Софья Могилевская - Марка страны Гонделупы
— Пропал! — сказал Петрик и с трагичным видом прибавил: — Зря для него пекла!
— Куда пропал? Что ты глупости говоришь? — воскликнула мама.
— Как в воду канул! — басом прогудел Опанас. — Нигде нет…
— Да, — подхватил Петрик, — нигде нет! И в школе нет, и на почте нет, и дома нет, и у Опанаса нет, и у нас нет…
— Так нужно как можно скорее позвонить в милицию, — взволнованно проговорила мама. — Может, с ним что-нибудь случилось?
— Видите, — сказал Опанас, обращаясь к человеку в меховых унтах, который стоял тут же, прислушиваясь к их разговору. Мама приняла его за очень любопытного, хотя и совершенно постороннего человека, но оказалось, он был хорошо знаком мальчикам. — Видите, я говорил, Петрика мама обязательно что-нибудь придумает… Это и есть Петрика мама!
— Петрик, кто это? — шопотом спросила мама, наклоняясь к уху Петрика.
— Это наш знакомый, мама! — гордо сказал Петрик. — Он помогал нам искать Кирилку. Это он приехал с Севера, от Кирилкиного папы… Пойдемте к нам звонить по телефону в милицию, — пригласил он нового знакомого.
— Это будет неудобно! — застенчиво сказал тот и посмотрел на маму.
— Отчего же? — воскликнула мама. — Это очень удобно. Пойдемте скорей к нам и позвоним по телефону… А вас я сейчас же буду кормить завтраком… Подумать только, уже четвертый час, а вы ничего не ели! — сказала она мальчикам.
— Четвертый? — закричал Опанас на всю улицу. — Четвертый? А у меня в три заседание.
Это было крепко сказано!
И мама, и Петрик, да и новый знакомый от удивления разинули рты.
— Да, — внушительно проговорил Опанас, — у меня заседание в пионерской комнате, и придется обойтись на нем без Кирилки… нас вызывают вместе… Как окончится, приду. Вы пока звоните в милицию.
И он умчался, бросив на руки Петрика свой многострадальный портфель.
Глава двадцать пятая. Экспедиция на Север
А Кирилка тем временем шагал на станцию.
Он шел, глубоко вздыхая, с сердцем, переполненным печалью. Все, все было потеряно… Опять он получил по арифметике «плохо», и теперь уже навсегда кончилась дружба с Петриком, а может быть, и с Опанасом.
Кому охота дружить с таким плохим учеником?
И никогда больше он не пойдет в гости к Петрику и не увидит Петрика мамы… И она никогда не угостит его такими вкусными блинчиками с земляничным вареньем… И никто никогда не скажет ему: «Кирилка, дружочек…» И больше не придется сидеть ему за столом, над которым такая зеленая лампа… Никогда!
И вдруг Кирилка ускорил шаги. Он вспомнил о теткиных тридцати рублях, и его бросило в жар и в холод. А может, она уже гонится за ним следом…
Он почти побежал вперед.
Хорошо, когда в лицо брызжут солнечные лучи, а воздух душист и сладок, как аромат черемухи. И можно развязать шарф. И положить в карман варежки. И еще на закуску распахнуть курточку. И все равно не будет холодно. Ни капельки.
По календарю еще полагалось быть зиме, но ветер по-весеннему был влажен, а снег на шоссе назло всем календарям уже начинал таять.
И когда так хорошо и светло кругом, разве можно думать о плохом?
И разве дорога на Север так уж трудна и настолько длинна?
До станции было около трех километров, и туда ходили автобусы. Но раз денег всего-навсего семнадцать копеек, об автобусе мечтать не приходится. И хотя Кирилка твердо решил по дороге нигде не задерживаться, если в кармане все-таки есть семнадцать копеек, нельзя утерпеть, чтобы не зайти в маленькую булочную на краю поселка, откуда так вкусно пахнет теплым хлебом.
Но каково же было его изумление, когда, выйдя снова на улицу, он увидел Опанасова щенка Тяпу. И как только он мог сюда прибежать? В такую даль.
— Тяпа, — воскликнул Кирилка, не веря собственным глазам, — это ты?
«Конечно, я! Разве ты не видишь? Я все время бежал за тобой следом, от самых школьных ворот. И вот теперь мы здесь вместе!» ответил бы щенок, если бы умел говорить.
Но вместо всех этих слов Тяпа восторженно крутил остатком хвостика, уже давно отрубленного Остапом в надежде, что щенок будет породист. Но породы не получилось, а хвоста не осталось. Так Тяпа и рос самым простым бесхвостым дворняжкой… И теперь с поразительным мастерством вертел своим куцым хвостиком, не спуская восхищенных глаз с краюшки хлеба, которую Кирилка вынес из булочной.
По всему было видно, что Тяпка просто счастлив этой встречей.
