Лидия Чарская - Том 29. Так велела царица Царский гнев Юркин хуторок
— Милости просим! Спасибо! Спасибо! Спасибо!
Остальные три мальчика гнались по пятам и хохотали во все горло.
А через пять минут, когда красный, освеженный купаньем Фридрих Адольфович появился на пороге террасы, они снова, как ни в чем не бывало, сидели все трое на своих местах и озабоченно твердили, перекрикивая один другого: Есть — essen. Спать — schlafen. Бегать — laufen.
* * *Наступил вечер. Птичница Аксинья, порядком таки уставшая за день, уже укладывалась на покой, прибрав и перемыв после ужина посуду. Митька — тот уже давно храпел, удобно растянувшись на лавке.
Помолившись Богу и положив несколько земных поклонов, Аксинья полезла на лежанку, где на ночь устраивала себе постель. На лежанке было тепло и уютно. Толстая птичница с удовольствием протянула усталые ноги и, закрыв глаза, сладко зевнула на всю избу. И вдруг, в ту самую минуту, когда приятная дремота уже подкралась к отяжелевшей голове Аксиньи, чей-то резкий, крикливый голос прокричал отчетливо на всю избу:
— Караул! Караул! Караул! Спасите!
Аксинья в ужасе вскочила с лежанки.
— Господи, помилуй! — испуганно озираясь, произнесла она. — Грабят кого-то, не то режут на голубятне. Митька, а Митька! — расталкивая своего приемыша, залепетала она. — Да проснись же ты ради господа! Не слышишь разве?
Когда, разбуженный толчками тетки Митька вскочил, протирая сонные глаза, сверху опять послышались крики, еще яснее и отчетливее прежних:
— Спасите, помогите! Караул! Фриценька! Караул, караул, караул!
И тотчас же к этим крикам присоединилось отчаянное гульканье голубей и такая возня, какой никогда не было еще на голубятне над птичницыной избушкой.
Но Аксинья не слышала уже ни возни, ни гульканья: она быстро набросила на себя платье и, перепуганная насмерть, со всех ног кинулась из избы в господский дом…
Как раз в это время все семейство Волгиных сидело за ужином. Юрий Денисович объявил детям новость, доставившую им большее удовольствие. Сегодня вечером лесничий прислал ему приглашение устроить назавтра пикник. Мальчики так и запрыгали от радости, даже по бледному личику слепой Лидочки пробежала радостная улыбка. Слепая Лидочка всегда радовалась каждому удовольствию, доставляемому ее братьям.
— А Фридрих Адольфович знает об этом? — спросил отца Бобка, так и сияя весь от удовольствия.
— Нет еще, друг мой, не знает. Он, вероятно, занят в своей комнате. Можешь пойти и объявить ему новость, — отвечал Волгин сыну.
Но Бобке не пришлось идти в комнату гувернера объявлять ему приятную новость. Он сам появился неожиданно на пороге с встревоженным, взволнованным. лицом.
— О, господин Вольгин, — заговорил Гросс вздрагивающим от волнения голосом. — У меня слюшилось несшастье, большая несшастье! У менэ пропал попка…
— Кто пропал? — переспросил в недоумении Юрий Денисович.
— Попка… Попагайка… Мой любимый попагайка. Молодой князь подарил менэ попагайка, а я хотел его подарить вашим детям… и ушил его говорить побольше, чтобы сделать один маленький суприз для ваших мальшик, и вдруг… Попка пропал, ушла из клетка…
— Слышишь, Сергей! — незаметно подтолкнул Бобка Сережу. — Он хотел его подарить нам, а мы-то…
— Этот попагайка для меня самый дорогой сувенир от князя Витеньки, — продолжал горевать Фридрих Адольфович, — и он погиб, его съела кошка… О, што за горе! Што за несшастье!
И на глазах бедного старика даже навернулись слезы.
— Милый, милый господин Гросс, — прозвучал трогательный, нежный голосок Лидочки, — . какой же вы, однако, добрый! Вы так любите вашего попугая и хотели отдать его моим братьям!
— О, да! Я любиль его! Я ушиль его говорийт слова каждое утро и хотэл его сделайт хороший подарок, и вдруг… Ви никто не догадался о его присутствии у менэ; я закривал дверь и ушил его, ушил его, ушил, ушил…
— Он его для нас учил, — снова зашептал Бобка, уже готовый в свою очередь удариться в слезы, — а мы его так обиде…
Мальчик не договорил: как раз в эту минуту в столовую ураганом ворвалась птичница Аксинья и, бухнувшись с размаху на колени перед Юрием Денисовичем, заголосила на весь дом:
— Батюшка-барин! Спасите! Помогите! Воры у меня на голубятню забрались, грабят кого-то, убивают! Пойдемте туды, голубчик-барин! Да людей кликните! Одни-то не ходите! Людей возьмите! Да скореича, чтобы они, чего доброго, не убегли!
