Александр Власов - Трудный вопрос
— Учись считать — два!
— Я и сказал — два! — возмутился Витька. — Я сказал — два, как один, а не просто один!
— Правильно сказал! — подтвердил Мика, а Ника растопырил пальцы и показал пятерню Валерке.
— Сколько?
— Пять.
Ника сжал пальцы в кулак.
— А теперь?
— Один.
— Как один! — поправил Валерку Мика. — Так и мы.
Маша все еще стояла у дверей. Борис легонько подтолкнул ее.
— Проходи, садись.
— А мы вам не помешаем?
В комнату опять заглянула бабушка — Борису приказала освободить стол, Машу увела с собой. Через несколько минут стол в комнате был накрыт. В центре, на большой тарелке, высилась горка румяных блинов. Над ними курился ароматный парок. Машины братья первыми заняли места.
— А вилки? — бесцеремонно напомнил Витька.
— А вы по-простому, по старинке, — ответила бабушка, обращаясь не столько к Витьке, сколько ко всем остальным. — Оно, конечно, нынче и арбуз без вилок не едят, а только блин железа не любит… Я и салфеточки припасла.
— Руками, значит? — обрадовался Валерка.
— Если чистые…
— Ура-а-а! — прокричал Витька и потянулся за блином.
Маша быстро вошла в роль хозяйки стола — подкладывала кому сметаны, кому меду. Сама она ела мало. Больше смотрела на братьев, на друзей и долго не решалась высказать свое желание. Когда горка блинов заметно поубавилась, она разнесла чай и только тогда сказала:
— Я так люблю, когда вместе… Почаще бы и чтоб все-все!.. За одним столом!.. Когда мама совсем поправится, мы с ней напечем тысячу блинов — на весь отряд — и позовем всех в гости!
— Только этого не зови! — возразил Валерка.
— Интересно, кого? — спросил Мика.
— Ну, этого, которого мы с Витькой в парке видели.
— Идет с рыжей, — добавил Витька, — и разговаривать не хочет! Мы — к нему, а он — какое вам дело! И еще отворачивается!
— Грачев, что ли, с Мариной? — догадался Ника. — Значит, не позовешь их в гости?
— Ее можно, а его — нетушки!
— Гришу Грачева?.. Не позовем? — воскликнула Маша. — И не стыдно вам!
— Нечего нас стыдить! — пробурчал Борис. — А если еще и Авдеев у тебя будет, тогда меня не жди!
Маша огорченно захлопала большими серыми глазами.
— А мне так хотелось, чтоб все… Андрей ведь честно сознался… Он никогда больше не будет! А Гриша… — Она строго взглянула на Витьку и Валерку. — У него, может, зубы болели, а вы!
Арбузовы засмеялись.
— Забавная ты! — сказал Мика.
— Видишь не то, что есть, а что самой хочется! — заметил Ника.
— У тебя все хорошие! — добавил Борис.
— А разве нет? — воскликнула Маша. — Бывает, конечно, но плохое всегда проходит, а хорошее остается… Это — как болезнь: уйдет — и хорошо станет.
— Хорошо станет, когда они съедят друг друга! — повторил Мика слова, которые уже говорил Борису.
Маша еще больше огорчилась.
— Мальчики! Дорогие! Не надо так. Нам с Витей и Валериком так трудно было! А кто помог? Отряд!.. Школа новая, никто меня не знал, и все равно помогли — как что, Бориса присылали!
Ника хотел возразить, но Борис незаметно мотнул головой, и братья Арбузовы не стали разочаровывать Машу.
Часов в семь гости вышли во двор. Борис спустился вниз, чтобы проводить их. Сначала довели до лестницы семью Агеевых. Машина мама поцеловала Бориса в лоб.
— Заходи к нам почаще… И вы тоже обязательно приходите! — сказала она братьям Арбузовым.
Витька с Валеркой по-взрослому пожали мальчишкам руки, а Маша, прощаясь, попросила Бориса:
— Узнай, пожалуйста, у бабушки: сколько муки на сто блинов надо?
Мальчишки остались одни.
— Не дура, а… — произнес Мика.
— А как дура! — закончил за него Ника.
— Я ей то же самое говорю, — отозвался Борис. — Только она совсем не дура! У нее голова так устроена — плохого понять не может.
Со двора была видна школа. Там еще горел свет в нескольких окнах. Художники из совета дружины, закончив сводку сбора макулатуры, вместе с Виктором Петровичем вывешивали ее на доске объявлений.
Мимо проходил Глеб Николаевич. У него было правило — не брать домой тетради с контрольными работами. Он проверял их в школе и поэтому засиделся в учительской.
— По-здравляю вас! — с заметной лишь Глебу Николаевичу запинкой произнес Виктор Петрович. — Ваши воспитанники опять в передовики вышли! Совет дружины предлагает назвать отряд правофланговым.
Глеб Николаевич остановился, изучил сводку.
