца, ни братьев, ни сестер. Что с ними станется теперь? Не бывает так, чтоб раз-раз – и новая работа.
А если…
– Ты, слышь, поговори там со своим Андрашем, – процедил Понграц.
Жофика недоуменно посмотрела на него. С каким Андрашем? Оказалось, что Андраш – это Куль-шапка.
– Он, пожалуй, сможет порекомендовать ее сюда, и тогда она будет работать на стройке, при каменщиках, покуда не подвернется что-нибудь более подходящее. У них, сдается, рук маловато. Ну а там, ежели что лучшее отыщется, уйдет и все. Только ты гляди, передай матери-то!
Да, маму увольняют из института. Она вчера после ужина сама сказала об этом Жофике. Ее пошлют работать в школу, только в какую – еще неизвестно. Мама рассказала Жофике и расплакалась. Даже заперлась в кухне, чтобы Жофика не слышала, как она плачет, но Жофика услыхала и тоже стала подтягивать. Очень уж жалко было маму. Жофика не может представить себе, что мама придет сюда, в школу, повяжет голову косынкой, как те девушки, которые работают на стройке, и будет таскать ящики и подавать кирпичи… А почему бы и нет? "Я бы согласилась идти на любую работу, – сказала вчера мама, – быть официанткой или продавцом в табачном ларьке – кем угодно. Только бы не в школу. Ведь надо мной все теперь будут смеяться".
