Генрих Книжник - Петька
— Витьку — можно, — сказал Петька, но сам подумал, что Нинка права, что маленьким камушком, пожалуй, можно, а кирпичом — нельзя.
Под самым скатом крыши лежали длинные жерди, одна даже с развилкой на конце. На полу, на табуретках, жердях, кирпичах — на всём толстым слоем лежала пыль. Пыль танцевала и в солнечном столбе, падающем от оконца, напротив чердачной двери. Осторожно ступая, Петька подошёл к нему и толкнул раму. Петли заскрипели, и оконце туго растворилось. Вдоль чердака потянул слабый ветерок, осушая влажную от духоты кожу.
«Хорошо тут, — подумал Петька. — Из окна видно всё, как из наблюдательного пункта, Витьку заранее увидим, лестницу втащим — и отбиваться не нужно, ему сюда ни за что не залезть».
— Еды сюда надо будет натаскать, — сказал Борька.
— И посуду, — подхватила Нинка. — У меня кукольная посуда есть.
— Настоящую надо, — сказал Борька, — из кукольной и Нюську не накормишь.
— А настоящую хватятся, — возразила Нинка, — спросят, где. А не скажешь — значит, украл.
— Ничего не украл. Если я в доме живу, значит, и моя посуда в нём есть, — ответил Борька. — Если я дома еду беру, то ведь не украл?
Спор становился интересным, и Петька отвернулся от окна, чтобы вставить своё слово, а когда повернулся опять, Витька уже шёл по двору и смотрел наверх, на чердачное окно. Встретившись с Петькой глазами, он улыбнулся нехорошей своей улыбкой и сказал:
— Что же в гости не зовёте? Ну ничего, я не гордый, я сам приду.
Он метнулся за угол дома и исчез из виду.
— Витька!.. — сказал Петька почему-то шёпотом, повернувшись к Борьке с Нинкой. — Он, кажется, сюда залезть хочет. — И вдруг, сообразив, заорал: — Лестницу! Скорее!
Они кинулись ко входу, перепрыгивая через балки, но было поздно. Витька уже лез по лестнице вверх. У Петьки ослабели ноги, и ему захотелось сесть на пол.
— Всё, Борька, — прошептал он. — Конец. Отсюда не убежать.
— Помогай давай, — отозвался Борька сиплым от напряжения голосом. Он тащил длинную жердь, ту, с развилкой на конце, что лежала под скатом крыши. Когда он успел найти и схватить её — было выше Петькиного разумения.
— Скорей! — прохрипел Борька, и Петька ухватился за жердь. За дальний её конец уцепилась Нинка. Втроём они упёрли её развилкой в верхнюю ступеньку и разом навалились. Лестница стала отходить всё дальше от стены, качнулась и, ускоряя бег, грянулась о землю. Петьке даже показалось, что дом дрогнул. Он выглянул из двери: Витька, по-видимому, успел спрыгнуть, потому что не валялся в пыли, а стоял на ногах и смотрел на лежавшую лестницу. Потом он поднял глаза и усмехнулся.
— Нехорошо, — сказал он, — негостеприимно. Ухожу обиженный. А вы там посидите. До вечера, пока тётка с дядькой с работы не придут. А пить-есть захотите — крикните погромче, я принесу. Пока.
Витька помахал рукой и зашёл за угол дома. Петька побежал к окошку посмотреть, действительно ли уходит Витька, не спрячется ли он во дворе. Витька ушёл, не оглядываясь. Хлопнула калитка.
— Гад! — сказал Борька. — Как теперь слезать?
— Посидим, — сказал Петька. — Дядька Василий придёт, лестницу поставит.
— Ага, — сказал Борька, — а если мать позовёт?
— Пить хочу, — пискнула Нинка. — Водички хочу холодненькой…
И Петьке сразу захотелось пить. Перед глазами возникло ведро с водой из колодца: мокрое, прохладное, с кружащейся в нём соринкой. В окно как раз был виден колодец. Из лужицы возле него, вздрагивая и озираясь, пила кошка. Петька не мог оторвать от неё глаз. Вот она напилась, облизнулась и пошла к забору. И Петька почувствовал, что ненавидит её всей душой. «Этого ещё не хватало, — подумал он, — кошка-то чем виновата?»
— Осаждённым в крепости всегда приходится терпеть разные мучения, — неуверенно сказал он.
— Борька! Домой. Мне пора!.. — донеслось вдруг с Борькиного двора.
— Слезать надо, — сказал Борька.
— Верёвки здесь нет? Можно было бы по ней слезть, — сказала Нинка.
— Ты умеешь? — спросил Борька.
— Не-а. Вы с Петей сначала меня спустите, а потом сами слезете.
— Ишь ты, какая ловкая! Нашлась принцесса.
— Я женщина, и вы должны меня спасать первую.
— Это когда тонут, а мы не на море.
— Всё равно, — вступил в разговор Петька. — Женщин и детей всегда полагается спасать первыми. А она женщина и моложе нас.
— Всё равно верёвки-то нет, — ответил Борька.
— Можно одежду разорвать на ленты и связать, вот и получится верёвка. Узники из заключения всегда так убегают, я читал.