Но и Кирилка был в восторге.
Какая удача! Иметь рядом друга, с которым в любой момент можно поделиться сомнениями, получить разумный совет — это ли не прекрасно?
А на Севере этого же друга можно запрячь в санки и явиться к отцу в своей собственной упряжке.
Опанасу можно послать телеграмму, чтобы он не волновался. А потом ему можно привезти живого медвежонка или тюленчика…
И Кирилка решил немедленно выяснить на этот счет мнение щенка.
— Тяпа, — сказал он, присаживаясь на корточки к щенку, — хочешь вместе на Север? Да или нет?
В ответ на это предложение пес восхищенно взвизгнул, облизал Кирилкин портфель, руки, подбородок и ткнулся носом в краюшку.
Это означало полное согласие!
Когда же, разделив по-братски хлеб, путешественники съели все до самой маленькой крошки, у щенка исчезли последние сомнения.
На Север, на Север! Ни о чем другом не могло быть и речи.
Кирилка бодро шагал в своих колоссальных валенках, полный веры в будущее, старательно обходя лужи и стараясь не увязнуть в густой снежной размазне.
Тяпка же рысцой трусил впереди, вопросительно оглядываясь на товарища: не сбились ли они с пути?
Они благополучно добрались до железной дороги, проскользнули под товарным составом, нашли пустой дачный поезд и вскарабкались на площадку вагона. Тяпу пришлось подсаживать, такие у него оказались коротенькие ножки. Впрочем, и самому Кирилке это далось нелегко. И если бы не полено, которое лежало у вагона, экспедиция на Север, вероятно, закончилась бы у вагонной подножки.
В вагоне же оказалось очень интересно. Сначала Кирилка с большим удовольствием покрутил опрокидывающиеся пепельницы. Потом он спустил и поднял парочку столиков под окнами. Это тоже оказалось довольно увлекательным делом, тем более что столики опускались с оглушительным грохотом. После столиков Кирилка даже попытался откинуть и укрепить вторую полку. Но это ему, однако, оказалось не по силам, и после некоторых усилий он бросил полку, которая с громким стуком упала на прежнее место, а сам Кирилка смирно сел в уголок и принялся ждать паровоза.
Между тем Тяпа обследовал все бумажки на полу и в плевательницах и, обнаружив кусочки хлеба и головку воблы, с удовольствием закусывал.
И вдруг на площадке с грохотом хлопнула дверь, порыв ветра влетел в вагон, а вслед за ветром ворвалось румяное существо небольшого роста, вооруженное веником, тряпкой и мусорным ведром.
— Здрасте-пожалте! — закричало на весь состав это существо раскатистым голосом. — Явились!
Кирилка испуганно вскочил, а Тяпа, поджав хвост, убрался под лавку.
— Зно́ву явились? — продолжала краснощекая крикунья, упираясь в бока крепкими кулаками. — Как мне понадоедали ти голопузы хлопчата, якие по вагонам лазают и убирать мешают! Кто вас просил? Я, чи кто?
Напрасно Кирилка пытался объяснить, что они с Тяпой никогда еще по вагонам не лазали и лазать не собираются, он и рта не мог раскрыть. Уборщица наступала на них в неописуемой ярости и орала во всю глотку:
— Марш отсюдова сей минутой! Без оглядки… Марш, голопузы несчастные!..
Что тут оставалось делать?
Кирилка и Тяпа поскорей и без оглядки убрались из вагона.
А уборщица с остервенением хватила веником по полу, отчего в вагоне начался настоящий среднеазиатский тайфун из окурков, бумажек, огрызков и прочего разного мусора…
В другое время Кирилка наверняка бы пал духом и после такой неудачи отложил экспедицию на Север до другого раза, но что ему оставалось делать теперь? Не мог же он вернуться домой?
Он посоветовался с Тяпой и решил не отступать — нужно лишь найти какой-нибудь другой вагон, по которому уже прошлись веник и тряпка уборщицы.
Второй раз она ведь не придет туда, где один раз уже побывала?
Такой вагон они нашли.
— Она, кажется, тут была, — не совсем уверенно прошептал Кирилка, заглядывая под скамейку, нет ли там сора.
Но у Тяпы на этот счет не возникло никаких сомнений. Несмотря на самые тщательные поиски, ему не удалось обнаружить не только селедочной головки, но даже самого простого окурка, который можно было бы пожевать за неимением ничего более съедобного.
И что за чудо был этот вагон!
Мало того, что на всех окошках висели белые занавески с кисточками. Мало того, что стены были выкрашены отличной светлоголубой краской и что на этих блестящих стенах были разные забавные картинки вроде трех свинок, серого волка, Мойдодыра и Бармалея, на каждом столике лежала чистая салфетка и стояла электрическая лампочка под шелковым абажуром в виде тюльпана.
