Дина Бродская - Марийкино детство
Но вот в один из январских дней, после большой стирки, доктор вошёл в кухню, завешанную мокрым бельём. Он сказал Поле, что, к сожалению, не может больше держать двух служанок, и протянул ей листок, где было написано: «Пелагея Ивановна Внукова честно и добросовестно прослужила у доктора Мануйлова в кухарках пять лет и ни в чём дурном не замечена».
Всю ночь Поля не могла заснуть. Она вздыхала, ворочалась на кровати, несколько раз вставала и пила воду из-под крана.
Марийке тоже плохо спалось. Она всё думала о том, куда они теперь с матерью поступят и какая им попадётся хозяйка.
Утром Поля сложила в сундук все свои фартуки и юбки, а сверху привязала одеяло и подушку.
– Никуда не уходи, береги вещи, – сказала она Марийке, – я схожу к Максимовне узнать насчёт места.
Марийка оделась и собралась было, как всегда, чистить хозяйские ботинки, но их почему-то с вечера не выставили. Тогда она взяла синий стеклянный кувшин, который не влезал в сундук, и принялась, от нечего делать, мыть его.
Пришла Катерина, растопила плиту и начала жарить на завтрак оладьи.
Марийка хотела было помочь ей натаскать дров, но Катерина так сердито посмотрела на неё и так ехидно поджала губы, что Марийке даже страшно стало. Она села на сундук с вещами и просидела на нём с кувшином в руках до самого прихода Поли.
Вечером Поля с Марийкой перенесли к Максимовне свой сундук и остались у ней ночевать – Шамборщиха с Вандой куда-то уехали, ив квартире, кроме Максимовны, не было ни души.
Марийка на цыпочках прошлась по пустым комнатам и заглянула в гостиную. Ей сразу вспомнились именины Ванды. Вон у того стола ей пришлось сказать Шамборскому: «комман ву портрет». Теперь в гостиной было холодно, тихо. Люстры и картины были завешены марлей.
В кухне Максимовна угощала Полю чаем с коржиками, жаренными на конопляном масле.
– Ох, нелегко тебе будет, Пелагея, сыскать место! – говорила она, покачивая головой. – Время тяжёлое, голодное, кто теперь прислугу возьмёт, да ещё с девчонкой. Самим жрать нечего…
– Схожу завтра к Саше, – сказала Поля, – может, он что посоветует.
– Что ж, сходи. Он парень толковый, да и в силу теперь вошёл. У большевиков в Совете, говорят, служит.
Переночевав у Максимовны, Поля с Марийкой отправились к Сашё-переплётчику. Больше они не знали никого, к кому можно было бы сходить посоветоваться.
– Ох ты, горечко! – вздыхала Поля. – Откуда такая напасть!
Ещё только вчера она спокойно стояла у плиты и жарила доктору блинчики, а сегодня даже неизвестно, где ей с Марийкой придётся ночевать.
Совет помещался в особняке богатого караима Шабада.
Каменный светло-коричневый дом был украшен лепными гирляндами цветов и фруктов. Две каменные женщины с толстыми шеями поддерживали затылками балкон. На балконе теперь стоял часовой с винтовкой в руках.
Поля потянула тяжёлую резную дверь. У входа, возле перил широкой мраморной лестницы, стоял огромный медведь. В вытянутых передних лапах он держал поднос.
– Мама, медведь… – зашептала Марийка. – Он, верно, учёный…
– Это чучело, – сказала Поля.
Они поднялись по ступенькам, застланным ковром, и вошли в коридор. В конце коридора, заваленного ящиками и мешками, на кожаном диване сидело несколько красногвардейцев. Они читали какую-то записку и смеялись. Из соседней комнаты доносились цоканье пишущей машинки, и чей-то хриплый голос, надрываясь, орал: «Алло! Станция Пятихатки! Алло!»
– Вам кого нужно? – спросил один из красногвардейцев у Поли.
Поля сказала.
– Он здесь, сейчас поищу.
Красногвардеец пошёл в глубь коридора.
Через минуту вышел Саша. На нём была надета старая солдатская шинель, через плечо висел наган.
– Вот не ждал гостей! – сказал Саша. – Здравствуйте, Пелагея Ивановна. Кучерявая, здравствуй…
– Мы на минутку забежали, – сказала Поля.
– А что случилось?
– От места отказали.
– Ну, а где же вы теперь будете жить?
– Сегодня у Максимовны ещё переночуем, а завтра хоть на улицу иди. Максимовна ведь тоже у чужих людей живёт. Вот и пришла я к тебе, Сашенька, за советом. Сам знаешь, у нас, кроме тебя, никого нет… Печник Полуцыган вчера рассказывал, будто рабочих с Культяповки переселяют в барские дома. Может, и нам с Марийкой хоть чуланчик какой-нибудь дали бы?…
– Зачем же чуланчик? – сказал Саша. – Дадут вам хорошую комнату. Поступите, Пелагея Ивановна, на работу и заживёте с Марийкой по-новому. Верно говорю, кучерявая?