— Во-во, — согласился Борька, — с твоих штанов и начнём.
— Надо было Витьку камнем треснуть, а лестницу не трогать, — сказала Нинка.
И вдруг Петьку осенило.
— Не надо никакой верёвки, — сказал он. — По жерди спустимся. Её как раз до земли хватит. Мы по ней съедем, как пожарные или три мушкетёра. Я по телику видел.
* * *Пыхтя и оступаясь, они спустили тяжёлую жердь вниз и прочно упёрли развилкой в землю, чтобы не сдвинулась, не заскользила, когда по ней будут спускаться.
— Женщину первую? — спросил Борька.
— Фигушки! — ответила Нинка.
— Давай ты первый, Борька, — сказал Петька. — Тебе нужнее всех.
Борька крепко взялся за жердь двумя руками, медленно перенёс через порог сначала одну ногу, потом другую и повис. Лицо его потемнело от напряжения. Петька и Нинка затаили дыхание. Потом он обхватил жердь ногами и медленно съехал вниз, выпрямляя руки, быстро перехватил жердь руками и съехал пониже. Потом ещё раз, ещё. Всё быстрее и увереннее спускался Борька. Где-то на середине он задержался, поёрзал всем телом и снова поехал вниз.
— Ты чего? — спросил Петька.
— Сучок, — ответил Борька и спрыгнул на землю. — Всё. Теперь ты.
Петька глянул вниз: похоже, что земля стала дальше, с тех пор как спустился Борька.
— Борька, быстрей! — донеслось из-за забора.
— Лезь скорее, — сказал Борька. — Мне бежать пора.
— Лестницу приставь! — крикнул ему Петька.
— Тяжела больно, одному не поднять. Да ты не бойся, тут невысоко.
Деваться было некуда. Петька зажмурился, лёг на живот, ухватился руками за жердь и стал ногой нащупывать её за порогом. Мимоходом подумалось, что почему-то совсем не хочется пить. Сопя от натуги, он болтал ногой в воздухе. Наконец жердь нашлась, но совсем не там, где, казалось, должна была находиться.
«Как же — невысоко, — думал Петька, елозя животом по порогу и не решаясь вынести наружу вторую ногу. — Это не с верхней полки в вагоне… Тут осторожно надо… Сам небось…» Что «сам» — он додумать не успел, потому что услышал совершенно перепуганный, совершенно родной, совершенно непонятно откуда взявшийся здесь голос:
— Боже мой! Что тут происходит? Петя?! Сейчас же прекрати!
Подстёгнутый не сознанием, а инстинктом, Петька влетел обратно на чердак и оттуда ошеломленно уставился вниз. Да, это была мама. Со своей абсолютно знакомой Петьке индийской кожаной сумкой, в незнакомой цветастой шляпке, в лёгком платье, она стояла посреди двора и смотрела на него расширенными от ужаса глазами.
— Мама! — завопил Петька и рванулся к жерди.
— Назад! — взвизгнула мама и топнула ногой. — Отойди от двери! Сейчас же сядь на пол, а то упадёшь! Как ты туда попал?!
— По лестнице, — машинально ответил Петька.
— По какой лестнице? Где она?! Сейчас же давай её сюда! — бушевала внизу мама.
— Вот она, — показал Борька. — Мы её отпихнули, чтобы к нам Витька не залез.
— Что?! Какой Витька?! А кто ты такой? Как можно лазить по такой лестнице, с неё же можно упасть?! Надо позвать взрослых, чтобы они сняли его оттуда. У вас тут есть пожарные?
Жаркая волна ударила в лицо Петьке.
— Мама! — взревел он и, сам не понимая как, очутился на жерди. Он не помнил, как съезжал по ней, не чувствовал ни рук, ни ног, ни сучка, проехавшего по животу, и очнулся только тогда, когда уже стоял на земле. Мама была белой как простыня и держалась за сердце.
— Петя! — только и смогла прошептать она.
Петька молча прижался к ней.
* * *Потом они вместе с мамой приставили лестницу. Мама взобралась по ней до середины, где встретила Нинку, и, держа её за руку, медленно и неудобно спустилась с ней на землю. Нинка не вырывалась, хотя Петька видел, что ей страшновато слезать по лестнице, держась только одной рукой. И он был благодарен Нинке за деликатность.
Положить жердь на место, под скат крыши, мама запретила.
— Придёт Василий и сделает это сам, — сказала она таким голосом, что Петька тут же замолк, а Нинка незаметно исчезла со двора. Борька смотался ещё раньше.
Потом мама мыла Петьку, мазала ему йодом царапину на животе, дула на неё и охала. Когда она увидела ссадины на локте и колене, у неё поджались губы. Петьке был хорошо знаком этот признак, и он затих. Молча он дал переодеть себя, причесать, заклеить царапину пластырем, без звука надел носки и панаму. Потом он так же молча съел две куриные котлеты, пирожные и выпил наконец из термоса холодного клюквенного морса. Он знал, что, когда он ест, мама добреет. Допив морс, он искоса поглядел на маму и решился заговорить.
