Георгий Кублицкий - По материкам и океанам
Кстати сказать, Гончаров вообще терпеть не мог громких фраз, преувеличенных восторгов и торжественных речей. Всю жизнь он избегал парадных обедов, юбилеев, и когда однажды его собрались было чествовать, он пообещал удрать куда глаза глядят и оставить собравшихся без «виновника торжества».
И знали ли люди, упрекавшие Гончарова в том, что он не увидел «поэзии бури», о последствиях шторма у мыса Доброй Надежды? А ведь на фрегате после этого в десятках мест началась течь. Надводные части его корпуса расшатались настолько, что пришлось изменить маршрут и идти не прямо через океан, а со стоянками в попутных портах. Сырость и плесень в каютах, появившиеся после шторма, вызвали тропические болезни, и долго еще жизнь на корабле не могла войти в привычную колею.
Плавание фрегата в Индийском океане продолжалось месяц. На этот раз после пересечения южного тропика корабль вступил отнюдь не в безмятежное царство вечного лета и голубого неба. Тропики бывают разные. Ветры чередовались здесь с ливнями, когда тяжелые потоки воды низвергались вдруг с потемневшего неба.
Настоящая тропическая жара встретила «Палладу» уже недалеко от Зондского пролива, к которому направлялся корабль. Не приносили прохлады даже ночи, когда небо млело от жары и яркие метеоры чертили по нему свой след.
Однажды на рассвете раздалась команда:
— Зарядить пушку ядром!
Недалеко от корабля в море двигался какой-то черный крутящийся столб. С неба, из облака, тянулась к нему узкая полоса.
— Готова ли пушка? — крикнул вахтенный офицер, наблюдая за приближением зловещего столба.
Но тут столб рассыпался, растаял. Это был смерч — явление, свойственное и песчаным пустыням и океанским просторам. Он образуется при быстром вихревом движении вверх сильно нагретого воздуха. Эта крутящаяся воздушная воронка захватывает с собой песок или воду.
Иногда смерч движется медленно, иногда — со скоростью поезда. Корабли стараются избегнуть встречи со смерчем; если же судну нельзя свернуть в сторону, то судовые артиллеристы бьют по водяному столбу из пушек, и он падает, рассыпается, проливаясь обильным дождем.
Но вот и Зондский пролив, вот и гавань на острове Ява, где берег окаймлен кокосовыми пальмами, а дальше начинаются девственные леса, ночами горящие миллионами бледнозеленых огней: то светятся насекомые.
А после Явы — Сингапур, маленький островок у южной оконечности Малаккского полуострова, где шумит большой порт и где среди торговых судов скрываются пираты южных морей. Здесь писатель попадает в царство вечного, беспощадно знойного лета. Его глаз, привыкший к необозримым полям ржи, видит сахарный тростник и рис, рощи бананов, кокосовые пальмы, ананасы. Он — на родине перца, пряных кореньев, слонов, тигров, змей…
Но Сингапур Гончаров оставил без сожаления и признавался, что если когда-либо возвратится туда, то сделает это без удовольствия. Немало огорчений принесла ему лихорадка, которой он заболел в Сингапуре: дел — множество, записи в путевом журнале отстают от событий, а тут валяйся на постели…
Больного навещали Посьет, капитан Унковский и тринадцатилетний сын знаменитого открывателя Антарктиды, адмирала Михаила Петровича Лазарева. Гончаров был застенчив и не скоро сходился с людьми. Молчаливый в большом обществе, он оживлялся в кружке друзей. Унковский, ученик Лазарева, был отличным моряком; Посьет, лишь немного уступая ему в знании моря, отличался отзывчивостью к людям и во многом разделял взгляды Гончарова. Что касается Миши Лазарева, плававшего на фрегате юнкером, то он был страстным музыкантом, и Гончаров любил слушать его игру на фортепьяно.
Трудно складывались у Гончарова отношения с адмиралом Путятиным. Это был религиозный ханжа, замучивший команду богослужениями. На каждой стоянке «Палладу» навещали всевозможные миссионеры, монахи, пасторы, и Гончаров жаловался, что корабль «одолели попы».
Набожность уживалась у Путятина с вспышками дикого самодурства. Так, однажды адмирал приказал свистать всех наверх, для того чтобы изловить и выбросить за борт шаловливую обезьянку Яшку, которая осмелилась запустить лапу в адмиральские волосы. Нелегко было служить секретарем у такого человека.
