Ирина Шкаровская - Никогда не угаснет
Нет, просто от досады заплакала она, от обиды, понимаешь, Инка? Посмотрела девушка на себя глазами командира и живо представила, как выглядит. Нос синий, на лбу грязь, и шинелька вся в грязи. А ноги?! Тошно подумать даже. На одной ноге ботинок, а на другой сапог. Что ж поделать, если такая ей, невезучей, обувка попалась. А командир наклонился с коня и всё смотрел на неё, на девушку. А она, глупая, не знала, что такой, как есть, понравилась ему.
Маруся умолкла, посмотрела на Инку.
— Смешная история?
— Нет, — покачала головой Инка. — Хорошая история. А что было потом?
— А потом был вечер. После того, как, сидя у кювета, бойцы обсудили операцию, командир предложил девушке пройтись. Она умылась, надела башмаки подруги и пошла с командиром в лес. Они долго гуляли. Дождь прошёл и потеплело. На верхушках сосен, на пожелтевших клёнах горело солнце. Командир подарил девушке свой браунинг и сказал, что давно её приметил. Когда они навсегда покончат с бандами, он не отпустит её от себя никуда, до конца жизни. Ну вот и всё.
— И что же… — Инка вскочила с подоконника, широко раскрытыми глазами глядя на Марусю, спросила: — И он не отпустил девушку от себя?
Долго молчала Маруся. И, наконец, сказала:
— На следующее утро командир ускакал с двумя бойцами в Холодный Яр. Вечером вернулась его лошадь. А сам он лежал, привязанный к седлу, иссеченный бандитскими шашками. В тот день девушка поседела.
— Поседела… — беззвучно повторила Инка и посмотрела на седую прядку в волосах Маруси.
Концерт
Концерт, посвящённый Международной детской неделе, открыл шумовой оркестр.
Занавес медленно распахнулся. На длинной скамье сидели с торжественным видом музыканты. Вовка Черепок в белой рубашке, с красным галстуком на шее и с дирижёрской палочкой в правой руке, вышел вперёд и, изысканно поклонившись публике, объявил:
— «Музыкальный момент» — произведение Шуберта.
Шум постепенно стих. Соня села за рояль, взяла несколько аккордов. Оркестр заиграл. Сначала засвистели бутылки, потом вступили в строй трещотки, за ними гребешки, обёрнутые папиросной бумагой, деревянные ложки. Радостная мелодия заполнила зал.
Концерт происходил в рабочем клубе Январского района. В числе зрителей были: Владимир Харитонович Янченко — партприкреплённый отряда, седоусый слесарь Пётр Максимович, тётя Мотя и ещё многие рабочие механического цеха «Ленинской кузницы», которые однажды были свидетелями позора Черепка. Они знали, что после того памятного собрания в красном уголке с мальчиком произошли великие перемены. Во-первых, он бросил курить, во-вторых, ликвидировал все «неуды» и получил несколько «очхоров».
Зрители улыбались. А Вовка! Чего только не выделывал Вовка. Он то размахивал двумя руками, то кивал головой и хмурился, то улыбался и, наконец, в последний раз взмахнув своей дирижёрской палочкой, остановился.
Затем был исполнен «Марш Будённого». Тут участвовали вертушки, бубенцы и свистульки (великолепный музыкальный инструмент, состоящий из двух кусочков жести, связанных ниточкой). Пришлось музыкантам «на бис» повторить этот номер трижды. С таким же успехом прошли и остальные номера — выступление хора, коллективные частушки живгазеты, посвященные последним международным событиям.
Затем на сцене появились Стёпка и Юлька, одетые беспризорными. Это и был тот номер, который они готовили по секрету от всех. Держась за руки, Юлька и Стёпка запели песенку о двух бедных беспризорных, которые бродят по городу голодные и несчастные. Кончалась песенка тем, что беспризорные попадают в детдом. И, наконец, начался последний, заключительный номер программы. В зале погас свет. Из-за раздвижной китайской ширмочки вышла Юлька в китайском костюме, загримированная под китаянку. Живгазетчики и оркестранты вошли в зал и расселись между зрителями. Под аккомпанемент Сони Юлька запела необыкновенно красиво и печально:
Кто знает песнь о верном сынеОдной из дальних, дальних стран…Солдат китаец жил в Пекине,Простой китаец Лио Ан.
— Простой китаец Лио Ан, — повторили живгазетчики, сидящие в зале. А Юлька пела дальше:
На свете странного немало.В Пекине есть такой закон.Что вдоль посольского кварталаПроход китайцам воспрещён…
Мёртвая тишина наступила в зале, и в тишине этой только звучал высокий и нежный Юлькин голос да грустные звуки рояля.