– Верно, – вздохнула Марийка.
– Ну, идём.
Саша повёл их куда-то по коридору.
– Товарищ Пахоменко, можно тебя на минутку? – остановил он какого-то парня с забинтованной головой.
Тот оглянулся и, сдвинув с уха повязку, внимательно выслушал Сашу.
Поля с Марийкой стояли молча и ждали. Пахоменко повернулся к Поле:
– А где вы раньше жили, гражданка?
– У людей жила. Пять лет без одного месяца у доктора Мануйлова прослужила, а вчера выгнали нас с дочкой прямо на улицу. Пришли вас просить, может, дадите нам хоть каморочку какую-нибудь.
– А вот сейчас посмотрим, – сказал Пахоменко, – идёмте.
Они вошли в комнату, где цокала пишущая машинка. Там толпилось множество народу, входили и выходили красногвардейцы, какая-то старуха в бархатной шубе и в валенках плакала и топталась у всех под ногами. В углу сидела женщина в тулупе. Она развешивала на маленьких весах пайки и тут же раздавала их красногвардейцам, которые рассовывали сахар и табак по карманам.
Пахоменко подошёл к письменному столу, вытащил из ящика тетрадь и стал её перелистывать. Марийка стояла, вцепившись в рукав Саши-переплётчика. Она боялась, что он уйдёт, и тогда они не получат комнаты, о которой он говорил.
– Понимаешь, какая история, – говорил Пахоменко, тыкая пальцем в тетрадь, – с комнатами у нас, гражданка, сейчас туговато. Вчера переселили из Культяповки восемнадцать рабочих семей да пять семейств с лесопилки…
– А что, Пелагея Ивановна, если вам у доктора, у Григория Иваныча, поселиться? – перебил Пахоменко Саша.
– Что ты, Сашенька, разве можно! – испугалась Поля.
– Верно! – воскликнул Пахоменко. – Как же это я про докторскую квартиру не подумал! Там вас и поселим. Сколько у них комнат?
– Шесть комнат да кухня.
– А сколько людей живёт?
– Три человека семьи и ещё горничная.
– Выходит, на каждого человека по две комнаты. Просторно живут. Сейчас напишу вам ордер.
– Да как же это, Сашенька, – сказала Поля, обернувшись к переплётчику, – разве можно нам у доктора комнату отбирать? Елена Матвеевна нас со света сживёт.
– Ничего, Пелагея Ивановна, они вам не сделают. Пожили вы на кухне – хватит с вас.
Пахоменко подписал маленькую голубую бумажку и протянул её Поле.
– Вот вам ордер, идите и занимайте у доктора комнату, какую захотите. А чтобы не было волынки, с вами пойдёт вот этот товарищ красногвардеец.
– Да как же я доктору в глаза посмотрю… – начала было Поля.
– Ну, Пелагея Ивановна, выбирайте: либо вам занять комнату у доктора, либо с ребёнком на улице ночевать.
– Ладно уж, – махнула Поля рукой. – Идёмте.
НА НОВОСЕЛЬЕ
Поля с Марийкой пошли впереди. Вслед за ними шагал вооружённый красногвардеец.
Вот дом Сутницкого. Сенька и Машка бегают по двору на деревянных коньках-самокатках.
– Гляди! – закричала Машка. – Докторская Поля с Марийкой арестованные идут!…
– Здесь, что ли? – спросил красногвардеец, входя в парадный подъезд.
– Здесь-то здесь, – нерешительно сказала Поля, – только лучше бы с чёрного хода пойти. У нас только вчера полы натёрли, наследим…
Красногвардеец повернул голову, взглянул на Полю и, не сказав «и слова, начал подниматься по лестнице.
Остановившись возле дверей доктора Мануйлова, он что есть силы три раза подряд дёрнул звонок. У Марийки от страха даже мурашки по спине забегали.
Остановившись возле дверей доктора Мануйлова, красногвардеец что есть силы три раза подряд дёрнул звонок.
«Что будет, что будет!» – думала она, уцепившись за Полин локоть.
За дверью послышались шаги. Поля с Марийкой невольно отступили в сторону, и когда доктор распахнул дверь, он их даже и не заметил.
– Это вы будете гражданин Мануйлов? – спросил красногвардеец у доктора.
– Я. В чём дело?
– Будьте такие добрые, покажите вашу квартиру.
Поля с Марийкой остались стоять на площадке. Они слышали, как доктор говорил, что врачей не имеют права уплотнять, и вслух читал ордер:
– «Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов предоставляет право гражданке Пелагее Ивановне Внуковой занять одну комнату в квартире гражданина Мануйлова».
– Что? – завизжала в передней Елена Матвеевна. – Вселить мою бывшую кухарку? Безобразие! Мы будем протестовать! Пусть вселяют кого угодно, только не эту женщину…
