Святослав Сахарнов - Путешествие на «Тригле»
Мы сидели на командном пункте и смотрели, к&к на экране телевизора неторопливо перемещаются силуэты наших товарищей.
— Надо им сказать, — пробормотал Павлов.
Он взял телефонную трубку, нажал кнопку вызова и, когда человек на экране тоже поднес к уху трубку, сказал:
— У нас ветер южный, семь баллов. Ожидаем дальнейшего ухудшения погоды. Как себя чувствуете?
Силуэт на экране закивал головой и громко, через динамик, ответил:
— У нас все в порядке.
Павлов кивнул.
— Будьте внимательнее!
Палатку рвануло. Дождь зашумел ровно и сильно. Через минуту он хлестал, как из пожарного рукава.
Грохот волн на берегу превратился в сплошной рев.
Стемнело.
— Надо пойти посмотреть, как лагерь, — сказал Павлов.
— Я с вами.
Мы закутались в плащи и вышли из палатки в темноту.
Ветер подхватил нас. Потоки воды били по лицу, мелкие холодные струи бежали за воротник.
Прикрывая глаза рукой, я посмотрел, где Павлов. Его черная фигура маячила впереди. Павлов размахивал руками и что-то кричал.
Увязая в песке, я направился к нему.
Впереди метались и шумели люди: опрокинуло палатку. Трое парней собирали и прятали под упавший брезент вещи, заново крепили углы. Веревки в их руках извивались, как змеи.
Мы вышли на берег. Море слабо светилось. Было видно, как возникают в темноте волны. Они появлялись, росли и опрокидывались, заливая пляж сияющими потоками.
Под ногами шевелился песок, перемешанный с водой. Он двигался, тек.
В разрыве между тучами показалась луна. Призрачный зеленый свет упал на скалы. Позади нас гудели и надувались парусами палатки. Пробиваясь сквозь рев ветра, откуда-то из-за палаток доносился неясный шум.
— Бежим туда! — крикнул Павлов.
Спотыкаясь и увязая в мокром песке, мы выбежали из городка. Огибая наш лагерь, к морю стремился поток. Неизвестно откуда взявшаяся река рвалась к бухте. С водой мчались ветки, охапки травы, стволы деревьев.
Край берега, на котором я стоял, зашатался. Я отпрыгнул. Подмытый водой берег обрушился, распался на куски и исчез, унесенный течением.
— Может смыть лагерь! — крикнул мне в ухо Павлов.
Мы побрели назад.
Откинув полог, протиснулись внутрь первой палатки.
Голубой экран на пульте управления не горел.
Люди, тесным кружком стоявшие около него, молчали.
— Нет связи с домом, — сказал дежурный, — оборвало все кабели!
ЧТО С ДОМОМ?В эту ночь в лагере никто не спал. Мы сидели на командном пункте и ждали.
Ждали рассвета. Ждали, когда утихнет шторм.
В голову лезли нехорошие мысли. Дом может дернуть или наклонить. От этого выйдут из строя электрические батареи, и люди будут сидеть в кромешной тьме.
От удара может дать трещину корпус, часть воздуха выйдет, и люди окажутся в тесном воздушном пузыре, под самой крышей…
К утру ветер переменился и сбил волну. Ливень прекратился. В воздухе повисла мелкая морось.
Мы вышли из палатки. Поток, бушевавший за лагерем ночью, иссяк. Угасли белые гребни в бухте. Тяжелая, идущая против ветра зыбь лениво катила на берег ровные желтые валы. От глины и песка, принесенных с гор, вода в бухте стала непрозрачной.
Буек с флажком, который стоял над домом, исчез.
— Если бы их сорвало с якоря, дом был бы уже на берегу, — сказал Немцев.
— Не каркай!
Павлов сказал это и стал раздеваться. Он натянул на себя гидрокостюм и нацепил баллоны.
— Я тоже, — сказал Игнатьев.
Ступая пятками вперед, они вошли в воду. Первая же волна отбросила их назад.
Отдуваясь и отплевываясь, они встали, проверили автоматы дыхания — не попал ли песок? — и пошли снова. Их опять опрокинуло.
— Надо не так, — сказал Марлен. — Сейчас вдоль берега идет отбойное течение. Надо найти место, где оно поворачивает в море.
Он набрал кучу палок и стал бросать их в воду.
— Вроде бы тут! — сказал он: палки плыли от берега.
Павлов и Игнатьев, работая изо всех сил ластами, ушли под воду.
Мы уселись на мокрый песок и стали ждать.
Дождь сеял, как из сита. Сквозь его пелену казались призрачными громады входных мысов. Окружающие бухту горы исчезли в серой мгле. Наши плечи медленно, капля за каплей, покрывались пленкой воды.
Прошло полчаса.
— Вижу! — закричал Немцев.
Он вскочил и показал рукой на середину бухты.