— Оч-чень приятно! — с такой же запинкой ответил он.
Эти приметные только им двоим запинки были как бы выражением все той же раздвоенности в отношении к воспитанникам Глеба Николаевича. Оба знали, что в коллективе, который лихорадит, в котором что-то не ладится, плохо идет любая работа. 6-й «А» был исключением. Все внешние показатели говорили о полном благополучии. И успеваемость оставалась в норме, и дисциплина не хромала. Теперь и сводка свидетельствовала о том, что ребята старались от души. А между тем в классе было беспокойно.
Когда художники, вывесив сводку, ушли, Виктор Петрович спросил:
— Вам не кажется, что нам пора вмешаться?
— Поднять палатку? — улыбнулся Глеб Николаевич и рассказал случай из своей юности, когда он тоже был вожатым и ходил с ребятами в туристские походы.
Как-то вечером упала одна палатка. То ли ветер надавил на нее, то ли слабо укрепили растяжки — неизвестно. Только она вдруг осела и накрыла десяток мальчишек. Подбежали встревоженные вожатые. Под брезентом что-то шуршало, покрикивало, повизгивало, выпячивалось. Всем стало жутковато от этого прикрытого брезентом движения. Вожатые торопливо приподняли полы палатки и увидели целых и невредимых, веселых, расшалившихся мальчишек.
— Расшалившихся! — с ударением произнёс Виктор Петрович. — А у нас?.. Драка, проткнутая шина! Это не шалости… Хотя сравнение с палаткой удачное: опустилась она на отряд, и мы не видим, не знаем, что там происходит. Не пора ли все-таки приподнять палатку?
— Не думаю! — возразил Глеб Николаевич. — Есть в классе сильное здоровое ядро. Оно все чаще дает себя знать. Пусть ребята сами поучатся крепко ставить палатки…
РАБОЧИЕ БУДНИ
Как-то утром еще до начала уроков Гриша пришел к Виктору Петровичу в пионерскую комнату.
— Подпишите, пожалуйста.
Он положил перед старшим пионервожатым лист из тетрадки. Виктор Петрович внимательно прочитал письмо, адресованное в дирекцию музея Исаакиевского собора. В письме была изложена просьба разрешить пионерам подняться на вышку собора до его открытия.
Сколько ни думал Виктор Петрович, ему не удалось догадаться, чем вызвана такая просьба.
— Загадка! — произнес он, вопросительно взглянув на Гришу.
— Солнце в конце декабря встает около девяти.
Виктор Петрович поднял обе руки.
— Сдаюсь! — Он тут же подписал письмо. — Хорошо придумали!.. Может быть, лучше мне съездить за разрешением?
— Что вы! У вас столько работы!.. Да вы не бойтесь — мне не откажут!
— Верю!
Виктор Петрович действительно верил, что этому настойчивому, пробивному пареньку не откажут. Ведь надо же додуматься — посмотреть на восход с собора! Что ни говори, а Грачеву не откажешь в изобретательности. Те же ящики для прочитанных газет чего стоят!
Подумав о ящиках, Виктор Петрович вспомнил, что городской штаб пионерской организации начинает кампанию по сбору металлолома на строительство сухогруза — большого морского судна. Об этом еще предстоял разговор со школьным активом, но Виктор Петрович воспользовался приходом Гриши и рассказал ему о пионерском сухогрузе и о металле, который нужно собрать.
— Мой отряд сзади не останется, — буднично ответил Гриша. — Только вы что-то плохо к нам относитесь.
— Я? Откуда такой мрачный вывод? — пошутил Виктор Петрович, пытаясь скрыть замешательство. Он никак не ожидал, что Гриша заговорит так откровенно. — Я стараюсь ко всем относиться объективно.
— Стараетесь, а сами против, чтобы нас назвали правофланговыми. Совет дружины — за, а вы — против!
— Тогда садись! — серьезно сказал Виктор Петрович. — Поговорим… Вот скажи, почему совет дружины предлагает присвоить вашему отряду звание правофлангового?
— А как же? — Гриша начал загибать пальцы на левой руке. — Отстающих у нас нет — это раз. Подписку провели на сто процентов — два. Макулатура — сами видели! Хоккейная команда, культпоходы…
— Подожди, подожди! — прервал его Виктор Петрович. — Ты смешал в одну кучу — и успеваемость, и хоккей, и макулатуру… Мне бы хотелось услышать другое… Что в твоем отряде хорошо живется ребятам… Легко дышится… Что вы заботитесь друг о друге… Что радушие и благожелательность — ваш закон…
— Понятно! — сказал Гриша таким тоном, что Виктору Петровичу не захотелось продолжать. — Это понятно! — повторил Гриша. — Но скажите… Допустим, есть такой отряд — и радушие в нем, и забота, а только с макулатурой у них плохо, с металлоломом отстают… Вы такой отряд правофланговым сделаете?