— Как она поёт! — шепнула Инке Вера. — Ты только посмотри, как все слушают. — И Инка мельком взглянула на сидящего рядом с ней лысого мужчину. Задумчиво глядя на Юльку, он всё время покачивал головой в такт её пению.
Инка переводила взгляд с одного зрителя на другого, и в душе её росла гордость за Юльку — бывшую беспризорную девочку, которая, так сумела покорить своим пением слушателей.
Когда Юлька закончила, на сцене появились Сима и Рэм.
— Граждане! Дорогие товарищи! — начал Рэм.
— Дорогие зрители! — повторила Сима. — Кантонская коммуна погибла!
— Да здравствует Кантонская коммуна! — выкрикнул Рэм. — Слушайте меня, товарищи. Суровые и тяжёлые дни наступили для китайского пролетариата. Расстреляны тысячи отважных китайских революционеров-коммунистов. В стране наступила чёрная реакция. Она хочет с корнем уничтожить революционный дух. В одном только городе чан-кайшист Ся Ду-лян расстрелял двести пионеров. Слышите, товарищи? Украинские пионеры хотят поддержать своих братьев. Пусть живут они, здравствуют и борются с подлой кликой Чан Кай-ши.
Рэм и Сима сошли со сцены, держа в руках кепки.
— Граждане! Внесите небольшую лепту… Кто сколько может в пользу пионеров Китая.
— Эй, милок! Иди сюда! — позвал Рэма пожилой рабочий. Вынув из кармана тугой кошелёк, он достал оттуда пять рублей и бросил в шапку Рэма.
— На, бери. На счастье пионеров Китая.
Пятёрки, трёшки, рубли, звонкие монетки летели в шапки Рэма и Симы.
Все зрители вышли провожать пионеров.
— Шагом марш! — скомандовал Рэм. Вася тронул палочками барабан, и отряд зашагал. Всё было хорошо. Сверкало майское небо, кивали верхушками каштаны, и настроение у всех было расчудесное. Инке хотелось петь, прыгать, смеяться. Даже то, что Стёпка и Юлька шли рядом, весело переговариваясь, не испортило ей настроения. Нет, испортило, но только самую чуточку.
Симины советы
Пели горны, рокотали барабаны, и красный картонный гроб с надписью: «Здесь покоится его величество мировой капитал», плыл над городом. И наши пионеры, отряд девяносто пятой школы, вместе с коммунарами шагали по городу. Впереди колонны выступали два барабанщика — Вася и Стёпка. А за барабанщиками тридцать человек несли художественное оформление. Фигуры изображали фабрикантов, генералов, Муссолини и Макдональда. На фигурах были надеты чёрные пиджаки, а на фанерных их головах красовались блестящие, чёрные цилиндры. Цилиндры были сделаны из картона и обклеены сверху глянцевитой бумагой. А за художественным оформлением ещё двадцать человек, и среди них Инка, несли огромный земной шар из дерева. Наверху стояла в шароварах и в полосатой спортсменке Юлька, с красной пятиконечной звездой в руке. А Стёпки Инка не видела. Его заслоняли от девочки уродливые фигуры Макдональда и Муссолини[4]. Стёпка тоже не мог видеть Инку. А вот Юльку, которая красовалась на земном шаре, сияющая и гордая, он, разумеется, видел. И, как на беду, вышло так, что именно она. Инка, должна была подпирать своим плечом земной шар. От жары и напряжения Инка вспотела. Нос у неё покраснел, и самое главное, ей было досадно. В душе её закопошились злые карлики и стали нашёптывать на Юльку:
— Противная Юлька, нехорошая… Гордячка. А ну, бросай этот земной шар — пусть летит вместе с Юлькой.
К шести часам вечера демонстрация, посвящённая Международной детской неделе, закончилась. Пионеры пошли в школу, чтобы там оставить оформление. Димка бережно свернул знамя и отнёс его в пионерскую комнату. Стёпка и Вася сняли барабаны. Наконец Инка смогла высвободить своё плечо из-под земного шара. Но Юлька вдруг крикнула:
— Эй, носильщики, подождите!
И, как настоящая акробатка, она ловко сделала кульбит в воздухе и легко спрыгнула вниз. Мальчишки зааплодировали, и Инка отвернулась, чтобы скрыть своё злое и хмурое лицо.
С демонстрации возвращались домой всей «святой четвёркой». Сначала проводили Соню до улицы Чудновского, куда она переехала жить к своей тёте, потом ушла Липа, за ней — Вера. Когда Инка осталась одна, в душу её снова заползли злые карлики и зашипели:
— Теперь Юлька будет дружить со Стёпкой, вот увидишь…
«А ну вас!.. — мысленно отмахнулась Инка. — Пусть себе дружат, мне безразлично. Не буду больше о них думать… Инка, — скомандовала она себе. — Я тебе приказываю: перестань о них думать, слышишь?»