Там, то скрываясь, то выходя на гребень волны, маячила черная точка. Рядом с ней появилась вторая.
— Плывут! Оба плывут!
Точки росли. Наконец среди желтых гребней заблестели костюмы и баллоны.
Люди, видно, выбились из сил и не стали искать место, где им лучше выходить. Они плыли прямо на нас.
Огромная волна выросла над их головами, поднялась, понесла их, опрокинула. Пена и песок покрыли тела, уходящая вода потащила обратно.
Несколько человек без команды бросились в воду. До одного аквалангиста удалось добраться. Его ухватили за руки. Следующая волна поднесла второго.
Их вытащили на берег, сняли маски и баллоны.
Павлов и Игнатьев лежали на песке, тяжело дыша. Потом нехотя сели.
— Ну как там? Что в доме? — спросил Марлен.
Мы настороженно ждали.
Павлов поскреб подбородок.
— Пьют растворимый кофе, вот что.
Он выплюнул изо рта песок.
— Кейфуют. Их даже не качнуло. Все-таки двадцать пять метров! А вот видимость под водой — ноль. Муть с берега идет — кругом облака.
— Сейчас они выпустят аварийный буек с антенной, — сказал Игнатьев.
Он сказал это и замолчал. На желтой взгорбленной поверхности бухты уже плясал красный буек. Он торчал из воды, как стручок перца, качался, скрываясь в ложбинах волн, и появлялся вновь.
Со стороны палаток что-то кричал дежурный. Он стоял около палатки № 1 и махал руками.
— Что там случилось? — спросил Павлов.
— Он кричит, что есть связь, — сказал Немцев.
ГОВОРЮ С КИНОШНИКОМНа следующий день погода наладилась. Я ходил между палатками и прощался с водолазами.
Около первой палатки я встретил Киношника.
— До свидания! — сказал я. — Уезжаю.
Он мне очень обрадовался. Выглядел он неважно и был весь какой-то помятый.
— Очень жаль, — сказал он. — Все-таки еще один человек искусства. Мы так с вами и не поговорили. Как ваши дела?
— Так себе. Не рисовалось.
— И у меня хоть плачь. Я не могу уехать отсюда, не сняв какой-нибудь сюжет. Придется снять о недостатках. Должны тут быть какие-нибудь недостатки?
— Почему должны?
Я разозлился и не попрощавшись ушел.
ПРОЩАЮСЬ С МАРЛЕНОМС Марленом мы говорили долго.
— Понимаешь, — сказал он, — звуки животных под водой — это, очевидно, то, к чему я шел всю жизнь. Все остальное, оказывается, было только подготовкой. Разведкой. Ты в разведку ходил?
— Нет.
— Так вот, когда идешь в разведку, всегда знаешь, зачем идешь. Сказано: засечь огневые точки. За ними и охотишься. Или: взять «языка». А в науке, чтобы найти дело, которому стоит посвятить всю жизнь, нужно все время искать. Что я за эти годы не изучил! И стаями рыб занимался, и органами чувств… И вот оно: новое, интересное, настоящее мое дело!
— Счастливый ты!
Марлен промолчал.
— После обеда двину.
— Пешком через горы не хочешь?
— Поеду на мотоцикле до Симферополя, — сказал я. — Хотел было заехать в Севастополь — не получается. Нет времени.
— Знаешь, — сказал Марлен, — когда я был в Севастополе, я пошел на Биологическую станцию, гляжу: у причала шхуна… «Тригла»! Представляешь, она! Списывают. Новый получили катер: мотор двести лошадиных сил, пять кают. Даже радиолокатор есть. В тумане будет ходить, как днем. Кончился век нашей шхуны.
— Она не была шхуной, — сказал я. — Мне пришлось как-то смотреть справочник. У шхуны должно быть не менее двух мачт. Это просто моторный бот.
— Какая разница… Это наша «Тригла».
Марлен помог мне собрать вещи.
После обеда около палатки затарахтел мотоцикл.
С заднего сиденья слез Павлов.
— Как вы на нем ездите? — сказал он. — Ногами за землю цепляешь. На грузовике надо ездить.
Я навьючил на себя рюкзак. Пачку листов с рисунками положил на грудь под рубашку.
— Ну пока! — сказал я.
— Пока! — сказали Павлов и Марлен.
Мотоцикл выстрелил длинной синей струей и вынес нас с Лёсиком на тропу.
— С ветерком прокатить? — крикнул через плечо Лёсик.
— Дава-а-ай!..
Мы мчались по ухабистым крутым подъемам, ныряли в ущелья, неслись мимо выветренных, угрюмых скал.
Наконец прямо передо мной выросла серая громада Эски Кермена. Гора лежала, как погибший броненосец с плоской палубой, зелень стекала с его бортов, черные дыры пещер зияли, как разбитые иллюминаторы.