В середине июня 1853 года «Паллада» появилась на рейде Гонконга. Этот островок, где, казалось, не было ничего, кроме песка и камня, стал очень важным перекрестком морских дорог. Англия вынудила Китай уступить ей Гонконг. Китайцам, по выражению Гончарова, и не грезилось, «во что превратят камень рыжие варвары. Еще менее грезилось, что они же, китайцы, своими руками и на свою шею будут обтесывать эти камни, складывать в стены, в брустверы, ставить пушки».
Едва фрегат покинул Гонконг, как стали чувствоваться какие-то перемены: то проносились черные облака, то налетал кратковременный шквал. В ночь на 9 июля, когда «Паллада» вышла уже в Тихий океан, погода стала портиться. Зловещая багряная заря потухла на небе. Подул ветер, который крепчал с каждой минутой. Приближался тайфун — страшный ураган восточных морей.
В два часа ночи, кроме вахтенных матросов, были вызваны на палубу и подвахтенные. Надо было брать рифы — уменьшать площадь парусов. На рассвете взяли последний риф. Теперь на палубе находилась уже вся команда корабля. Никто и не думал о сне.
Ветер срывал вершины волн и носил над океаном облака фосфорически светящейся водяной пыли. Фрегат то падал в бездну, то вздымался над волнами. Трещали шлюпки, вода перекатывалась через борт, горизонт скрылся в серой пыли. Небо стало совсем черным. А барометр продолжал падать…
Матросы крепили орудия, чтобы их не смыло за борт. Боковая качка стала невыносимой, люди едва держались на ногах; от страшного напряжения лопались снасти.
К вечеру рев урагана заглушал уже все звуки. Тайфун рвал в клочья последние паруса. Уже сутки матросы не отходили от помп, отливая воду. Но самое худшее было впереди.
В семь часов вечера разнесся тревожный слух: зашаталась, грозя рухнуть, огромная, весившая сотни пудов, грот-мачта. Если бы это случилось — гибель корабля стала бы почти неизбежной.
Гончаров был наверху, когда командир вызвал добровольцев крепить мачту. Лейтенант Савич и большая группа матросов тотчас же бросились к вантам, чтобы с помощью блоков и канатов сделать дополнительное крепление.
Савич, выпачканный, оборванный, с сияющими глазами, летал повсюду. Матросы, облепившие ванты, крутившие веревки и стучавшие деревянными молотками на страшной высоте, под порывами урагана, снизу казались не больше мух. Тяжелый крюк сорвался и раздробил голову одному из смельчаков. Хлынула кровь, тотчас смытая волной. Другие застучали молотками еще торопливее. Мачта, только что гнувшаяся, словно трость, стала тверже, прямее.
Тридцать часов буйствовал тайфун, а потом внезапно наступил штиль. Сколько добра было подмочено, перебито, испорчено! Выбросили за борт часть сухарей; опреснитель капризничал, и люди пили противную на вкус воду из запасной цистерны. А тут еще сырость, удушающие испарения…
Гончаров серьезно занемог. Опасное заболевание ноги снова уложило его в постель. Когда же успеет он наверстать потерянное время? Неужели придется рассказывать о виденном и пережитом устно, так и не написав ничего, достойного внимания читателей? То, что сделано — заметки в записной книжке, наброски, — кажется ему не стоящим печати, никуда не годным…
9 августа, после десятимесячного плавания, «Паллада» и присоединившиеся к ней на островах Бони-Сима три русских судна достигли берегов Японии, о которой в 60-х годах прошлого столетия в Европе ходили самые фантастические слухи.
На русскую флотилию вскоре явились японцы, и начались бесчисленные вопросы и расспросы: кто? откуда? сколько матросов? сколько офицеров? — и так до бесконечности…
Дни тянулись за днями, а японцы, не пуская моряков на берег, приезжали на корабль всё с новыми и новыми вопросами. Так минул август, начался сентябрь. Наконец на тысячи вопросов отвечено, все подробности церемонии при приеме русских японским губернатором оговорены. Моряки отправились на берег в Нагасаки, которого с рейда не было видно. Показалась тесная куча невзрачных домов.
— Где же город? — спрашивали моряки.
— Да вот он, — отвечали японцы.
Значит, куча серых домишек — это и есть Нагасаки!
Прием у губернатора, долгий и нудный, оказался к тому же и бесплодным. Губернатор взял письмо о торговле между Россией и Японией, переданное по поручению русского правительства, но, еще не зная его содержания,
* * *Здесь утерян лист…
* * *обо всем поточнее. Гончаров был вызван туда же. Он сел на купеческую шхуну.
Вечером, когда стемнело, со шхуны увидели, как вдали зловеще обозначилось багровое зарево. Показалось пламя пожара, мелькали вспышки выстрелов. В Шанхае шло сражение. Войска империалистов пытались поджечь город.