— Кто? Что такое? Воры? Быть не может! — вскричал взволнованный не на шутку Юрий Денисович.
— Ей-богу же воры, барин, — с ужасом рассказывала птичница. — Я это лежу, а он-то как завопит: "Караул! Спасите! Помогите!". Да словно не человечьим голосом. А потом словно не по-нашенскому слово сказал.
— Это попка, — прошептал Сережа и взглянул на Юрика.
Бобка — тот давно уже трясся от страха, а Юрик стоял заметно побледневший, взволнованный и только покусывал дрожащие губы.
Вдруг Фридрих Адольфович ударил себя ладонью по лбу и радостно вскричал:
— Не пугайт, бога ради, не пугайт ви, Аксюшня… Это мой попагайчик кришал все тот слов, што я ево ушил! Не пугайт и идите все за мною!
И он со всех ног бросился бежать к избе Аксиньи. За ним последовал Юрий Денисович, за Юрием Денисовичем Юрик, за Юриком Сережа, за Сережей Бобка. Шествие замыкала Аксинья. Все они направились к домику птичницы на задний двор. По дороге к ним присоединились еще кухарка Матрена и веселая Евгеша.
По скрипучей лестнице и господа, и прислуга поднялись на голубятню, не без труда пролезли в крошечную дверку, и вдруг неожиданный смех, вырвавшийся из груди всех присутствующих, разом наполнил все углы и закоулки Волгинского хуторка. И нельзя было не рассмеяться при виде уморительного зрелища, представившегося глазам поздних посетителей голубятни. Посреди нее на полу важно расселись в кружок серые, белые и пегие голубки, тихо погулькивая и глядя любопытными глазами на попку, находившегося в середине этого круга. Он же преспокойно восседал на какой-то жердочке и, поминутно покручивая своей хохлатой головкою и пригибая ее книзу, точно раскланиваясь с окружавшими голубями говорил своим резким, пронзительным голосом:
— Будьте здоровы! Будьте здоровы, будьте здоровы!
При виде людей голуби разом всколыхнулись и, зашумев крыльями, вылетели один за другим в слуховое оконце голубятни. А попка, смешно ковыляя, бросился со всех ног к Фридриху Адольфовичу, вскочил ему на плечо и, чмокнув его в самые губы своим клювом, проговорил скороговоркой:
— Очень рад! Очень рад! Фриценька и попочка — два друга, два друга, два друга!
Это было и смешно и трогательно в одно и то же время. На глазах Гросса блестели слезы, и он горячо целовал розовые и зеленые перышки своего любимца.
Аксинья, которая, как и Митька, не подозревала о существовании говорящих попугаев, едва не закричала от страха при виде такого необыкновенного зрелища.
— Но как же, однако, он мог попасть сюда? — заметил Юрий Денисович. — Дети, может быть, кто-нибудь из вас знает, как это случилось? — обратился он к сыновьям.
Маленькие виновники происшествия молча потупили глаза в землю и молчали, переминаясь с ноги на ногу. При виде этого смущения Юрий Денисович сразу понял, в чем дело.
— Юрий! — позвал он второго сына. — Я хочу знать правду: говори все, что ты знаешь!
Юрик, никогда еще никому не солгавший, выступил вперед, красный от смущения, не утаив ничего, рассказал все подробно отцу про общую неуместную шутку.
— О-о! — проговорил Фридрих Адольфович печальным голосом, когда Юрка окончил свою исповедь. — А я-то еще хотел сдэлайт суприз, нишево не говорил про мой попагайчик! Лючше било бы, когда ви все знал!
— Разве вы не знаете, — начал строгим голосом Юрий Денисович, — что распорядиться чужою собственностью, — это все равно, что присвоить ее себе? — и он пристально взглянул в лицо каждого из сыновей.
Мальчикам было очень совестно, неловко и неприятно — и от своей глупой проделки, и от строгого, испытующего взгляда отца.
— Вы должны быть наказаны, — заключил тем же тоном Волгин, — завтра вы не пойдете в лесной домик и по вашей милости пикник не состоится.
Тут лица всех трех мальчиков разом вытянулись и потускнели. Они не ожидали, что их новая проделка будет иметь такой скверный конец. Наказание было очень строго и чувствительно для маленьких проказников. Они так радовались предстоящему пикнику и заранее предвкушали всю прелесть чудного удовольствия!
Печально понурившись, разошлись дети по своим кроваткам, и каждый из них долго не мог уснуть в эту злополучную ночь.
* * *Противный! Гадкий! Скверный! Я ненавижу его всем сердцем! У-у, как ненавижу! Из-за него, из-за его противного попугая мне испортили целый день! Никогда этого не прощу и не забуду ему, гадкому, скверному!
