Лариса Романовская - Самая младшая
Дом в двенадцать этажей, еще один такой же дом, помойка в зеленом загончике, забор стадиона и кусок школы. Ну еще качели на детской площадке. Смотришь и знаешь, что будет дальше: с Бесом до конца дорожки, потом к бабушке в нижнюю квартиру, а там суп с фрикадельками, бррр! Мама сегодня поздно заберет Полину домой, а если ночью приснится плохой сон, то Нелю не разбудишь, она ведь уже уехала!
А больше у Полины никого нет.
– Тебя нет! Я тебя придумала… – шепчет Полина и смотрит справа от себя. Там грязный пятнистый снег и обломанная елка.
Бес скулит и очень сильно просится в кусты. У него сквозь намордник слюни капают.
Полина дергает поводком:
– Ну что ты от меня хочешь, глупая собака?
У Беса хвост бьется, как антенна на ветру.
– Уйди! Надоел! – Она разжимает ладонь, коричневая петелька поводка соскальзывает с перчатки. С птичьего куста срываются воробьи – брызжут во все стороны.
– Бес!
А вдруг он потеряется и убежит? Полина ведь его никуда не отпускала!
– Бес!
Он рычит и отбегает от Полины, а она проваливается в снег.
– Бес!
– Толик! – кричит женский голос за Полининой спиной. И еще раз: – Толик! Толик!
Полина смотрит на растопыренный мокрый куст. Воробьи с него улетели, а он все качает своими ветками, будто это струны, на которых играет кто-то невидимый. Невидимый, вот! Толик есть, но его не все видят. Полина про него знает, а увидеть – не получается. Но раз есть люди, которые умеют видеть будущее, то есть те, кто прошлое видит. Смотрит на человека и понимает, каким он был в детстве. Или на улицу смотрит и узнает, как на ней все было сто лет назад. (Хотя на месте Полининой улицы сто лет назад был дачный поселок, им в школе рассказывали.)
Все очень просто, оказывается!
– Толик! – Она хочет сказать это шепотом, но надо вслух! Обязательно!
Полина смотрит на белое небо, похожее на манную кашу, и кричит, сжав кулаки:
– То-лик!
С куста снова ссыпаются воробьи, которые, оказывается, уже туда вернулись. Бес несется к Полине, разбрызгивает снег. А еще рядом прыгает та маленькая собака в красной курточке, трясет бантом на своей челке.
Полина не ждет, что ей ответят. Она бежит на размокшую горку, а оттуда к тропинке и кусту. Руки у нее раскинуты в разные стороны, и одна ладонь немного сжата – будто Полина держит кого-то за пальцы.
«Ты не сердись на меня больше, пожалуйста!» – Она не шепчет и не кричит, а просто думает. Но так сильно, будто разговаривает. Полине кажется, что она все на свете может и умеет, и все, что она придумывает, на самом деле есть!
– Ах, какая негодяйская собака! А ну иди сюда! – К Полине приближается женщина в красной куртке. У нее еще и помада красная. Поэтому рот немножко как у клоуна. И все, что она говорит, получается не строгим, а смешным.
Они сейчас как в цирке: Полина – дрессировщица двух собак и с ними разные фокусы на арене показывает, а теперь пришел клоун и то же самое пробует делать, а получается смешно. Женщину-клоуна никто не слушается – ни Полина, ни Бес, ни даже ее собственная собачка с красным бантом. Все лают и смеются. Она тоже смеется своим огромным ртом.
– Все в грязи, прямо бегемоты африканские! И я с вами за компанию! Толька! Ах ты негодяйка! – Она подхватывает свою собачку, держит ее на вытянутой руке, а та болтает лапками. И видно, что на них надеты крошечные, просто кукольные сапожки. Это точно – собачий цирковой костюм!
Полина останавливает смех, словно икоту. Дышит медленно и крупно. И спрашивает, так тихо, будто женщина – директор школы или в полиции работает:
– Скажите, пожалуйста, а как зовут вашу собак… собачку?!
– Толя, – улыбается женщина и вынимает свободной рукой из кармана сигареты.
Хотя она могла сейчас и волшебную палочку оттуда вынуть или какое-нибудь кольцо всевластия. Это уже неважно. Потому что чудо произошло…
– Взаправду «Толя»? – сипло говорит Полина.
– Нет, – женщина улыбается, – ты не расслышала. Ее зовут Долли. Долорес…
Полина тоже улыбается – хотя губы у нее сейчас дрожат, как тот куст с воробьями.
– Понятно. Спасибо большое. – Полина хочет убежать, но у нее даже отвернуться не вышло. Словно нажали на кнопку «выкл» и остановили Полину. Мысли вдруг кончились.
– Хочешь жвачку? – Женщина смотрит на Полину внимательно и строго, как Инга Сергеевна на уроке, если Полина опять что-то потеряла или забыла принести.
– Хочу, но мне нельзя, – быстро говорит Полина. Это их на окружающем мире учили так, если на улице незнакомый человек подойдет. Хотя, если бы их не учили, она бы все равно так сказала, потому что жвачку совсем не хочется.
