Анвер Бикчентаев - Прощайте, серебристые дожди...

Его заместитель Микола Федорович, медик без медицинского образования, тоже изрядно измотался за эти сутки, однако изо всех сил боролся со сном.

Этот час был вроде бы малым привалом для изнемогающих от усталости мальчишек-санитаров. Благо, что пока не надо менять повязки, измерять температуру, поить раненого или переворачивать его с боку на бок.

Особенно худо было этим юным санитарам, когда кто-нибудь из обреченных на смерть настойчиво их допытывал: «Доживу, миляга, до утра или нет?»

И они заверяли: «Обязательно! Еще как повоюем!»

А что им оставалось делать?

Какое там завтрашнее утро! Мальчишки не ручались за следующий час. В любое мгновение фашисты могли возобновить атаки и опрокинуть слабые заслоны теснимых со всех сторон партизан. Боевая обстановка была хуже некуда!

К тому же боеприпасы на исходе. Продовольствия в отряде нет.

Глядя на впалые щеки мальчишек, на их тощие шеи, на глаза, вопящие о безмерных страданиях, хотелось спросить: что за чудо, что за могучая сила удерживает их на ногах, не дает упасть, смириться?

Той силой являлась Родина. И пожалуй, еще вера в своего командира.

Весь отряд был твердо уверен, что Оксана Белокурая и на этот раз вызволит их из беды, как вызволяла неоднократно. Кроме того, каждый знал и о себе: в час испытания он не подведет товарищей, не осрамит свой отряд.

— Сейчас самое главное — нащупать, где жидковата немецкая подкова, и вдарить! — неожиданно проговорил Азат, невольно выдавая свои затаенные мысли.

— «Вдарить»! — передразнил его Микола Федорович. — Тоже мне Тактик Стратегович! Все это знают — вдарить! Только где оно, слабое место, я тебя спрашиваю?

— На то есть разведка! — горячился Азат. — Я это к тому, что если надо будет кому-то пойти доброхотно, то я…

— Я бы на твоем месте помалкивал, — осадил его Микола.

— Думаешь, не доверят?

— Я не знал, что ты такой чокнутый. Тебе, если хочешь знать, после контузии положен полный госпитальный режим!

— Который раз толкуешь одно: контужен да контужен! Я хоть разок пожаловался? Ну пожаловался или нет?

— Это не имеет значения.

Мишка-поваренок не принимал участия в перебранке друзей. Он был поглощен тем, как бы получше обернуть вокруг ног портянки. Мишка знал, какое значение имеют портянки на войне: не раз случалось, что из-за них человек погибал. В боевой обстановке за ногами уход да уход нужен.

Лишь, после того как обулся, Мишка-поваренок весело сказал:

— Я, например, не контужен, и мне не положен госпитальный режим.

— Ну и что?

— Портянки перемотаны, значит, у меня готовность номер один. Остается доложиться командованию: так, мол, и так, к выполнению боевого задания готов!

Мишка прихвастнул, конечно. Поэтому Микола Федорович сердито уставился на сороку-белобоку, раскачивающуюся на соседней березе, словно желая получить от нее ответ: как пропесочить некоторых зарвавшихся пацанов?

Болтливая птица, к его удивлению, промолчала, одним словом, не просорочила. Она тоже, наверное, не знала…

— Мальчишки в разведке удачливы, — стоял на своем Мишка-поваренок. — Там, где взрослому не проехать, не пройти, мы и прошмыгнем и проскочим!

— Эх ты, голова! — сказал помощник военного фельдшера, недвусмысленно показывая на то место, где у человека находится черепок. — Вот тут у тебя, кажется, минус плюс минут… Как я понимаю, обстановочку ты не знаешь!

Мишка в долгу не остался:

— Обстановочка обыкновенная, воюем!

Но не таковский человек Микола Федорович, чтобы сдаваться.

— Страх как не люблю, когда кто-нибудь хвастает, — нахмурился он. — Не хотел я тебя обидеть, да придется: понимаешь ли, мешком ударенный ты человек, что там, и там, и там — немцы!

— А там, где большак и железная дорога?

— В той стороне кое-что похуже, чём даже карательный гитлеровский отряд, — зыбучие болота к тому же. Скумекал?

— Значит, вокруг нас не подкова, а полное окружение? — ахнул Азат.

— А ты как думал? У партизан всегда полное окружение.

Азат Байгужин хотел было спросить, а где же выход из их окруженного положения, есть ли какая-нибудь малюсенькая надежда выкарабкаться или ее совсем нет, той надежды, но так и не спросил, увидев командира отряда.

Обойдя носилки, на которых лежал раненый, и постояв возле спящего дяди Вани, Оксана Белокурая подошла к Миколе.

