Георгий Граубин - Полустанок
— Вот еще не было печали, так черти накачали,— чертыхался Генка.— И надо было Кунюше подвернуться под горячую руку.
Надя насупленно молчала.
Дома у Голощаповых нас встретила Кунюшина мать — низенькая, уставшая женщина, с синими разводами под глазами. Кунюша набычась сидел около зыбки и качал сестренку.
Ни слова не говоря, Кунюшина мать открыла сундук и стала выкидывать на пол всякое барахло: плоскогубцы, компас, пенал, самодельную кобуру.
— Выбирайте, что здесь ваше, каждый день ко мне с этим приходят. У всех дети как дети, да и у нас их кроме него семеро, ни об одном худого слова не скажут. А этот... У, ирод,— замахнулась она на Кунюшу полотенцем, — глаза бы мои на тебя не смотрели!
Кунюша еще ниже опустил голову и просительно протянул:
— Ну не надо, мам, перестань.
— Не надо, не надо,— еще пуще завелась мать, — и в кого ты только такой выродился! Вы думаете, он только у людей тащит? Из дому все волокет, никакие замки не спасают. Ложки прятать стала, так его разве это удержит. Варишь суп, а он голой рукой в кипяток шасть, картофину норовит вытащить. Ну, чего глаза лупишь, иди принеси дров!
Кунюша, не поднимая головы, вышел. Генка смущенно кашлянул, Надя поправила на голове платок.
— Нет, он у нас теперь ничего не тащит,— деревянным голосом соврал я, хотя узнал свои плоскогубцы и кобуру Вовки Рогузина. — Мы к вам насчет меховой шапки.
— Так ее уже нет, ее Колька должен был в школу унести. Неужели на что променял ирод?
— Что вы, — пояснил Генка,— мы только хотели узнать, где он ее достал. А так шапка очень даже хорошая, новая.
— Из сундука я ее достала, откуда ж еще, — с достоинством сказала женщина. — Вот из этого, большого. Перед войной самому купила, думала, хоть одну хорошую вещь сносит. Так Колька пристал: отдай да отдай, надо ее в фонд обороны сдать...
— Да уж не подумали ли вы, что и шапка краденая? — накинулась она вдруг на нас. — Неужели бы мы стали дарить чужое бойцам Красной Армии! Как у вас только язык поворачивается! Вот и про Николая говорите «вор, вор», а я уже с осени на него жалоб не слышу, это добро с лета валяется. Говори человеку без конца, что он свинья, и он хрюкать начнет. Тоже мне, товарищи распрекрасные: нет, чтобы его в хорошую компанию взять, так вы только и знаете, шпынять его. Такого работящего, как Николай, еще поискать надо: он и за дровами, он и за водой, а вы «вор, вор»!
Колькина мать прижала полотенце к глазам, а Надя вдруг просветлела и с нескрываемым торжеством посмотрела на нас.
ВСТРЕЧА С ОТЦОМ
Выйдя от Кольки, мы, не глядя друг на друга, распрощались и разбрелись кто куда. Я отправился домой. Чтобы попасть на свою сторону, пришлось обогнуть воинский эшелон: паровоз набирал воду. Было уже темно, и в приоткрытые двери теплушек виднелись раскаленные докрасна печки. На противоположной стене вагонов тускло посвечивали фонари. На тормозных площадках стояли закутанные в тулупы часовые, на тендере матово поблескивали пулеметные стволы. Мимо меня с котелком в руках пробегал красноармеец.
— Какая станция, мальчик?— спросил он. Услышав название, громко засмеялся:
— Клюка, это еще куда ни шло, а я вот бывал на станции Костыль!
Мне тоже стало смешно. «Надо сказать Рогузину»,— подумал я про себя.
Было очень морозно, и от паровоза поднимались белые клубы пара. За дверями теплушек о чем-то негромко переговаривались бойцы.
«И отец вот так когда-то проедет,— подумал я, плотнее запахиваясь в пальто.— Вот бы увидеть!»
Перешагнув порог дома, я так и остолбенел. Около кухонного стола, распахнув полушубок, сидел на табурете отец и маленькими глотками прихлебывал чай! Около него, заглядывая в глаза, стоял Шурка и примерял шапку-ушанку с большой красной звездой. Мать, радостная, возбужденная, хлопотала около стола.
— Хорошо, сынок, что ты появился. А я уж думал, что не дождусь, — поднялся отец навстречу. Он поздоровался со мной за руку, как с большим, и пристально посмотрел в глаза.
— На фронт еду, к счастью, поезд остановился...
В это время настойчиво загудел паровоз.
Мать встрепенулась, прильнула к отцу.
— Ничего, ничего, за нас не беспокойся, у нас все хорошо. Всякие трудности бывали, и эти переживем. Воюйте, как следует, а с хозяйством мы управимся.
Отец торопливо застегнул полушубок и надел шапку.