Бес вьется между женщиной и Полиной, у него поводок совсем намок, бабушка сразу догадается, что он бегал. Полина снова надевает на руку кожаную петлю:
– До свидания.
Женщина словно не слышит:
– А если тебе хочется плакать, надо обязательно съесть вкусное. И все пройдет! Верно говорю, Доллечка? Вот она, деточка моя, все понимает, такая умница! Видишь какое дело – у меня сын вырос, уехал. А муж взял и ушел, и никого у нас с Доллечкой больше не осталось… – У женщины на щеке вдруг появляется слеза. Такая огромная, как у клоуна в цирке. Только совсем не смешная.
– А у меня сестра старшая уехала, она замуж вышла и теперь с мужем живет. Я по ней скучаю. – Полине кажется, если она об этом расскажет, то женщина перестанет плакать. Потому что, если ты знаешь, что у другого тоже есть обида, твоя становится меньше.
К большой слезе добавляются еще две маленькие – на разных щеках. Их сперва было три, но собачка Долли одну слизнула.
– Видишь, жалеет меня, все понимает, моя девочка, все.
– Извините, – зачем-то говорит Полина. Вот бы Бес сейчас начал тянуть поводок – домой ну или хотя бы к птичьим кустам! Но он, как нарочно, сидит и чешет лапой за ухом.
Женщина плачет, а собачка Долли слизывает ее слезы. И снова трясет челкой с бантиком.
Полина смотрит себе под ноги: оказывается, в снегу так много отпечатков ее сапог. Кажется, что весь двор только ими и затоптан. Это она бесилась недавно. Следы кажутся окаменевшими.
– Знаете… – Полина хочет сказать женщине, что, если у кого-то есть собака, его уже нельзя назвать одиноким. И что собаки умеют любить. Но это будет немного неправдой: у Полины Бес тоже хороший, но он не может быть вместо Нели. – Знаете… – повторяет Полина: – Если вы все-таки не передумали, то угостите меня, пожалуйста, жвачкой.
Женщина роняет в снег зажигалку, потом Бес под ногами путается, потом к Полининым перчаткам снег прилип. А оказалось, что жвачка совсем невкусная, взрослая, с горькой мятой. Она как засохшая зубная паста.
Полина уже в подъезде выплюнула жвачку в ту коробку, куда рекламу из почтовых ящиков выкидывают, а потом отсчитала, сколько осталось в упаковке, и выбросила половину. Это она с Толиком поделилась, а он свою долю есть не стал, ему жвачку совсем нельзя, потому что в его времена никакой жвачки не было. А придумать, чтобы в прошлом все было не так, Полина не может.
Подозрительный Стас и такая же Полина
У нее сегодня было четыре урока, а у Стаса – восемь. Она на продленке Стаську ждала. Потом Полине надо было к бабушке идти уроки делать, а Стасу – на курсы ехать… Они поднялись к бабушкиной квартире, а на звонок только Бес лает, дверь не открывается. Стас начал баб Тоне звонить. А ее мобильник тоже в квартире один остался – сквозь дверь слышно, как он наперегонки с Бесом воет. Полина обрадовалась: бабы Тони дома нет, никто не станет ругаться на рейтузы намокшие.
Они на лестнице стояли, но Бес все время лаял. Из соседней квартиры чужая бабушка вышла. Она решила, что Стас с Полиной – воры. Полина объяснила, что так делать неправильно: если ты в глазок подозрительных людей видишь, надо в полицию звонить, а не самой их обезвреживать. Но соседка дверь закрыла. И велела собаку успокоить.
Они в верхнюю квартиру поднялись. Полина рейтузы сняла, с них лед уже стаял. Стас сказал в мобильник «озвереть» и «я все понял». Велел Полине уроки делать. А Полина никогда сразу за уроки не садится, тем более если баба Тоня не следит. И вообще, учебники в нижней квартире лежат, а она голодная.
Стас взял стакан растворимой лапши и начал ее из чайника поливать. Сразу такой запах начался! Полина не знала, что дома эта быстрая лапша есть. А ее, оказывается, стаканов пять. И все с разными вкусами! Можно есть всухую, так вкуснее – Стас может подтвердить. Он еще плавленый сыр достал и сказал, что они едят макароны с сыром, как приличные люди!
Полина два стакана лапши сгрызла, а потом вспомнила, может, баб Тоня уже пришла, и весь третий стакан думала: сказать это Стасу или не надо. С ним веселее, чем с баб Тоней, а когда дедушка в больнице, Полине вообще в нижней квартире не нравится.
Стас свою лапшу на хлеб вывалил и сыром прикрыл – изобрел себе новый бургер. И сквозь лапшу, хлеб и сыр Стас профырчал, что баб Тоня у деда в больнице и придет очень поздно. Полина снова обрадовалась: уроки никто проверять не станет! Жалко, бабушка раньше не догадалась к деду днем ездить, а не вечером!