— Твой НЗ на полном исходе? — спросила она.

— Израсходовал до последнего грамма, товарищ командир! Со вчерашнего дня весь запас вышел, если не брать в расчет бруснику и грибы. Но напоить напоил, товарищ командир!

Он не сказал «раненого». И так, без уточнения, ясно было, о ком идет речь.

— Н-да, — задумалась Оксана Белокурая. — Ну ничего. Что-нибудь да придумаем. А пока поддерживай в нем дух, как умеешь. Это тоже хлеб насущный. Лады?

— Лады, товарищ командир.

— Трудно? — в упор глянула она.

— Трудно, товарищ командир, — сознался Микола Федорович.

Другой бы на его месте похвастал. Дескать, нам усталость нипочем. Или дал уклончивый ответ: чувствуем мол, трудность, но терпеть можно.

Командир, однако, осталась довольна честным ответом бойца.

Всем людям, даже тому, кому исполнилось едва четырнадцать лет, известно, что льстецы не уживаются в партизанском лесу. Ей-ей, здесь нечего делать типу с лисьей мордочкой и собачьим хвостом, он за версту просвечивается, несмотря на то что дерево к дереву рядышком стоят и частенько из одного окопа другого не видно.

После того как выяснилось, что НЗ военного фельдшера израсходован и что ему трудно на этой проклятущей войне, командир отряда долго глядела себе под ноги. Может, земля, самая обыкновенная суглинистая почва с запахом болотца, должна была ей ответить на вопросы, которые в данную минуту ее терзали?

После затянувшегося молчания, точно очнувшись, командир отряда подняла голову, посмотрела на Миколу Федоровича, потом перевела свой, взгляд на Азата Байгужина. Казалось, она впервые увидела длинную тощую шею своего верного адъютанта и крайне поразилась… Старая гимнастерка с заплатками, снятая с чужого плеча, подчеркивала его тщедушную фигуру.

Оксана Белокурая вздохнула. Ее взгляд, казалось, говорил: «Если б моя воля, ты бы сейчас сидел за партой. Или нет. Сейчас разгар лета. Бегал бы ты где-нибудь на приволье… Может, даже возле синего моря. А вместо этого я гоню тебя и таких, как ты, хлопчиков, случается, на смерть».

Но такие слова не были произнесены. Было спрошено: — Отоспался после ночного дежурства?

— Отоспался! — воскликнул Азат поспешно, опасаясь, что Микола каким-нибудь неуместным заявлением все испортит. — Выздоровел! — еще раз подтвердил он.

— Коли так, бери карабин и следуй за мной!

Пока Микола Федорович раздумывал, что ему сказать, Оксана Белокурая успела нырнуть в лес. Азат без раздумий кинулся вдогонку и второпях чуть вещевой мешок не забыл.

Так-то вот изменчива военная судьба. Только что сидели и гадали, что ждет их впереди. Пошлют или не пошлют их, мальчишек, на боевое задание? И за какой-то миг жизнь, можно сказать, перевернулась. Азат Байгужин сразу сообразил, куда спешит командир — в самое пекло. Впереди, ближе к большаку, время от времени возникала перестрелка. Там и есть пекло!

Азат следовал за командиром впритык, не отставая и не опережая. Другого распоряжения, кроме как «за мной!», не последовало. Однако это совсем не значило, что Азат не знает главную свою задачу на данный отрезок времени. Его обязанность, как и всегда в таких случаях, оберегать командира. Это и без всякого дополнительного приказа ясно.

Идя по стопам командира, Байгужин беспокойно вертел головой. Божьи птички чирикают себе, почти, что на довоенный манер. И тишина стоит, какая полагается в дремучем лесу. Казалось, иди спокойно да внимательно гляди под ноги, чтобы ненароком не споткнуться о какую-нибудь пень-колоду.

Бывалый воин, однако, не клюнет на такую приманку — тишину. Стоит тишине усыпить твою бдительность, и заработаешь себе пулю в лоб. Смерть метит в тебя из-за любого ствола, из любой ямы.

В лесном бою побеждает тот, кто успевает открыть Огонь первым.

Не потому ли карабин висит на груди Азата Байгужина, а не за спиной? Не потому ли его палец лежит на скобе, рядышком со спусковым крючком? Конечно, палец на скобе тоже таит в себе немалую опасность: стоит чуть-чуть оступиться, как вместо скобы нажмешь на спусковой крючок. Однако приходится рисковать.

Чего уж тут мудрствовать, вся жизнь солдата состоит из постоянного риска. Не первый раз Азату приходит в голову самая что ни на есть шальная мысль: вот бы прямо на глазах командира схватиться с каким-нибудь отъявленным фашистом или продажной Шкурой — полицаем! Азат Байгужин сумел бы показать, на что он способен.