— Папа, а если я с тобой до Черемуховой доеду, там толкача прицепляют. Переночую в интернате у Славки, а утром пригородным приеду? — залпом выпалил я. — Мне и собираться не надо, я уже одетый.
— Право, не знаю, — растерялся отец. Но мать под толкнула меня в спину и торопливо сказала:
— Езжай, езжай, чего тут раздумывать. Хоть за меня с отцом наговоришься!
Отец трижды поцеловал мать, Шурку и крикнул с порога:
— Как только приеду, сразу же отпишу! До свидания, до встречи!
Поезд уже стал набирать ход, когда мы подбежали к большому коричневому пульману.
— Товарищ лейтенант, можно мне взять до соседней станции сынишку? — крикнул отец в темноту вагона.
— Давай, давай, — раздался оттуда басовитый голос. — А мы тут, грешным делом, было подумали, что и ты отстал.
Чьи-то руки подхватили меня и втащили в вагон. Следом запрыгнул отец.
— А что, Коломеец разве еще не нашелся? Может, он по ошибке сел в чужой вагон?— спросил отец, отдышавшись.
— Вряд ли,— ответил все тот же с хрипотцей бас. Голос мне показался знакомым, но я не мог вспомнить, где я его слышал. — По всему эшелону сделали перекличку, нет его — как ветром сдуло.
— Может, просто отстал, еще нагонит в пути.
— Как бы не так. Перерыли весь вагон, ни рюкзака, ни оружия не нашли. Дезертировал Коломеец, факт. Комендант говорит, что такие случаи уже бывали.
Говоривший открыл дверцу буржуйки, подкинул щепы, и вагон осветился красным, колеблющимся светом.
— Иван Андреевич? — недоверчиво тронул я его за рукав полушубка. — Это вы, да?
— Васька? — не меньше моего удивился Иван Андреевич. — Ну и ну, бывают же такие встречи. Скажи — не поверят. А я вот на фронт еду, будем с твоим отцом колошматить немцев. Шов еще не разодрал, с крыши больше не прыгал? Мою голову Яков Андреевич так починил, что теперь ни одна пуля не прошибет.
Бойцы с интересом прислушивались к нашему разговору. Колеса мирно постукивали, вагон подергивало и качало.
— Как там житуха теперь, сынок? — придвинувшись, осторожно спросил пожилой, рябоватый боец с прокуренными усами. — Говорят, на голодном пайке сидите?
— Не, чего там, паек дают, — как можно солидней ответил я. — С махоркой вот туговато, а так ничего.
Все вокруг засмеялись, а молоденький боец уточнил:
— Значит, с махоркой в школе туговато, а с выпивкой как?
— Да я не про себя, — краснея, отодвинулся я от печки.— Это в магазине всегда спрашивают, когда будет махорка. Про другое не говорят... А ты, папа, опять в разведке будешь служить, да? — попытался я переменить разговор.
Отец когда-то часто рассказывал, как он воевал в партизанской разведке.
— Твой отец теперь переквалифицировался, — ответил за него Иван Андреевич. — Он у нас командир пулеметного расчета. Видел? И Иван Андреевич выкатил из-под нар станковый пулемет.
— Помнишь, ты рассказывал про игрушечную войну? В народе говорят: «Если дети начинают играть в войну, жди настоящей». Так оно и случилось... Ну, а настроение как у людей, что говорят о войне, о победе?
Мне было неловко оттого, что я оказался в центре внимания. Но отец слегка подтолкнул локтем:
— Ты рассказывай, рассказывай, не стесняйся. Мы полгода в степях стояли, с людьми не виделись.
— Настроение боевое, — начал было я, как ка политинформации. Но, увидев укоризненный взгляд отца, поправился:
— Всяко люди живут, кто как. Картошка вот нынче не уродилась, а так бы все ничего. Сегодня мы теплые вещи собирали для фронта. Так почти все последнее отдавали...
— Молодцы, правильно действуете,— похвалил высокий сутуловатый боец. — Теперь вы вообще должны заменить нас в тылу. Читал в газете письмо пионеров из Татарии? — Он расстегнул планшетку и протянул сложенную в несколько раз газету. — Возьми вот, прочитай в школе.
— И пусть ответное письмо напишут в Татарию, товарищ политрук, — предложил кто-то.
— Это они сообразят, не маленькие. Ну, а войны с Японией не боитесь?
— У нас дед Лапин к ней готовится. Каждый день чистит свою берданку.
— Вот это дед, всем дедам дед,— весело зашумели бойцы, когда я рассказал им про Хрусталика.— Уж если вы хлопочете для победы да Хрусталики оружие чистят, тогда япошкам несдобровать!
Поезд замедлил ход, паровоз требовательно загудел.
— Приехали, — погрустнел отец, когда поезд дернулся и затих. — Управляйтесь тут без отцов. Вы теперь быстро должны взрослеть. — И, развязав рюкзак, вытащил две банки консервов.
